Мила Бояджиева - Бегущая в зеркалах
Профессор чувствовал себя все уверенней. За полгода, последовавших после удачи с дауном, через его руки прошло три человека, попавшие в клинику от Феликса Рула. Они вовсе не были уродами, но большие фотографии чужих лиц служили Профессору эталоном, по которому он вылепливал новый облик своих пациентов. После первой такой операции, занявшей более месяца, из клиники Динстлера уехал темный негр с измененными чертами лица - на взгляд европейца - измененными незначительно. Это был первый опыт работы с "особыми объектами", присылаемыми организацией Рула.
Пациенты Рула помещались в отдельных люксах, где с ними по ночам "работал" Динстлер, покрывая на день лицо бинтами - что выглядело как последствия обычной операции. Приходилось прибегать и к другим уловкам, но с помощью Луми и Жанны, посвященной в полуправду, все-таки удавалось скрывать от персонала клиники истину. После удачного завершения мистификации с первым пациентом, Динстлер понял, что принял участие не в простой подмене. Луми молча положил перед ним газету с портретом некоего африканского лидера, резко переменившего свой политический курс. То, что бывший людоед и тиран вдруг пошел по пути гуманизма и демократии приписывали удачному влиянию американских политиков или воздействию религиозной секты. Произошли же чудесные метаморфозы в результате автокатастрофе, после которой, собственно, легко пострадавший премьер, стал другим человеком. Мало кто знал, что это образное определение имело вполне реальный смысл.
- Я удовлетворен, Луми - мои руки помогли делу мира и прогресса. Но... ведь мы же знаем, коллега, что последствия нашей деятельности пока непредсказуемы. Возможно, честнее просто "зарезать" своего пациента, чем обречь его на неизвестность, - размышлял Динстлер.
- Честнее, но малоэффективней. Для прогресса, естественно, улыбнулся Луми. - Не тревожьтесь, шеф, эти люди знают, на что идут. Они готовы пожертвовать значительно большим чем жизнь, если бы располагали, конечно. Это не наемные исполнители - это идейные камикадзе. Жертва во имя идеи манит и окрыляет их.
Слова Луми касались и двух следующих пациентов - мужчины и женщины, прибывших к Динстлеру с аналогичной задачей - приобрести сходство с неким анонимным фото. Женщина уже не молодая, но очень красивая с породистым лицом кинозвезды 30-х годов, привезла даже видеоролик, на котором любительской камерой был снят ее "донор" (как условно называли они прототип будущего двойника) - полная, некрасивая домохозяйка, окапывающая и поливающая розы возле своего дома. Они все оглядывалась и улыбалась в объектив, сверкая очками и обнажая безупречные зубные протезы.
- Неужели вы хотите жить в таком теле, мадам? Подумайте хорошо. Ведь она тяжелее вас килограмм на двадцать, а рябинки на коже, фальшивые зубы... А само лицо! Это же варварство. Я просто не могу портить ваши черты - они безупречны, - запротестовал Динстлер.
- Нет, док, я хочу жить не столько в этом теле, сколько в этом доме. Пленка черно-белая, и вы не обратили внимания на цвета - дом-то Белый", многозначительно улыбнулась мадам, показывая на застывший на экране стоп кадр. Впрочем, это шутка.
...Динстлеру было интересно работать, других способов заполучить пациентов для эксперимента у него не было. "Вот тебе, Пигмалион, и подпольный бизнес. Не зря мне Лас-Вегас за этим шлафроком мерещился", думал он, облачаясь в мягкий велюровый халат. В ванной плескалась вода и голос Ванды упоенное выводил леграновскую "Lave Story".
Девочка спала в отдельной комнате с няней, чтобы не тревожить покой и без того переутомленного Профессора. Ванда обрела прежнюю форму и даже из ванны появилась в домашних туфельках, состоящих из пухового помпона и высокой деревянной "шпильки". Ее несколько обижало отсутствие у мужа всякого интереса к дочери, но это бывает, пока малыши немного не подрастут. В остальном же ее Готл был вне всякой критики и она никогда не позволяла себе домашней расхлябанности, принятой в доме Леденцев - всех этих замызганных халатов, стоптанных шлепанцев и мелкой неряшливости. Муж заметил, что готовясь ко сну, Ванда причесалась и даже немного подвела тенями веки. Кружева пеньюара едва прикрывали отяжелевшую грудь и дурманящее облаком пряных духов окутывало соблазнительницу. - Я видела тебя сегодня в спортзале, дорогой, большие успехи. Пигмалион не может быть хлюпиком и аскетом. Ему дает силу сверхчеловеческое жизнелюбие, - Ванда села на кровать так, что пеньюар распахнулся до бедра, показывая загорелые крепкие ноги. - Смотри-ка, - она оттянула носок с белым помпоном и задрала ногу, - это наш новый кварц "Филлипс" - потрясающий экваториальный загар.
