Дафна Калотай - В память о тебе
Нина прожила здесь до августа, а потом Виктор, вернувшись с дачи, помог перевезти маму к ним домой. Теперь он и Нина спали на матрасе на полу. С каждым днем мама становилась все слабее. Вскоре она уже не вставала с постели, а временами даже не отдавала себе отчета в происходящем.
— Болезнь не заразная? — каждый раз, выходя из своей комнаты, спрашивала Мадам и демонстративно втягивала носом воздух, словно стараясь унюхать микробы.
Теперь она появлялась в их комнате только во время еды и так и не соизволила хотя бы раз поздороваться с Нининой мамой. Дарья тоже делала вид, что не замечает больную. Нина продолжала ей доплачивать, но Дарья упорно не желала делать что-то кроме своих обычных обязанностей. Только по прошествии недели Нина поняла, что она выполняет указание Мадам.
Ярость кипела в ее груди, но она уже устала от бесконечной грызни и даже от собственного гнева. Из мелочных обид в душе вырастала всепожирающая ненависть. После ссоры она не разговаривала с Верой. Для примирения сил не оставалось. Из разговоров с Виктором Нина поняла, что муж не в курсе размолвки между ней и Верой. Подруга, должно быть, ничего ему не сказала.
— Хорошо, что ты не осталась, иначе тебе пришлось бы мириться с присутствием Сергея.
— Он приезжал?
— Дважды. Он мне не нравится, — с ноткой зависти в голосе сказал Виктор.
Только сейчас Нина сообразила, что поступила неразумно, оставив Веру наедине с Виктором. Такому неравнодушному к женским чарам мужчине, как ее муж, трудно устоять перед соблазном.
— Куда она подевалась? — спросила однажды Мадам, покинув свою комнату ради водянистого супа, приготовленного Дарьей. — Где красавица Вера? Я давно ее не видела.
Нинина мама тоже скучала по Вере и не однажды спрашивала, когда она придет в гости.
— Вера сейчас очень занята, — в качестве отговорки заявляла Нина, прекрасно понимая, что связь с подругой утеряна.
Единственное, что она знала, — это то, что Вера приглядывает за маминой комнатой в коммуналке, а Виктор, проявляя заботу о лучшей подруге жены, иногда навещает ее там.
Однажды Виктор не пришел ночевать.
Нина не сомкнула глаз, гадая, не связано ли это с Гершем. Что, если с мужем случилось то же самое?
Наконец она набралась смелости и разбудила свекровь. В ответ на вопрос «Куда мог пойти Виктор?» рассерженная Мадам отчитала невестку за то, что та будит ее посреди ночи. Старуху совсем не волновало, что сына до сих пор нет дома.
Около четырех утра в замке повернулся ключ, и Виктор вошел в темную комнату.
Нина едва сдерживалась, чтобы не кричать.
— Где ты был? Что случилось? В чем дело?
— Со мной все в порядке. Посмотри на себя. На тебе лица нет. Что такое?
— Что такое? Ты являешься домой в четыре часа ночи и спрашиваешь, что такое? Я думала, ты… Я не знала, что и подумать…
— Я говорил маме. Разве она не передала тебе? Я отвозил Веру на свидание с Гершем.
Нина разрыдалась. Мадам ничего ей не сказала. Хотя что в этом удивительного?
Нина слишком измучилась, чтобы злиться по-настоящему, вдобавок Виктор обнял ее и зашептал на ухо, что все в порядке. Немного успокоившись, Нина уткнулась ему в грудь, вытирая об рубашку мокрое от слез лицо. Она стыдилась своей слабости, того, что расплакалась как ребенок.
Теперь к ней вернулась способность ясно мыслить.
— Ты отвез Веру? — тихо, чтобы не разбудить мать, переспросила Нина. — А я думала, что свидания разрешены только с членами семей осужденных.
— Все не так просто.
Нинины брови удивленно приподнялись.
— Можно их обмануть, — поспешно добавил Виктор и устало уселся на стул.
Он что, дал взятку или подделал документы? Нина сжалась от страха. Только бы ничего не произошло!
— С Гершем все в порядке?
— Вера говорит, что дела у него идут неплохо.
— Ты что, не видел его?
Виктор отрицательно покачал головой.
— Ее пустили как члена семьи, меня — нет.
— Семьи?
Нина устало опустилась на стул возле мужа. Наверно, связь с тем неприятным Сергеем принесла свои плоды.
— Не понимаю, — сказала она. — А как же Зоя?
— Похоже, с появлением нового главврача Зоя утратила интерес к свиданиям с мужем.
Значит, их подозрения были верны: Зоя интересовалась не столько Гершем, сколько прежним главврачом.
— А я-то уже решила, что она по-настоящему любит Герша.
