Норман Богнер - Комплекс Мадонны

— Это была не Барбара… Вы точно уверены?

— Я только что сказал вам…

Как-то неожиданно верность Барбары потеряла скрытую отравленную роскошь предательства. И в то же время молодая женщина была заговорщицей, планирующей гибель Тедди, и он любил ее — больше тогда, когда она сражалась за свое выживание, чем когда она спокойно принимала поражение.

— Вы встречались с Барбарой?

— Да, встречался. Она находится в большом смятении… Я немногое сумел извлечь из ее слов.

— Это просто используемые ею способы соблазнения.

— И кого же она пыталась соблазнить?

— Вас… и вообще всех, кого она встречает.

— Что ж, вероятно, со мной у нее ничего не получилось. Все, что я заметил, все, чего добился, — это сбивчивое заявление. А теперь послушайте, я был с вами откровенен. А теперь хочу, чтобы вы дали мне полные, точные показания по поводу этого.

Внезапно комнату заполнили люди. Трое вошедших внесли с собой стулья, один держал в руках портативную стенографическую машинку. Подобно окну, на которое внезапно падает плохо закрепленная штора, действительность перед глазами Тедди поблекла. Сэндфорд, словно собираясь представить общественного трибуна, много сделавшего для блага общества, попросил всеобщего внимания. Ди Лидо, высокий мужчина с покатыми плечами и заячьей губой, жевал краем рта сигару, а другой следователь, Келли, тихонько хихикал, с видом человека, купившего выигрышный лотерейный билет и радостно поздравлявшего самого себя.

— Я знал, что есть только один способ добраться до вас, мистер Франклин, — сказал Келли, и Тедди поднял голову, гадая, какой вклад в это дело он сделал или должен был сделать. — Вы должны были прийти сами. Я знал, что вы сделаете это… ради этой девушки.

— Следователь Келли провел очень тщательное расследование, — объяснил Сэндфорд. Ди Лидо уважительно покачал головой, сделав этим первый взнос в важное заседание. Его специализацией были хулиганы, наркоманы и насильники. Все три предыдущих дела об убийствах, которые он вел, имели один простой мотив — деньги.

— Согласно закону, мистер Франклин, вы ничего не обязаны говорить нам, вы можете сохранить за собой возможность защищаться, а если вы захотите дать показания… — стенографист непрерывно стучал —…вы можете пригласить вашего адвоката и сначала проконсультироваться с ним и попросить его представлять ваши интересы.

— Благодарю вас, вы уже трижды сообщили мне это.

— Это для протокола.

— Я свяжусь со своим адвокатом после того, как дам показания. Правда есть правда, и я собираюсь выложить ее. Я договорился с человеком по фамилии Лопес, чтобы он ограбил квартиру доктора Фрера…

— Вы можете сообщить нам дату вашего разговора с Лопесом?

— Начало августа тысяча девятьсот шестьдесят седьмого года. Точнее сказать не могу.

— Как вы познакомились с Лопесом?

— О, это случилось на рождественском вечере в моей конторе, в декабре шестьдесят шестого. Лопес работал барменом, и он старался произвести на меня впечатление разговорами о том, что, если мне понадобится убрать кого-либо или вообще совершить что-нибудь противозаконное, он может это устроить. Тогда я не обратил внимания, но позднее время от времени встречался с ним в лифте. Он работал в одной из закусочных на Нассо-стрит, которые доставляют кофе и бутерброды в конторы Уолл-стрит. Я разыскал Лопеса и предложил ему пятьсот долларов за то, что он устроит это ограбление или осуществит его сам; вообще-то, я полагал, что он выполнит все сам, хотя он говорил, что наймет пару юнцов на эту работу. Ни разу речь не шла об использовании оружия и каком-либо насилии.

— Почему так?

— Ну, эта тема никогда не поднималась. Я знал, что в определенный вечер квартира будет пустой, так как ужинал вместе с доктором Фрером и его женой. Детей у них нет, а секретарша уходит в пять тридцать. Я знал это по своему опыту. Мы…

— Кто это «мы»?

— Лопес и я договорились об условиях. Интересующие меня архивы и магнитофонные ленты были положены в ящик камеры хранения автовокзала, а деньги я оставил в конверте в телефонном справочнике. Вот так я получил документы, а Лопес — деньги. Больше я его не видел и не знаю, кого он нанял на это дело и нанимал ли кого-то вообще.

— Их было двое, — сказал Ди Лидо. — Никаких отпечатков, но мы определенно можем сказать, что их было двое.

— Я полагаюсь на то, что вы мне говорите.

— Зачем вам понадобились эти архивы? — спросил Келли.

