Рози Томас - Скверные девчонки. Книга 2
На первом рисунке подруги были изображены развалившимися на постели Мэтти. Мэтти читала журнал, а Джулия — толстенный роман. Первая лежала в свободной позе с оголенными бедрами, а рядом с ней — Джулия, темноволосая и с сердитым взглядом, с острыми выступающими из-под тонкой кожи костями. Глядя теперь на свою работу. Феликс понял, что неосознанно, по-мужски тянулся к ней. И он видел, что они были всего лишь детьми, старавшимися изображать испорченных девчонок.
Этот рисунок был сделал двадцать два года назад, но оказалось, что он все еще помнит их реакцию на него.
— Не очень-то красивыми ты нас изобразил, — обиделась тогда Джулия.
А он сказал им, что у них есть нечто большее, чем красота, — стиль. И этот стиль они сохранили обе, каждая свой собственный, независимо от тех перипетий, которые им преподнесла судьба.
Он вытащил второй рисунок и стал внимательно его рассматривать. На нем они были втроем: Мэтти, Джулия и Джош. Они слушали «Рок вокруг часов». Это было так давно, что даже эта мелодия уже казалась невинной чепухой. Феликсу нравился этот рисунок. Одно время он висел у него над каминной полкой.
С того мрачного апрельского дня он часто открывал папку и доставал эти рисунки. Но в это утро, в желтоватом свете начинающейся осени, он подошел к своему рабочему столу и лишь прикоснулся к папке, а затем вышел из комнаты. Он даже не повернул головы, чтобы взглянуть на хрусталь Джорджа или на современные картины и прочие стоявшие повсюду старые и новые вещи.
После прихода Вильяма исчезла старомодная опрятность, и в квартире теперь царил беспорядок. Он оставлял открытыми книги и журналы на мраморных консолях, а сам валялся, задрав ноги, на диванах, обтянутых бледным шелком. Он выгружал из своих карманов содержимое и запихивал его в драгоценные вазы, оставлял кофейные чашки, эскизы и сброшенные туфли где только мог.
Придя на кухню, Феликс приготовил чай, сервировал поднос и направился с ним в спальню. Вильям приоткрыл глаза и зевнул. Опустив поднос возле постели, Феликс отдернул занавеси, чтобы впустить солнечный свет. Приподнявшийся было Вильям опять откинулся на подушки. Он всегда был соней, и по утрам ему требовалось длительное время на пробуждение.
Обычно Феликс подавал чай в постель, и Вильям был благодарен ему за это. Выражение благодарности — одна из самых привлекательных черт характера Вильяма, он благодарил даже за самые пустячные мелочи, которые делались для него. В этом было его особое очарование. Они жили вместе уже полгода, и Феликс открывал в нем для себя все новые достоинства.
Налив чашку чая, Феликс подал ее Вильяму. Тот жадно выпил чай. Он лежал, закинув руки за голову. Густые темные волосы вились у него под мышками и на груди. Феликс положил ладонь на его теплую грудь, ощущая под пальцами упругие холмики мышц. Они дружески улыбались друг другу.
— В какое время нам нужно там быть? — спросил Вильям.
Лицо Феликса стало грустным.
— В одиннадцать часов. Я пойду приму душ.
Потом он вернулся, неся в руках темно-серый костюм на плечиках.
— Но ведь это торжество, — мягко напомнил ему Вильям, — а не похороны.
— Я знаю, что не похороны, — ответил Феликс.
В этот день служили поминальную мессу по Мэтти. А вечером в клубе «Ночная фиалка» устраивался вечер, посвященный ей.
Потрясение и отчаяние, которые друзья пережили на похоронах, уже притупились, так что можно было устроить этот праздник.
Феликс опять повесил темный костюм на вешалку и достал кремовый. Засунув голубой шелковый носовой платок в нагрудный карман, он надел голубую рубашку в тон. Рядом с ним Вильям, встряхивая плечами, надевал голубой с белым летний полосатый жакет.
Затем они вышли и, перейдя площадь в своих светлых, ярких одеждах, сели в белый автомобиль Феликса, припаркованный под деревьями напротив, и помчались по лондонским улицам.
Актерская церковь в Конвент Гарден была уже почти заполнена людьми. Феликс и Вильям на какой-то момент задержались при входе, привыкая к сумраку после яркого света улицы и вдыхая типичные церковные запахи. Затем они прошли к своим местам в переднем ряду.
Минуту спустя на место рядом с Феликсом легко скользнула Джулия. На ней была маленькая шляпка с вуалью, что напомнило ему почему-то, хотя и не к месту, Джесси. Они поцеловались, и Джулия протянула руку Вильяму. Ее пальцы и тонкая кисть руки были коричневыми от итальянского загара. Рядом с Джулией была Лили. За ней подошел Александр, улыбаясь Феликсу поверх голов женщин.
