Санта Монтефиоре - Соната незабудки
— Знаю. Но я все равно беспокоилась.
— Ты должна была сказать мне.
— В следующий раз, когда буду волноваться, скажу.
— Хорошо, потому что я рядом с тобой именно для этого.
— Я очень люблю тебя, мама, — неожиданно сказала девочка, глядя ей прямо в глаза.
Одри затаила дыхание. Грейс не была сентиментальным ребенком. Она наклонилась и крепко обняла малышку.
— О, дорогая, это лучшие слова, которые ты когда-либо мне говорила! Я тоже тебя люблю. Очень сильно.
Какое-то мгновение они просидели, тесно прижавшись друг к другу. Одри благодарила Бога за то, что он подарил ей Грейс, а девочка наслаждалась теплом маминых объятий.
Потом Грейс снова положила голову на подушку.
— Надеюсь, Айла тоже меня поцелует на ночь, — сказала она. — У тебя когда-то тоже были длинные волосы, как и у нее, да?
— Да, были. Но теперь я слишком стара для такой прически.
— Ты красивая.
— И ты тоже. Но у тебя есть редкий дар, любовь моя, и душа твоя еще прекраснее. — Одри вспомнила, что эти слова когда-то ей сказал Сесил.
Выйдя из комнаты и закрыв за собой дверь, она на мгновение остановилась. Детский голосок Грейс благодарил своих друзей-духов.
— Я знала, что вы придете, — сказала она. — Потому что вы нужны мне.
Одри улыбнулась и вздохнула. Она любила своих дочерей, но все же в Грейс было что-то, что заставляло любить ее сильнее остальных. Алисия и Леонора стали юными женщинами, а Грейс — ребенок, и всегда будет такой. Это качество она унаследовала от своего отца. Она не была создана для материального мира, и Одри понимала, что ее обязанность — защищать дочь от всех бед, пока она жива.
Она спустилась вниз, туда, где на кухне Леонора и Алисия разговаривали с отцом и тетей Сисли. Леонора лежала на мешке с фасолью рядом с Барли, который смотрел на нее апатичными глазами старого человека. Шерстка на носу и у бровей поседела. Алисия, ссутулившись, сидела в кресле, попивая кока-колу и хрустя пакетом с криспами. Когда мама вошла в комнату, она посмотрела на нее и вдруг вспомнила о Мерседес.
— Мамочка, а Мерседес грустила, когда прощалась? — спросила она.
— Ты же знаешь Мерседес, — ответила Одри, поднимая брови. — Ей никогда не нравилось открыто демонстрировать свои чувства. Но думаю, ей было грустно. Она уже в возрасте, и ей пора уйти на пенсию и хорошенько отдохнуть. Знаешь, она теперь живет с Оскаром.
Алисия от души рассмеялась.
— Меня это не удивляет. Он всегда питал к ней особую страсть. А что случилось с тем идиотским попугаем?
— А, с Лоро, — улыбнулась Одри. — Боюсь, он умер.
— А как он умер? — спросила Леонора. Она положила руку на голову Барли, и он уткнулся в нее своим мокрым носом.
— Упал в кастрюлю с кипящей водой.
Девушки удивленно смотрели на мать. Сисли перестала мешать соус болоньез и тоже обернулась.
— Какой глупый способ умереть, — сказала она. — Совсем как тот фазан, который однажды влетел в кухню. Я обнаружила его жарящимся вместе с цыпленком. Конечно, если бы он предварительно освободился от перьев, то стал бы приятным сюрпризом.
Сесил заинтересованно посмотрел на сестру. Сисли никогда прежде не казалась ему такой чужой. Когда позже он познакомился с Марселем, который соизволил спуститься к ужину со своего чердака, он понял, почему она изменилась. А еще пару часов спустя, глядя на себя в зеркало, осознал, что тоже изменился, и не в лучшую сторону.
Он лег в постель вместе с супругой. Они долго молчали, вглядываясь в темноту и в свое будущее, которое теперь казалось пугающе неопределенным.
— Я воспитывался в таком же старом доме, — сказал он. — Мы играли в прятки, хотя папа почему-то называл эту игру «Коки Олли». Дом представлял собой лабиринт из коридоров и крохотных комнат. Это было великолепное место для «Коки Олли». Можно было исчезнуть на несколько часов, и никто тебя не мог найти. — Он хотел добавить, что Луис часто так умело прятался, что его продолжали искать еще долго после того, как игра заканчивалась. Потом они успокаивались и просто забывали о нем, пока он сам не возвращался, голодный и сонный, пропустив ужин и время отхода ко сну. Но он не хотел, чтобы Одри думала о Луисе. Теперь это осталось в прошлом. Он взял ее руку и вспомнил, что она сказала в церкви. Она не отдернула руку.
— Расскажи мне о своем детстве, Сесил, — прошептала она.
