Деннис Робинс - Невеста рока. Книга вторая
— Можно мне позавтракать с тобой вместо того, чтобы идти к мисс Тафт?
— Это было бы так хорошо, милая! — прошептала Шарлотта.
Но тут же вмешалась няня:
— Его светлость завтра вернется и потребует, чтобы Элеонора повторила все уроки и показала, насколько она продвинулась вперед.
— Да, это так, — грустно проговорила Шарлотта.
Внезапно Элеонора разразилась плачем.
— О мама, если бы только папа не возвращался и я смогла бы насовсем остаться вместе с тобой, с моей дорогой, любимой мамочкой! — всхлипывая, приговаривала она.
Беатрис, стоявшая возле прикроватного столика матери, рассматривая ее черепаховый гребень и золотой туалетный прибор, тут же вмешалась:
— Ты ужасная, непослушная девчонка, ты не хочешь, чтобы папа возвращался, а я вот хочу!
— Я тоже, — вторила ей Виктория, сидевшая в ногах у Шарлотты, крепко прижимая к себе огромную золотоволосую куклу больше ее ростом.
Шарлотта промолчала. Она обняла плачущую Элеонору и взглянула на няню, подумав, что Нанна так же холодна, как ее накрахмаленный передник, жесткий воротничок и манжеты. Да, она так же холодна и равнодушна, как ее ярко-голубые льняные юбки. Шарлотта улыбнулась про себя такому сравнению, а няня зловещим голосом проговорила:
— Мне придется передать его светлости все, что говорила Элеонора.
Шарлотта запротестовала:
— Ничего подобного, Нанна! Элеонора не имела в виду ничего плохого. Она просто сказала, что ей хочется бывать немного чаще со мной, вот и все. Разве это не естественно?
Няня продолжала улыбаться своей зловещей улыбкой.
— Да, конечно, миледи, но разве естественно, что она не хочет, чтобы ее дорогой любящий папа вернулся домой? Она слишком по-взрослому выражает подобные чувства. Мне надо строго поговорить с ней о ее настроениях!
Шарлотта почувствовала сухость в горле, лицо ее вспыхнуло.
«Какая жестокая, ужасная женщина! Чего она добивается? Может, она собирается тайно доложить Вивиану, что я, леди Чейс, настраиваю дочь против него?»
И в Шарлотте взыграла гордость, которая еще не просыпалась в ней с такой силой, особенно когда Вивиан был дома. Это и заставило ее бросить вызов няне.
— Отведите Беатрис и Викторию обратно в детскую. Мне угодно побеседовать с Элеонорой наедине, — решительно проговорила она.
Женщина, поджав губы, возразила:
— Но сейчас придет мисс Тафт, миледи.
— Вы что, не слышали моего приказа? — возмутилась Шарлотта.
Нанна поколебалась, затем взяла младших девочек за руки и повела из опочивальни матери.
Оставшись наедине со своей старшей и любимой дочерью, Шарлотта крепко прижала ее к себе и поцеловала.
— Не плачь, детка. Не плачь, любовь моя, ты останешься со мной столько, сколько захочешь. Посмотри, вон там на столике у окна конфеты. Развяжи ленточку на коробке, выбери конфетки себе и своим сестренкам.
Но Элеонора еще крепче прижалась к матери.
— Я не хочу шоколадок, мамочка! Я хочу остаться с тобой!
— Ты так любишь свою мамочку? — спросила Шарлотта.
— О да, да, очень! Я так сильно люблю тебя, мамочка, дорогая! — заговорила девочка, с обожанием глядя на свою красивую молодую мать и ласково гладя ее волосы, выбившиеся из-под льняного вышитого чепца, который Шарлотта надевала на ночь. Затем со вздохом добавила: — Но Нанна говорит, что очень плохо обожать кого-нибудь, кроме Бога.
— Это правда, дорогая, — с трудом проговорила Шарлотта.
— И еще Нанна говорит, что я должна любить папу больше, чем тебя, мамочка!
С губ Шарлотты чуть не сорвалась резкость, но она сдержалась и сказала:
— Конечно же, ты должна очень сильно любить своего папу, дорогая.
— Но он не любит меня так, как любит Беатрис и Викторию. И он бывает жесток к тебе.
Шарлотта побелела как полотно.
— Полно, Элеонора! Перестань. Ты не должна говорить такое. Да кто тебе вбил это в голову?!
— Я знаю, знаю, — настаивала девочка. — Я сама слышала, как он кричал на тебя. И еще видела, как ты плачешь!
Шарлотта закрыла глаза. Затем открыла и попыталась улыбнуться, даже засмеяться.
— О малышка, у тебя слишком богатое воображение. Да, да, моя маленькая дочурка слишком впечатлительна, вот и болтает всякую чепуху.
— О мама, а мы не можем убежать отсюда вместе, ты да я?
