Лиза Альтер - Непутевая
— Кровоточат.
Джинни погладила мать по нижней губе, чтобы поправить тампоны — такими пользуются дантисты, и беспомощно вздохнула.
— Когда это случилось?
— Вчера. — Логично предположить, что настанет день — и ее настигнет кровоизлияние в мозг. Знает ли об этом Джинни? Вряд ли. Ей незачем знать. Ожидание худшего часто хуже реальности.
Джинни села на кровать у ног матери и задумалась о кровоизлиянии в мозг. Нужно ли предупредить мать о грозящей опасности? Нужно ли ее подготовить?
— Очень мило с твоей стороны, что составила мне компанию. Я понимаю, тебе пора домой, к Айре и Венди, — словно невзначай заметила миссис Бэбкок.
Джинни отвела взгляд.
— Как у Айры дела? — как ни в чем не бывало продолжала мать. (Конечно, нехорошо вмешиваться не в свое дело, но имеет же она право знать, как заботятся о ее внучке!)
Джинни пожала плечами.
— Сестра Айры присматривает за Венди днем, а он — вечером. К счастью, я не столь незаменима, как ты.
Миссис Бэбкок удивленно подняла брови: похоже, она наступила на больную мозоль.
— По-моему, Венди повезло, что у нее столько взрослых родственников, — воинственно продолжала Джинни. — Будет с кем цапаться, кроме меня, когда станет подростком.
— Я бы на это не рассчитывала, — засмеялась мать. — Знаешь, я всегда запрещала вам жевать жвачку: думала, это отвлечет вас от худших привычек. Но не сработало, верно?
— Верно, — улыбнулась Джинни.
— Должна признаться, меня всегда поражало, что вы, дети, относитесь ко мне так неприязненно.
— Мне казалось, ты не понимаешь, чего я от тебя жду. Помню, я закричала, что ненавижу тебя, а ты невозмутимо ответила: «Что ж, для того и родители, дорогая».
— Да ты что? Неужели? Прости. Наверно, я была чем-то очень расстроена.
— Да, но майор тебя потом успокоил.
Они улыбнулись друг другу, как солдаты, вместе прошедшие войну.
В двери возник доктор Фогель — огромный добрый весельчак в белом халате.
— Ну, как мы себя чувствуем? — бодро спросил он, заглянул в ее карточку и нахмурился. Осмотрел вату, оставленную после анализа, вытащил изо рта окровавленные тампоны и попросил пошире открыть рот.
— Хорошо, — неестественно весело сказал он. — Мы проконсультировались насчет вас с некоторыми специалистами, миссис Бэбкок, и пришли к заключению, что следующим шагом будет удаление селезенки.
Миссис Бэбкок и Джинни оцепенели.
— Есть основания полагать, что она не разрушает отжившие тромбоциты, — объяснил доктор.
— Какие основания? — пробормотала миссис Бэбкок. Она слышала уже столько диагнозов!
— Гм-м-м, да. Ваши анализы, миссис Бэбкок. Мы не оперируем без достаточных оснований. Сейчас самое время.
Операция прошла удачно. Миссис Бэбкок сделали еще одно переливание, чтобы ослабить послеоперационное кровотечение, и целых пять дней все было в порядке.
На шестой день возобновилось желудочное кровотечение, количество тромбоцитов упало, как стрелка высотомера на пикирующем самолете.
Джинни спустилась в лабораторию. Осунувшийся и похудевший доктор Фогель отвел взгляд и виновато сказал:
— Гистологический анализ селезенки показал неопределенные изменения характеристик ИТП…
— Доктор Фогель, — перебила Джинни, — я не понимаю, о чем вы говорите.
— Удаление селезенки — терапевтический прием, а не результат неправильного диагноза.
— Кто вас обвиняет?
— Вы, мисс Бэбкок, вы в чем-то обвиняете меня с тех пор, как появились здесь и не спускаете с меня глаз.
— Вы параноик, доктор Фогель. — И в этот момент она поняла, что обвиняет его — в том, что поверила в сказку, будто современная медицина всесильна. Он не мог помочь, какими бы требовательными ни были пациенты.
— Возможно.
— Что дальше?
— Не знаю.
— Насколько я понимаю, — объяснила Джинни Клему и Максин, сидя на их шумной кухне, — врачи делают все, что могут. Но ей нужно чудо.
Она сразу же пожалела об этих словах. С того вечера в летнем домике она решительно избегала с ними разговоров на религиозные темы. Они искательно заглядывали ей в глаза, ожидая, что она сообщит о решении идти туда снова, но Джинни каждый раз ловко переводила разговор на свое расстроенное душевное состояние. Она не знала, на что решиться, и впервые в жизни боролась с желанием опереться на ближайшее сочувствующее плечо.
