Пат Бут - Палм-Бич
Лайза Блэсс наконец могла отправиться домой.
***
Лайза вылетела из лифта, как человек-снаряд, которым выстреливали из пушки в старых цирках. Набранная скорость позволила ей без задержки пролететь через вращающиеся двери конторы компании "Блэсс паблишинг", что на Мэдисон-авеню, и секретарша, ответственная за прием посетителей, подпрыгнула так, словно в нее попала пуля.
На Лайзе были поношенные синие джинсы в обтяжку, футболка и длинная до пят соболья шуба с накладными карманами. Из-под джинсов выглядывали белые носки, исчезавшие в коричневых из крокодиловой кожи мокасинах. Волосы ее были откинуты назад, а весь ансамбль выдержан в самоуверенном европейском стиле. Лайза Блэсс наконец оказалась дома, и была уже не девочкой. Она выросла.
Секретарша сначала не узнала ее. Причинами того, что она вскочила со стула, были энергичность вторжения и неординарный вид вошедшей.
Потом до нее дошло, кто это, и она нервно затараторила:
- О, миссис Блэсс. Я вас не узнала. Мы вас ждали.
Как чудесно видеть вас снова. Мистер Каттинг отменил все намеченные на утро встречи, чтобы быть на месте, когда вы появитесь.
Лайза буквально рвалась вперед, словно на высокооктановом топливе, в предвкушении того, что ей предстоит сделать.
- Сделайте одолжение, - сказала она язвительно, - отмените еще и все встречи, запланированные им на вторую половину дня. И раз уж вы этим занимаетесь, то лучше всего будет выбросить книгу, где ведутся записи о встречах, в мусорную корзину.
Она не задержалась, чтобы насладиться выражением смущения и ужаса, появившимся на лице пожилой служащей. Она знала, куда идти. Она бывала здесь раньше. Стивен Каттинг встал, когда Лайза ворвалась в его кабинет. Ни у одного приговоренного к казни в полдень не было худшего утра, чем у президента "Блэсс паблишинг". В отчаянной попытке упорядочить свой внезапно оказавшийся под угрозой мир, он все перекладывал и перекладывал карандаши на столе, пока они не образовали прямоугольный треугольник с большей точностью, чем этого удалось бы добиться с помощью транспортира. Выражение лица Лайзы ничуть не успокоило его расстроенные нервы.
- Лайза... после всех этих лет... бедный Вер-нон... - Движениями рук он пытался помочь своему бормотанию.
- Ерунда, - сказала Лайза громко. Она упала в кресло, перебросила длинную ногу через подлокотник и небрежно поболтала повисшей на пальцах туфелькой.
- О, - произнес Стивен Каттинг.
Лайза ощутила себя чем-то вроде ковбоя на разборке в салуне. Таким приемом тоже можно многого достигнуть. Это гораздо надежней, чем секс.
Стивен Каттинг приготовил речь. Что-то вроде написанного в последнюю минуту прошения осужденного с просьбой отложить казнь. Эта речь имела некий юридический привкус.
- Миссис Блэсс, было бы глупо не признать, что я допустил ошибку и недооценил ваш вклад в компанию "Блэсс". У меня есть основания сожалеть об этом. Даже весьма сожалеть. Надеюсь вы предоставите мне возможность исправить... поставить все как надо... я знаю, мы сможем хорошо работать вместе...
- Ха, - сказала Лайза, резко обрывая его.
Она перебросила через подлокотник другую ногу, присоединив ее к первой.
- Вы работаете в компании "Блэсс" по контракту? - спросила она зловеще.
- По контракту? По контракту с "Блэсс"? Было похоже, что Каттинг сейчас упадет в обморок, что слово "контракт" совершенно не знакомо ему, - какой-то глагол, может быть, на суахили. - Нет. Не по контракту. В копании "Блэсс" мы никогда не заключали контрактов. Джентльменское соглашение...
- ...имеет примерно ту же цену, что и смешанная метафора, - отчеканила Лайза, заканчивая предложение Каттинга.
Она обратила внимание на то, что он употребил прошедшее время, говоря о компании "Блэсс". "Червяк подполз. Он уже наполовину взобрался на острие бритвы". Лайза глубоко вздохнула. Не запах ли это власти смешивается с ароматом ее духов "Палома Пикассо"?
- Да, - проговорила она задумчиво. - Джентльменские соглашения не много стоят, когда "джентльмен", с которым их заключили, лежит плашмя на столе в уэст-палмском морге.
Стивен Каттинг встал и выпрямился во весь рост.
Так вытягиваются перед командой, снаряженной для расстрела.
- Должен ли я понять это так, что вы решили отказаться от моих услуг? задал он бессмысленный вопрос. - Если так, то, я уверен, вы согласитесь, что должна быть какая-то компенсация. За все эти годы.
