Уильям Вулфолк - Кино для взрослых. Плутовка
— Не переусердствуй по части художественности, Фрэнк. Зачем отвлекать потребителя от того, за что он, собственно, и платит деньги?
Покидая вместе с Мердоком его кабинет, Пол предложил зайти выпить.
— Вынужден отказаться. Я сижу на тонике с лимоном.
— Тогда, может, как-нибудь пообедаем вместе? Я бы с удовольствием поговорил о вашем творчестве.
— Я не любитель ворошить старое. Будущее — вот что меня волнует. Кстати, я говорил серьезно: мне понравилась ваша сценарная разработка. Там есть нечто такое, что поднимает ее над общим уровнем. Уверен — мы сработаемся.
— Спасибо. Неужели вы будете сами ставить все эпизоды?
— Естественно.
— Это отнимет много времени.
Мердок усмехнулся.
— Если вы хотите знать, не помешает ли это моей работе над каким-нибудь художественным фильмом, — так нет. Не помешает. Голливуд — город теней. Я давно подумывал об этом новом бизнесе. Снял пару видеороликов — правда, просветительского характера.
— Это совсем другое.
— Разница не столь велика, как вам кажется, особенно в технологии. Зато аудитория — гораздо шире. Естественно. Людям не нужно прививать интерес к сексу.
— Убежден — миллионы кинозрителей ждут от вас новой картины типа «Бала теней».
— Я бы не поручился. Кассовый успех этой ленты был весьма скромным.
Они остановились у входа в кабинет Пола.
— Позвольте в двух словах рассказать вам правдивую историю, — сказал Мердок. — Это случилось со мной. Я начинал как простой монтажер, потом получил возможность снять дешевую ленту. Она принесла кое-какую прибыль…
— «Орлиное гнездо»?
— Точно. Это было много лет назад. К тому времени, как я приступил к работе над «Балом теней», я уже был кумиром интеллигенции, но голливудские магнаты по-прежнему воротили от меня нос. «Страна моя!» практически не принесла барышей.
— И тем не менее это шедевр. Из тех, что раздвигают горизонты.
— Возможно. Он действительно имел успех у передовой части общества. Но, сказать по правде, я сам понимал далеко не все, что они писали.
— Ни за что не поверю.
— Я — профессиональный кинорежиссер и работаю не на той волне, что эти грифы от культуры, почитающие себя лучше других только потому, что «секут» в Бартоке и почитывают «Нью-Йорк ревью».
— Это лучше, чем «сечь» в порнографии и почитывать Уильяма Грэхема Притчетта.
— Что такое порнография? Слово само по себе ничего не значит. По-вашему, это что-то внешнее? Нет. Это здесь, внутри. — Мердок похлопал себя по груди.
— Наверное, — вяло откликнулся Пол.
Он был уверен: вопреки цинизму Мердока, им удастся сообща создать нечто стоящее — несмотря на предельно уплотненный график съемок, привычку персонала халтурить и ориентацию начальства на низменные вкусы. В конце концов условия работы в Голливуде на первых порах не слишком отличались от этих. Всем приходилось выдерживать общую линию на нескончаемые погонные метры слащавой пошлятины. Но среди ширпотреба попадались превосходные фильмы, которые выворачивали зрителя наизнанку и возвращали в прежнее состояние — хоть чуточку, но облагороженными.
Мердок лукаво усмехнулся — словно прочитал его мысли.
— Пожалуй, мы и впрямь сможем пригодиться друг другу.
Глава 5
Секретарша приоткрыла дверь.
— Можно запускать, мистер Фаллон?
— Давайте.
Откинувшись в кресле, он ждал появления следующей девушки. Они проходили перед ним, как на параде, нескончаемой чередой. Казалось, не было ни одной модели, шоу-герл, стройной секретарши, юной старлетки или начинающей увядать актрисы, которая не считала бы себя достойной воплотить ослепительный идеал физической красоты, носивший имя Фрины. Большинство девушек уже прошли пробы у режиссера-постановщика Фрэнка Мердока и его помощника по набору труппы Линды Джером. Но окончательное решение принимал художественный руководитель Том Фаллон после личного собеседования.