— Я не собираюсь объяснять свои побуждения.

— Вам бы это определенно помогло.

— Послушайте, Келли — да?

— Да, сержант Келли.

— Я пришел сюда по доброй воле. Даю показания. Вы завели против меня дело. Я признаюсь в том, что сделал… в своей вине… и все. Об убийстве я узнал, только когда на следующее утро прочитал заметку в «Нью-Йорк пост».

— Почему же вы тогда сразу же не обратились в полицию? Если вы не хотели, чтобы портье или кто-либо другой пострадал, вы могли связаться с нами, узнав об убийстве. Разве не так? — удивительно злобным тоном спросил Сэндфорд.

— Я находился в полной растерянности.

— Вы полагали, что вам удастся остаться в стороне?

— Думаю, да.

Трое мужчин кивнули, и Тедди заметил, что Ди Лидо улыбнулся.

— Вы имели еще какие-нибудь дела с Лопесом?

— Нет, никогда.

— Кстати, как его имя?

— Я не спрашивал, а он мне его не называл.

— Дело в том, мистер Франклин, — продолжал Сэндфорд, — что его фамилия, возможно, вовсе не Лопес.

— Вполне вероятно.

— Это все равно, что называться Смитом.

— Когда вы поняли, что вас разыскивает полиция, куда вы отправились? — спросил Ди Лидо.

— Это не имеет значения.

— Позвольте мне решать, что имеет значение, а что нет, — раздраженно произнес Сэндфорд. Тедди не мог понять причину перемены его поведения.

— Я не собираюсь это обсуждать. Я здесь говорю… свидетельствую против самого себя.

— Свидетельствовать будете в суде.

— Это одно и то же.

— Вы связывались с дочерью Гранта? — спросил Келли.

— Да.

— Вы посылали ей деньги?

— Да.

— Сколько?

— Не ваше дело.

— Она узнала о вашей роли в этом деле? — спросил Сэндфорд.

— Нет, не узнала.

— Мистер Франклин, — голос Сэндфорда смягчился, — вы не очень-то склонны к сотрудничеству.

— Я рассказал вам все, что знаю.

— Ну а теперь признайтесь, — ласковым голосом произнес Келли. — Вы хотели эти записи потому, что считали, что Барбара изменяет вам с кем-то?

Голоса стали злыми, пронзительными, издевающимися, и Тедди отключился. Он хотел понести наказание, но не от незнакомых людей с чужими лицами, сидящих в этой комнате с отвратительными зелеными стенами.

— Теперь я хочу связаться со своим адвокатом… я больше не стану отвечать на ваши вопросы.

— Вы хотите, чтобы убийцы остались на свободе?

— Нет, не хочу… но я сказал вам все, что знал. Причины, побуждения моих поступков принадлежат мне. Преступление, мое участие в нем — это факты, но я, мои чувства — это личное. Вы не можете оправдать меня, снять груз с моей совести, так к чему же вторгаться на мою территорию? Вы получили мое тело, можете делать с ним что хотите и, Бога ради, удовлетворитесь тем, что у вас есть.

Трое мужчин склонились друг другу, и Тедди увидел неясное пятно, гидру, кивающую головами, такую же отвратительную, как зло, которое она обвиняла. Стенографиста отпустили, отдав распоряжение быстро все напечатать. Тедди почувствовал себя лучше: маленькое удовлетворение капитуляции на собственных условиях радовало больше, чем ниспосланная свыше победа. Тедди спросил себя: как мудрость не мешает человеку жить? Сдерживать свои чувства, оставаться отчужденным, безучастным, никогда не доверятся другому человеку — это и есть оперенные крылья мудрости? Тедди закрыл глаза, пытаясь обнаружить в темноте свет. Наказание, решил он, является личным делом, и он сам преуспеет там, где судьи, прокуроры, полицейские и профессиональные тюремщики не смогут ничего поделать: в никому не доступной области своего сердца.

— Вы не подпишете свои показания до того, как встретитесь с адвокатом? — безучастным голосом спросил Сэндфорд. Он вполне мог обращаться к скрепкам.

— Да, подпишу. Я в самом начале сказал вам, что я здесь для того, чтобы оплатить свой билет. Я не ускользну — с адвокатом, без адвоката, — так что успокойтесь.

— Вы готовы дать полиции описание Лопеса?

— Да, разумеется, но только не сейчас.

— Вы испытываете облегчение от того, что пришли к нам? — спросил Сэндфорд.

— Мне еще предстоит жить вместе с самим собой… Это будет не очень удобно. Мне действительно жаль, что Гранта убили. По-видимому, его жизнь была не слишком сладкой — двадцать лет портье или кем там еще, но я не имел права…