— Может, и любила… да разлюбила…
Виктор пожал плечами. Эта его манера выводила Нину из себя. Как Зоя может быть такой непостоянной? Как можно любить одного, а потом вдруг разлюбить и полюбить другого? Виктор обнял жену, и Нина, ища утешения, прижалась к нему. Почему она все еще на него сердится? Надо расслабиться и поверить, что все будет хорошо, что, помогая Вере, муж не скомпрометировал себя.
Только в постели, положив голову Виктору на грудь, Нина задала вопрос, ответ на который ей знать совсем не хотелось:
— Как там?
— Я же говорил, что не был внутри, — раздраженно ответил муж.
Нина вдруг тоже рассердилась:
— Зачем ты ездил в такую даль, если даже не встретился с другом?
— Отвозил Веру. Я же тебе говорил. У нее ведь нет машины.
Виктор отвернулся.
Нина говорила себе, что это лучше, чем ссориться и кричать друг на друга, но в глубине души она чувствовала себя обиженной. Возможно, Вера — просто отговорка, уловка, хитрость, чтобы… Нина вспомнила, как впервые встретилась с будущим мужем. Тогда с ним была Лилия, светловолосая, с идеальной фигурой. Виктор до сих пор любит женское общество. Конечно, такой преуспевающий мужчина, как он, будет иметь успех у женщин. Подобные мысли не давали Нине заснуть. Теперь она подозревала каждую из их общих знакомых. Мир утратил в ее глазах свою незыблемость.
С той ночи Нинино недоверие к окружающим начало расти.
Прошло два дня со времени последнего прихода Дрю Брукс. Поставив суп вариться, Синтия вошла в гостиную и, вместо того чтобы приняться за чтение своих журналов или аукционного каталога, устроилась напротив сидящей в инвалидном кресле-каталке Нины.
— Я думала над тем, что вы сказали женщине из «Беллера» о своей подруге. Мне кажется, вам надо выговориться.
Для деятельной натуры Синтии было мало просто готовить суп.
— Ее жизнь была непростой. Она страдала.
Двое суток болезненных воспоминаний… Весь день Нина пыталась отвлечься, но ничего не помогало: ни музыка, звучащая из проигрывателя, ни перелистывание книги, посвященной творчеству Гогена, ни рассматривание репродукций его картин в толстом альбоме, лежавшем на кофейном столике. Она уже несколько лет не заглядывала туда. Но боль, физическая и душевная, не покидала ее.
— Иногда я говорю себе: «Ее страдания — это наказание за ее дела».
Синтия уставилась на нее.
— Она, должно быть, сделала что-то страшное, по-настоящему ужасное.
Нина подумала о собственном теле, которое на старости лет ее предало.
— Похоже, мы получаем то, что заслуживаем. Посмотрите на меня: я прикована к инвалидному креслу.
На лице медсестры было написано сочувствие.
— Мне все равно, что вы сделали. Никто не заслуживает того, чтобы очутиться на вашем месте.
Ее прямота вместо обычной завуалированной жалости и мягкий, певучий островной акцент произвели неожиданный эффект, и Нина расплакалась.
— Ох, милочка… — Синтия принялась утирать бегущие по ее щекам слезы.
Нина никак не могла успокоиться.
— Я поступила с ней жестоко, — наконец с трудом сказала она.
— Если хотите, можете мне все рассказать. Вам станет легче на душе.
Нина хотела отрицательно покачать головой, но не смогла. Она не смогла даже опустить голову вниз. Шейные мышцы, казалось, одеревенели. В последние дни горло словно стягивал аркан, и это совсем не напоминало узелок платка, которым ее в детстве повязывала бабушка. Болезнь прогрессировала.
— Ничего уже не исправить. Слишком поздно.
Синтия утирала ей слезы.
— Никогда не бывает слишком поздно. Мой отец говорит: «Если кажется, что положение безнадежно и ничего поделать нельзя, подумай, и решение найдется».
— Прошу вас, Синтия! Не надо убивать меня добротой!
Медсестра засмеялась. Как по волшебству напряжение шейных мышц немного спало, но Нина решила не говорить Синтии, что ей стало лучше. А то она станет сыпать мудрыми изречениями отца.
Когда в конце сентября репетиции возобновились, Нина и Вера не сказали друг другу ни слова. Случайно встречая бывшую подругу в театре, Вера с виноватым видом отворачивалась. Нина не считала себя ни в чем повинной. Она не понимала, почему Вера утаивала от нее болезнь матери. Ее скрытность всегда удивляла Нину. С самой первой встречи два года назад в маленькой гримерной она чувствовала в подруге нечто тщательно скрываемое от посторонних. Чем Вера занимается в свободное время сейчас, когда уже не ходит на свидания к Гершу и не играет в карты с Мадам? Сидит одна в коммуналке или наведывается к Нининой маме, когда бывшей подруги нет дома?