Но Готл выглядела отяжелевшим и абсолютно невоспламеняемым.
- Ты что, прошел противопожарную обработку? Можно на елку вывешивать? - удивилась Ванда, уже привыкшая к трудовым успехам мужа в работе и отдыхе.
- Ванда, ты видела мою Мадам? Она завтра выписывается...
- А что, есть претензии? По-моему, отличная получилась грымза, ничем не лучше "донора".
- Именно - грымза! Я ведь не этого хотел, вспомни. Совсем, совсем другого. Я представлял, что в моем парке, как в Эдемском саду будут прогуливаться безупречно прекрасные люди, готовясь к новой жизни, без унижения и комплексов. Я даже воображал себя лауреатом какой-нибудь необычайно престижной премии, основоположником сети "салонов счастливых преображений" по всеми миру... Такая розовая голливудская мечта. Кажется, я и не заметил, как похоронил ее...
- Ну вот еще, рано панихиду заказывать. Ты работаешь - оттачиваешь метод, пробуешь - без этого все равно никуда не деться. И еще вместо тюрьмы за такие делишки получаешь деньги. А зачем тебе знать о дальнейшей судьбе этих людей? Ты же не заразил их раком и не сделал этими... как их роботами!
- Ты всегда говоришь немного не о том, но так убедительно, что я забываю, что, собственно, хотел услышать. Наверное, это у нас такая получилась игра - я подставляю больное место, зная, что получу удар по здоровому. Что, собственно, отвлекает
- оттягивает боль.
Ванда заметила, что муж несколько расслабился и воспользовалась моментом.
- Милый, - игриво промурлыкала она, протягивая руку. - Вот сейчас сам, чтобы я опять не ошиблась, покажи то самое "здоровое место", по которому я могу точно ударить...
7
А через несколько дней Динстлер пропал. До вечера никто его не хватился и лишь поздно ночью обеспокоенная Ванда рискнула воспользоваться селектором бункера. Но и там никто не ответил. Она обошла дом, допросила дежурного врача, но с того момента, как после завтра Динстлер, предупредив, что ненадолго вызван к Леже, отбыл из клиники, его никто не видел. Почуяв неладное, Ванда дозвонилась Арману. Профессор, разбуженный после тяжелого рабочего дня долго не мог понять с кем говорит и категорически заверил, что не только не видел уже три месяца Динстлера, но и не планировал такой встречи в ближайшем будущем.
Через три минуты в кабинете шефа появился вызванный Вандой Луми. Женщина дрожала, тщетно кутаясь в тонкий пеньюар, на перепуганном лице, блестел слой ночного крема. "Инженер" понял все с полу-слова и попросив Ванду сохранить пока инцидент в тайне, исчез.
Весь следующий день она оставалась в спальне, сказавшись больной и сообщим заместителю Динстлера о внезапном деловом отъезде шефа на симпозиум. Она не позвонила в полицию и боялась включить телевизор, представляя ужасающие сообщения в сводке дорожных происшествий. Она не хотела никого видеть, опасаясь выдать свою тревогу или проговориться. Ванда молилась святому Флориану, о котором не вспоминала последние двадцать лет: она просила вернуть ей Готла.
Мио Луми подкатил к дому на незнакомой машине и вместе с ним, уставший и слегка озабоченный, как и полагается участнику скучного научного собрания, появился Динстлер.
- Спокойной ночи, Док. Мне кажется, жена нуждается в вашем обществе больше меня. Отдыхайте, а завтра нам придется обо всем серьезно поразмыслить.
...После того, как Ванда, наконец успокоилась, выдав душераздирающий монолог из упреков и страстных признаний, Готл занял "трибуну". С видом матерого "босса" он расположился в кресле-качалке: небрежная поза нога на ногу, тонкая ароматная сигара, каменное лицо бывалого пройдохи.
- Дело в том, крошка, что все твои попытки уложить меня на лопатки, абсолютно беспомощны. Ни разу не было даже "тепло": ни тайных свиданий, ни секретного гешефта, ни "закидонов" капризного гения, как ты предполагаешь, у меня нет. - Он выдержал паузу, пуская дымовые кольца и наслаждаясь любопытством Ванды. - Меня элементарно похитили! И если бы ни Луми, возможно, я навсегда исчез бы из сюжета твоей жизни, а может, из этой страны вообще.
- Господи, Готл, не понимаю - чему ты радуешься? Ты сообщаешь такие страшные вещи с видом человека, получившего Нобелевскую премию! взвизгнула Ванда.
- Да, именно. У меня такое чувство, будто мне оказали высокую честь, признали мои заслуги и так далее. Вот эту голову - он постучал по лбу пальцем - оценили по-крупному. Тебе и не снилось, детка. И это не шутка!