Из просторной приемной в глубине здания претенденток на роль проводили по длинному коридору в его кабинет. В приемной ждало не менее дюжины девушек. Фаллон отнюдь не горел желанием с ними побеседовать. Их чары на него не действовали. С равным успехом все эти красотки могли быть мясными тушами, не умещающимися на полках рефрижератора. Но после утверждения сценария следующим важным шагом был подбор актеров, а «История» требовала более тщательного подхода, чем их прежние фильмы. В сериале типа «Девушки в городе», где в каждом эпизоде были задействованы две девушки с разными мужчинами, процедура отбора носила формальный характер. Менялись только ситуации, да и они были достаточно избитыми. Девушки демонстрировали весь известный им репертуар сексуальной техники. Каждая серия была похожа на другие — менялись лишь лица и фигуры. Другое дело — «История». Для себя Фаллон обозначил ее жанр как «порнография плюс». В «плюсе»-то все и дело. У молодого Пола Джерсбаха был «класс», это ощущалось во всем, что он делал. Взяв в руки сценарий, Фаллон мгновенно чувствовал разницу. Ингредиенты оставались прежними — об этом заботился Сиранни, — но присутствовал какой-то неуловимый дух, витавший над каждой страницей. Жаль будет утратить его на следующих стадиях производства. Вот почему для постановки нового сериала он нанял Фрэнка Мердока и немного увеличил смету.
Рынок порнографии был чрезвычайно динамичен. Надвигался бум, и каждый задрипанный режиссер норовил вскочить на подножку. Через какой-нибудь год слабых ждут банкротства, разукрупнения и слияния. Фаллон не сомневался: «Конфиденциальным кассетам» это не угрожает.
Он восседал в огромном плюшевом кресле, поставленном между двумя огромными, от пола, окнами, за которыми открывалась великолепная панорама города. В противоположном углу кабинета стояли письменный стол и стул. На стенах красовались памятные медали и дипломы — дорогие сердцу сувениры его юности, сопровождаемые газетными заголовками: «Триумфальный рывок Фаллона на 68 ярдов обеспечивает его команде призовую сахарницу!» Как полузащитник команды Алабамского университета, Том Фаллон принимал участие в чемпионате страны, был одним из основных претендентов на кубок Хайсмана; впереди маячило звездное десятилетие в качестве профессионала. Однако травма колена, полученная на последних минутах финальной игры за честь университета, поставила крест на его спортивной карьере. После операции он смог нормально ходить, но колено стало слишком хрупким для грубых видов спорта.
В дверях появилась новая девушка — высокая, грудастая блондинка — и с еле уловимым иностранным акцентом представилась: «Маркита». Оказалось, она из Чехословакии, но почти всю свою двадцатилетнюю жизнь (про себя Фаллон дал ей на несколько лет больше) прожила в Америке, работала моделью. Девушка была привлекательна, однако несколько перезрела. Ее карьера актрисы ограничивалась ролями без слов в бродвейских постановках.
— Вы не подходите для Фрины, — заявил Фаллон, — но, возможно, пригодитесь для других сериалов. Слышали о «Приключениях любителя подглядывать»?
Она одарила его ослепительной фальшивой улыбкой.
— С Пьером Кошоном в главной роли? Да, слышала.
— Он играет застенчивого чудака, вечно попадающего в какие-нибудь истории — естественно, с девушками. Это может вас заинтересовать?
— Да.
— Там будут довольно-таки крутые эпизоды — не то что на Бродвее.
Ее улыбка стала циничной.
— Вы не представляете, мистер Фаллон, на что сейчас идут ради карьеры. Это — часть работы.
— О’кей. Завтра утром заезжайте на студию. Сошлетесь на меня.
Она не спешила уходить.
— Говорят, вы играли в футбол?
Он махнул рукой в сторону стены. Девушка подошла поближе, чтобы лучше рассмотреть. Он понимал, что не должен позволять ей отнимать у него время, но она задела его тщеславие. Ему до сих пор было приятно, если кто-то подходил в ресторане: «Привет, мистер Фаллон!» Это доказывало: дни славы не канули в Лету.
— Должно быть, это было что-то! Хотелось бы послушать о ваших подвигах.
— Я не путаю удовольствие с бизнесом.
Она смерила его откровенно оценивающим взглядом.
— Вы — весьма привлекательный мужчина.
— Маркита, оставьте это для съемочной площадки.
Она со смешком задержалась у двери.
— Если передумаете, у вас есть мой телефон.
— Спасибо.
* * *Том Фаллон стал гомосексуалистом раньше, чем звездой футбола. В ранней юности в сложной системе его мыслей и чувств, мозга и половых органов были нарушены некоторые жизненно важные связи. Это случилось так давно, что «альтернативные» способы проявления чувств стали неотъемлемым свойством его натуры.
Он еще не достиг шестнадцатилетия, а за плечами уже было два эпизода. Один произошел в строящемся доме в Говард-Биче, где он вырос. Его привел туда друг-семиклассник, велел спустить брюки и достать свою «штуковину» — и сам сделал то же самое. Они долго массировали друг друга — и наконец это случилось. Испытанное Томом чувство благодарности граничило с любовью. Полгода спустя семья этого мальчика переехала. У Тома было такое чувство, словно его жизнь кончена.