Глаза Клема фанатично блеснули.
— Дай Господу шанс, Джинни. Он вылечил мою ногу, он вылечит кровь твоей мамы.
Нога Клема — весомый аргумент.
— Что нужно делать? — В конце концов, что стоит Господу совершить еще одно чудо?
— Сможешь привести ее в храм?
Джинни подумала.
— Нет. Она не поднимется на холм.
— Неважно. Я сам к ней приду. После службы. Когда почувствую в себе силу.
— Было бы отлично, Клем.
Но как сказать матери? В конце концов, что плохого в том, чтобы дать Клему шанс? Разве не стоит попытаться? От нее ведь не требуют поменять веру!
Джинни вернулась домой и вынесла во двор последнего птенца. Посадила его на палец и пристально посмотрела в крошечные черные глазки. Птенец открыл клюв, вытянул розовое горлышко и запищал: «Покорми меня, мама!» Джинни нетерпеливо наклонила руку, он отчаянно замахал крыльями и удержался. Похоже, его интересует только еда.
Она безжалостно подбросила птенца вверх. Он должен летать, черт побери! Птенец плотно прижал крылья к бокам и потерял высоту, как самолет-камикадзе, но, почти столкнувшись с землей, поднялся в воздух, захлопал крыльями и плавно опустился вниз. Еще вчера Джинни волновали две вещи: если он приземлится, сможет ли снова оторваться от земли, и сможет ли он пить и есть самостоятельно? Она ставила в корзину блюдца с хлебными крошками и водой, наклоняла в них клювик, но все напрасно. Он только громче пищал, пока наконец она не кормила его сама, чтобы не спятить от писка. Что будет с этим жалким созданием, пробудь он без нее хотя бы день? Увидит других стрижей и поймет, как опускаться на пруд и пить воду? Или его прогонят за человеческий запах? Умрет ли он от голода? Или вернется сюда, требуя кормить его всю оставшуюся жизнь за то, что вытащила из золы?
Вечером мать не ответила на ее приветствие.
— Мама, — сразу перешла Джинни к делу. — Помнишь, я говорила, что нога Клема поправилась? Он хочет помочь тебе. Как ты считаешь, стоит попробовать?
Миссис Бэбкок долго молчала. Она выросла в южной провинции среди множества форм религиозных извращений. Ее воспитывали в Южной баптистской церкви, а потом она перешла в епископальную: Уэсли и слышать не мог, чтобы его дети стали баптистами. Она восхищалась торжественным языком англиканских молитвенников, находила утешение в древних ритуалах, но в глубине души по-прежнему питала нежность к сектам фундаменталистов своей родины — целителям верой и заклинанием змей, тем, кому являлись видения и кто толпился в храмах, неистово молясь и распевая псалмы. Она просыпалась ночью и повторяла молитвы из потрепанного молитвенника, но они не помогали. Наверное, ей не хватало совсем малого, чтобы выздороветь, — веры в выздоровление. Если Богу угодно использовать в качестве своего инструмента мальчишку Клойда — она готова вернуться к вере своих отцов.
— Почему бы и нет? Попробуем и это.
На следующий вечер в зеленых рабочих брюках и свежей белой рубашке в дверях палаты появился Клем. Он держал руки ладонями вверх, как хирург в стерильных перчатках. А может, пальцы были остриями подковы и удача слетела бы с них, опусти он руки к земле? Он весь светился от веры и признательности за доверие.
Он поздоровался и начал молиться. Это была бесхитростная молитва: он просил Господа милости, чтобы вылечил миссис Бэбкок. Потом зажмурился, как ребенок, загадывающий желание в день рождения, и положил натруженные руки сначала на голову больной, потом на сердце и операционный шов. Пообещав вернуться после следующей службы, когда зарядится святостью и силой, Клем ушел. Они сидели, не зная, что думать: то ли это элементарная глупость, то ли появилась надежда.
На следующий день у миссис Бэбкок произошло кровоизлияние в правое полушарие мозга. Ночью она лежала с трубкой в вене и смотрела левым глазом в окно. Полыхала гроза. Ветер гнул до земли ветки вяза. Белки спрятались где-то в дупле. Молнии чертили по черному небу замысловатые линии. Похоже на трещины на тарелке или землю после землетрясения…
Накануне Джинни читала ей последний том энциклопедии. Электрические колокола играли «Заставь мир уйти, сними его с моих плеч»…
— Янтра, — читала Джинни. — Физическая форма, выражающая идею символизма. Используется как объект поклонения в некоторых типах йоги… — Она замолчала.
Миссис Бэбкок вопросительно посмотрела на нее.
— Я… занималась немного йогой в Вермонте. С другом по имени Уилл Хок. Немного… — Она глубоко вздохнула.