Теперь Шарлотта едва подыскивала слова. Слезы наполнили ее глаза. О, как бы ей хотелось убежать куда-нибудь со своей малюткой Элеонорой, с этим единственным в доме существом, которое искренне привязано к ней и сочувствует ей!
Спустя несколько минут Шарлотта была вынуждена отправить дочь в классную комнату, где ее дожидалась мисс Тафт. Если же она не отправит ее туда, то пострадает именно Элеонора. Ибо бессердечная нянька, конечно же, все расскажет его светлости, получив при этом его благодарность и похвалу (и, несомненно, соверен в придачу), а бедная девочка будет наказана.
После ухода дочери Шарлотта осталась лежать в постели, но уже не в радостном настроении, как совсем недавно. И даже фотография Доминика в газете не могла утешить ее. Нет, она не получит никакого удовольствия от вечернего бала у Фаррингейлов, хотя и будет там со своими лучшими друзьями. Ведь ее не оставит гнетущая мысль о завтрашнем возвращении Вивиана. «Какой же будет встреча?» — думала она. Наверняка она принесет мало радости. Он вернется домой не как друг или любящий мужчина, взволнованный свиданием с дорогой женой, которую не видел несколько месяцев. Его последнее письмо содержало лишь список поручений, которые она должна была выполнить для него в Лондоне, в том числе договориться о различных встречах. Ей было ясно, что, когда он вернется, она ни на секунду не будет предоставлена самой себе.
Потом Шарлотта подумала о маленькой Элеоноре, которой так хотелось убежать куда-нибудь вместе с мамой.
«О Боже, если бы я только могла! — с грустью подумала она. — Если бы я только могла… когда-нибудь уйти отсюда!»
Она уткнулась лицом в подушку. Но глаза ее оставались сухими. Она слишком долго и часто плакала. Казалось, у нее не осталось больше слез.
Глава 25
Бал у Фаррингейлов начался. Леди Фаррингейл, красивая сорокалетняя женщина, только что закончила принимать гостей. Она стояла у подножия широкой лестницы с резными перилами красного дерева и разговаривала со своим стройным бородатым мужем.
Последним прибыл Доминик Ануин. Он стремительно вошел в холл, пригладил темные волосы и склонился над рукою хозяйки дома. Поцеловав ей руку, он тихим голосом извинился за опоздание.
Леди Фаррингейл вежливо улыбнулась ему и попросила не беспокоиться из-за такого пустяка.
— Мы все знаем, сколько у вас работы, мистер Ануин, и особенно в нынешнем Парламенте, — проговорила она. — Но, надеюсь, заключительную часть своего заседания вы проведете здесь. Все уже в сборе. Конечно же, Сесил тоже тут. Он, как вы знаете, неутомимый танцор и надежный заместитель любой хозяйки дома.
Лорд Фаррингейл тоже улыбнулся политику, который совсем недавно весьма отличился незаурядными выступлениями на многих заседаниях Парламента, и сказал ему несколько любезных слов.
Доминик был приглашен на этот бал, поскольку Фаррингейлы приходились дальними родственниками Энгсби, к тому же в настоящий момент в Лондоне упорно говорили о привязанности молодого графа Марчмонда к Лидии, младшей дочери Фаррингейлов. Но Доминику даже в голову не приходило, что сегодняшний вечер будет ознаменован для него третьей и самой важной встречей с одной дамой, к которой он некогда проявил особый интерес.
Он вальсировал с хозяйкой в переполненной гостями бальной зале, где среди множества великолепных женщин внезапно увидел ее. Взгляд Доминика встретился со взглядом Шарлотты. И словно удар электрического тока поразил их обоих. Машинально он продолжал вести в танце леди Фаррингейл, но его глаза неотрывно смотрели на женщину неповторимой красоты, танцующую с Сесилом.
Шарлотта была в сером воздушном, переливающемся нежными тонами платье с высоким турнюром и с декольте, украшенным бриллиантовой россыпью. На голове сверкала бриллиантовая тиара. Волосы прелестным каштановым водопадом падали на ее плечи. Когда, ведомая Сесилом, она приблизилась к Доминику, тот увидел, до чего она хороша. Ее губы были чуть приоткрыты в манящей улыбке — уже не ребенка, а зрелой женщины.
Доминик слышал, что у нее родилась третья дочь, и это известие стало для него потрясением, он сам не знал почему. Тем не менее ему удалось быстро подавить в себе это ощущение, равно как и постараться вычеркнуть из памяти образ Шарлотты Чейс, ибо он не имел права на какие бы то ни было чувства к ней. Только сильно устав или находясь в одиночестве, Доминик позволял этому образу вернуться — сначала он околдовывал, потом расстраивал и опечаливал его. Ануин понимал, что не может играть какую-либо важную роль в ее жизни, так же как и она — в его. Но как только он вновь встретил ее четыре года назад в опере, то понял, что не может сопротивляться ее очарованию и вычеркнуть окончательно из своей жизни.