Настал момент для завершающего смертельного удара.
- Мистер Каттинг, я хочу, чтобы вы вылетели отсюда на улицу не более чем через пятнадцать минут, и вы ничего не получите. И позвольте мне сказать вам следующее. Если вы возьмете отсюда хоть что-нибудь, даже эти чертовы карандаши, я лично затаскаю вас по судам, и да поможет мне Бог.
Глава 16
Маленький Скотт Блэсс знал, что это очень важный день, но не совсем понимал, почему. Какая-то устрашающая личность под названием "мама" должна была приехать и нарушить покой в его уютном мире, и ему это не очень-то нравилось. Он плотно прижался носом к сетке забора аэропорта; его трясло, отчасти от волнения, отчасти из-за прохлады утреннего воздуха. Его маленькая ручка спряталась в большой руке миссис Мак-Тэггарт.
- Няня, а мама хорошая? - спросил он неуверенно.
- Конечно, мама хорошая.
Ответу недоставало уверенности, и Скотт уловил это.
"Мама такая же хорошая, как рисовый пудинг, вареные овощи, мытье головы".
Чувствуя, что ей, видимо, не удалось убедить аудиторию, мисс Мак-Тэггарт усугубила свою ошибку.
- Все мамы хорошие, - добавила она не вполне искренне.
- Жаль, что я не пошел сегодня в школу. Школа "Монтессори", находившаяся на Флэглер, и нежная забота обожаемой мисс Хейди казались определенно более предпочтительными, нежели это маленькое путешествие навстречу неизвестности. Хотя смотреть на самолеты всегда интересно.
- А мама в этом самолете?
- Нет, дорогой. Это маленький самолет. Мама прилетит на большом.
Это соответствовало его ожиданиям. Вполне очевидно, что мама - это нечто огромное, приезжающее на огромных вещах и вызывающее огромную суету. Иначе чего бы ему тут делать в своих лучших серых фланелевых брюках, черных ботинках и сверхчистой белой рубашке? Он вздохнул и сказал то, что думал:
- Я думаю, мама мне не понравится.
- Глупости, дорогой. Мамы всем нравятся. "Кроме меня", - подумала миссис Мак-Тэггарт, поправлял широкий пояс своей безукоризненной униформы. Добрая шотландка вообще не могла понять, как можно поступать с ребенком так, как Лайза обошлась с бедным маленьким Скоттом! Бросить мужа через неделю после свадьбы, оставить ребенка на чьем-то попечении и не показываться в течение пяти лет - это представлялось странным, жестоким и совершенно неоправданным наказанием. За это время и она узнала о папаше кое-что, отчего даже ее холодная кровь стыла в жилах. Может, это и оправдывало уход, но, конечно же, не давало повода с таким бездушным безразличием отнестись к невинному младенцу. К счастью, она оказалась рядом и заполнила пустоту. Теперь она любила этого ребенка так, словно сама родила его. Папочку держали на расстоянии, а когда временами он пробовал вмешаться в воспитание Скотта, то ощущал на себе всю остроту ее кельтского языка, а испытывать это повторно он, в отличие от Оливера Твиста, не имел ни малейшего желания.
Так Скотт достиг возраста, к которому, как считают иезуиты, завершается формирование характера, не зная ни отца, ни матери, и, несмотря на отчаянные попытки заменить их, все это оставило свой след. Скотт был довольно уверен в себе, но это было чисто внешнее впечатление. Он казался лидером и вроде бы готов был к любым приключениям, но за этим скрывалась маленькая хрупкая душа, одинокая и уязвимая, таившая огромную пустоту там, где полагалось быть отцу и матери. Этого Нелли Мак-Тэггарт не могла, да и не хотела простить Лайзе Блэсс. Этого - и ее неожиданного и нежелательного возвращения. Если она сейчас придет и попытается предъявить свои права на то, что так безнравственно и бездумно бросила, это может совершенно уничтожить Скотта, погрузить мальчика в полное недоумение, замешательство и смятение.
От этих страшных дум рот няньки сурово сжался, а кровь воинственных предков начала закипать в предчувствии грядущего конфликта, когда она пойдет в бой за этого кроху, чья рука кажется такой маленькой в ее руке. Формально она, может быть, и служанка, но в то же время она гордо несет знамя своей древней профессии, воспетой еще в сказаниях туманной старины. Она не просто английская няня, она - шотландская няня. Титулованные графы и надменные герцоги, надутые политики и верховные судьи - все превращались в милых, вежливых и аккуратных мальчиков, когда лицом к, лицу сталкивались с железной властительницей детской комнаты, с няней, которая воспитывала их и учила тому, что хорошо, а что плохо.
- Пойдем, дорогой. Пойдем встанем внизу у эскалатора. Мы увидим, как мама спускается.