Вспоминая вслух яркие события своего прошлого, Сесил вдруг почувствовал, что она придвигается ближе и ближе, пока их тела не прижались друг к другу крепко, как на заре их совместной жизни. По мере того, как Одри стала дарить его знаками своей любви, доверие Сесила к жене росло. Он вдруг вспомнил о том, каким он был когда-то, и с исступленной решимостью поклялся снова возродить в себе прежнего Сесила. Того, кто по-прежнему жил в его душе, под осколками образа великолепного солдата. Он вдруг услышал отдаленное эхо всеобщего восхищения и похвал, которыми вознаграждали его близкие за проявленный на войне героизм, и понял, что пробуждение от долгой зимней спячки не заставит себя ждать.
Сесил повернулся и поцеловал жену. Одри, ошеломленная его нежностью, минуту лежала не двигаясь. Но под его ласками она понемногу оттаяла, а затем наконец-то перестала сопротивляться чувствам — обвила руками его шею и снова стала его супругой. Своей любовью он напомнил ей, почему она все-таки вышла за него замуж и за что полюбила. Он занимался с ней любовью, обнимая бережно, как самую большую драгоценность, — мужчина, который, несмотря на пережитые боль и унижение, не позволил обидам разрушить свою любовь. Сесил верил, что, если он поставит Одри перед выбором — он или другой мужчина, это чувство безвозвратно исчезнет. Интуиция его не подвела.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ
— Я больше не люблю тебя, — заявила Алисия Флориену.
Она наблюдала, как его лицо становится серым. Он не поверил услышанному. Кровь прилила к ушам, щеки побледнели. Как же так? Он уже собрался сделать ей предложение.
Окончив школу, Леонора стала работать у тети Сисли. В обмен на работу в саду та обеспечивала ее жильем и пищей. Родители купили дом в маленькой деревушке у моря в двадцати минутах ходьбы, но она решила жить у тетушки. Алисия провела год в Швейцарии — научилась кататься на лыжах, говорить по-французски и отточила искусство соблазнять мужчин, так как опыта, приобретенного в любовных баталиях с Флориеном в сарае, ей показалось недостаточно. В Моргес приезжали учиться богатые красивые мужчины со всей планеты, и их умы были заняты не только алгеброй…
Флориен ждал. Он терзался своей страстью, мало говорил и почти не улыбался. Даже Леонора не могла достучаться до него. Ее сердце обливалось кровью. Она видела, как Флориен угасает, а его карие цыганские глаза ищут в ней черты Алисии, которая постоянно занимала его мысли, оплетая своими темными чарами. Она притворялась, что не обижается, когда он не замечает ее или когда срывается без причины, но по вечерам лежала в кровати, свернувшись клубочком, и, как собака, зализывала свои раны. Она знала, что должна отступить или уехать куда-нибудь, где ничто не будет напоминать о том, что ее отвергли, но не могла. Пусть она не любима, но она может общаться с ним, а это лучше, чем жить, не видя его.
Ей очень хотелось поговорить с мамой о своих терзаниях, но она думала, что та не поймет ее. Одри, похоже, никогда так не любила, не испытывала такой страсти, и, кроме того, уже много лет Леонора не доверяла ей никаких тайн. Ниточки привязанности между ними теперь не были такими крепкими, как раньше. Грейс заняла ее место.
Вернувшись в Дорсет загорелой и еще более красивой, чем прежде, Алисия подобрала Флориена, словно он был домашним животным, которого она оставляла на попечение соседям. Они снова занимались любовью в сарае и в домике у пруда, пока Алисии не наскучила однообразность этих мест. Она увлекала его за собой в леса и поля, чтобы заниматься любовью под открытым небом. Флориен очнулся от тоски, и его глаза снова заблестели, на лице появилась улыбка, а щеки приобрели здоровый розовый цвет. Он стал замечать Леонору и все вокруг. Но он не думал о ней, когда говорил с ней или смеялся ее шуткам. Его пьянила любовь, и причиной счастья была Алисия.
Но настроение Леоноры тоже улучшилось. Неважно, что не она причиной тому, что Флориен снова весел и хохочет без причины. Раз он счастлив, значит, она тоже счастлива.
Сельская местность наводила на Алисию тоску. Ей решительно нечем было заняться. Поэтому она переехала в Лондон, где остановилась в Кенсингтоне, в роскошной квартире родителей своей школьной подруги Мэтти. Мэтти не осмеливалась требовать с нее плату, так как знала, что подруга сумеет выкрутиться, оставив ее в дураках. Алисия привыкла получать то, что хотела. Даже продавцам было нелегко брать деньги с такой красивой молодой девушки, и они часто предлагали ей скидку. Она знала, когда нужно быть благородной, а все остальное время даже не пыталась притворяться. Она молниеносно переходила от радости к раздражению и сердилась без причины, словно питалась своим собственным адреналином. А иногда на нее нападала скука, и снова без причины она обижала самых близких людей.