Все наклонили головы, чувствуя неловкость от непривычки стоять в строгом, чинном ряду со сложенными руками, так как не были постоянными посетителями церкви, за исключением Александра, который привык к подобным церемониям в ледихилльском пасторате. Джулия представила, как посмеивалась бы Мэтти и как бы перешептывалась с ней, прикрывшись молитвенником, а Джулия чувствовала бы привычный запах ее духов «Коти» с легкой примесью сигаретного дыма.
Она закрыла глаза, удерживая в себе это воспоминание. Служба проходила в форме чтений из тех книг, которые Мэтти больше всего любила. Рикки Бэннер, Крис Фредерикс и Тони Дрейк читали по очереди, а продюсер одного из фильмов, бывший на протяжении долгого времени неизменным поклонником Мэтти, сделал короткое обращение.
Затем пропели двадцать третий псалом, а потом гимн «Тот, кто будет достоин». Гимн выбрала сама Джулия. Они с Мэтти пели его когда-то вместе на Блик-роуд, две маленькие девочки, которые, прикрывшись листками с текстом, исподтишка толкали друг друга.
Потом, когда пели «Пилигрима», Джулия словно вновь увидела окружавших ее людей: Джона Дугласа и мерзкого старого Фрэнсиса Виллоубая, Джимми Проффита и другие лица, знакомые по фильмам и театру. Она вспомнила некоторых женщин из театральной студии Мэтти и среди прочих, с которыми она не была знакома. — Дорис и Аду и двух женщин среднего возраста, которые когда-то вместе с Мэтти работали в клубе Монти.
Все они пришли сюда, чтобы помянуть Мэтти, хотя в таких чинных ритуалах не было настоящих, живых воспоминаний о ней.
Джулия не могла вспомнить, чтобы Мэтти высказывала восхищение шекспировским сонетом, который так трогательно читала Крис Фредерикс. Все это было сделано лишь для того, чтобы собравшиеся здесь друзья Мэтти чувствовали, что они сделали для нее то, что было нужно, только ни один из них не мог сделать этого в нужный момент. Все они любили Мэтти. Она обладала особым даром внушать любовь, но этого оказалось недостаточно для ее собственного спасения.
С болью в сердце Джулия отвернулась, стараясь сбросить с себя тяжелые воспоминания. За прошедшее лето она поняла, что это чувство было бесполезным и разрушительным, но все же она не могла избавиться от мысли, что Мэтти любила ее больше всех этих людей, а она не смогла оказаться рядом с ней в критическую минуту.
Если бы только она поехала в Коппинз той ночью, вместо того, чтобы спать в объятиях Александра! Если бы… Но в этом слове не было ни утешения, ни смысла.
Стоя в переполненной церкви и слушая гимн их школьных лет, Джулия заново переживала утрату. Мэтти ушла, и какие бы почести ей ни воздавались, она ни единым звуком не откликнется на них.
Запели последний стих. Присутствовавшие уже подумывали о чашечке кофе, глотке спиртного и ланче и об оживленной суете за дверями церкви. Голоса зазвучали бодрее. Среди других голосов Джулия различала хорошо поставленный тенор Александра и сопрано Лили. По другую сторону от нее, низко опустив голову, стоял Феликс, а Вильям распевал, задрав вверх подбородок, с гордостью демонстрируя свою прекрасную память.
И вдруг, взглянув в противоположном направлении, куда через одно церковное окно падал свет, Джулия увидела белокурую голову Джоша.
Он пел, стоя среди группы людей из агентства, в которое приглашали Мэтти, чтобы рекламировать дезодоранты.
Джулия слегка покачала головой и перевела взгляд на листок с гимнами. Но она опять взглянула в том же направлении. Он все еще был там.
Удивившись, Джулия приняла неизбежность их встречи. Джош всегда появлялся и исчезал с почти театральной неожиданностью. Когда-то это причиняло ей острую боль.
Джош тоже по-своему любил Мэтти. Он появился здесь, чтобы почтить ее, ставшую воспоминанием. В этом не было ничего удивительного, но Джулия почувствовала, как ее сердце забилось в груди.
Проследив за взглядом матери, Лили тоже посмотрела в ту сторону. В этот момент поминальная служба закончилась. Все опустились на колени, шурша юбками, чтобы принять благословение священника. Под заключительные звуки органа все поднялись на ноги и столпились у выхода. Начались приветствия, рукопожатия, а на улице, освещенной солнечным светом, слышались звуки поцелуев и даже звонкий смех. Толпа была похожа на прихожан, которые собрались на мрачное венчание, но затем оживились, предвкушая возможность выпить шампанского и посплетничать. Каждый ощущал восхитительное чувство своего бытия и расправлял плечи, наслаждаясь ярким солнечным днем. Но Джулия даже после лета, проведенного в Монтебелле наедине со своими воспоминаниями, все еще оплакивала Мэтти. Она поняла, что боль утраты останется с ней навсегда. Но сейчас, выйдя из церкви тесной толпой, приятели и коллеги, подруги, Джулия — все почувствовали облегчение.
