Валентина Донна - Покоренная поцелуем
- У него не вызывает аппетита ни норманнская еда, ни норманнское питье. Заприте его где-нибудь, - приказала она.
- Где же, миледи? В этом доме нет подвалов.
- Посадите его в курятник, - решила она. - Это избавит нас от лисиц и прочих хищников. Там ему будет неплохо.
Уолтер с Ротгаром давно ушли, как вдруг Мария почувствовала, как кровь в ее жилах явно замедлила свой бег.
***
Эдит, плотнее прижимаясь к стене, дюйм за дюймом приближалась к главному входу, двери которого не были закрыты на засов - впервые на ее памяти. Само собой разумеется, это результат неосмотрительности одной из этих глупых девиц или парней с вытаращенными глазами, которые так разволновались из-за вести о пленении Ротгара и возвращении его в Лэндуолд.
Добродушный смех доносился от группы норманнов, сгрудившихся вокруг тех рыцарей, которые выловили в лесах Ротгара. Эдит сделала еще один шаг по направлению к двери, уповая на небо и надеясь, что те неотесанные парни, которые обычно ее здесь сторожат, сейчас разделяют веселую компанию рыцарей. Может, на сей раз ей все же удастся избежать их сверхбдительных взглядов и их прилизанных фраз: "Не беспокойтесь, миледи. Я принесу все, что вам нужно"; "Я провожу вас, миледи, и подожду снаружи, пока вы закончите";
"Нет никакой нужды разговаривать с ними. Я могу доставить им любое сообщение от вашего имени". До елейности вежливые, неизменно куртуазные, тем не менее, они держали ее в плену под присмотром этой стервы Марии, словно на ней были оковы или кандалы.
Осталось совсем немного. Порыв свежего воздуха донесся до нее через щель между створками, и ледяная свежесть стужи только дразнила ее обещанием свободы. Еще три шага.., нет, только два...
- Сегодня дует колючий ветер, леди де Курсон, а на вас даже нет плаща.
Если бы раздавшийся у нее за спиной голос принадлежал одному из ее обычных охранников, Эдит, вероятно, взвыла бы от отчаяния и неудачи. Но демонстрировать такую слабость перед Гилбертом Криспином отнюдь не мудрый шаг.
- Я заметила, что дверь не закрыта на засов, - сказала она. Эта ложь ей удалась легко, сложнее оказалось выдавить из себя такую улыбку, чтобы отбить у этого всесильного рыцаря задавать ей дополнительные вопросы в отношении причин ее нахождения в опасной близости от выхода.
Она не успела собрать в кулак все свое мужество и повернуться лицом к нему, как почувствовала его руки у себя на плечах. Потом всю ее охватило тепло наброшенного на нее плаща на меховой подкладке. Ей и не нужно было поворачиваться, так как Гилберт, выйдя вперед, раскрыл перед ней двери.
- Не желаете ли сопровождать меня во время инспектирования нашей обороны? - Эдит потребовалось собрать всю свою силу воли, чтобы медленно, с достоинством, выйти из дверей, словно не прошло и полгода с тех пор, когда она это делала в последний раз.
Ей удалось пройти рядом с ним около десяти шагов, а потом ноги у нее задрожали, подкосились, и она уже не могла идти дальше.
Гилберт, вероятно, предполагал заранее, что случится такая беда. Он сжал ее за локоть.
- Пройдет, - заверил он ее. - Мне приходилось видеть многих осужденных, которые бегом удирали из плена, а потом падали на землю, как подкошенные. Мне кажется, что сейчас вы испытываете такие же чувства, которые одолевают воина, который выживает в битве, несмотря на полное отчаяние.
Она, полагаясь на его силу, шла, прихрамывая, смущенная и возбужденная до предела. Она наслаждалась порывами ветра, ей доставляли удовольствие комки мерзлой земли, которые впивались в ступни через мягкие подошвы ее шлепанцев. Вот из-за облака вышла луна, а она подняла к небу голову, чтобы сильнее, острее воспринять ее желтоватый блеск.
Кружащее голову чувство свободы и неожиданное соучастие в ее проступке Гилберта развязали ей язык.
- Каждую ночь, когда раздается храп и кашель Хью, я предаюсь мечтам о побеге из Лэндуолда. Мне кажется, что я буду бежать быстро-быстро, как заяц, а не ковылять, как убогая старуха.
- И какую же борозду на поле изберет мой маленький английский зайчик? Мягкий смех Гилберта не смягчил суровости его слов. Удовольствие Эдит от предпринятой озорной эскапады сразу покинуло ее.
- Мне не нужно ничего иного, кроме того уюта, который был мне предоставлен воспитавшими меня монахинями, - пробормотала она сквозь зубы, внезапно задрожав всем телом от холодного ветра.
- И вы поспешите прямо к своим монашенкам, даже не останавливаясь в пути, чтобы посплетничать о своем муже, правителе Лэндуолда, со своими друзьями, членами семьи?
Щеки Эдит вспыхнули от гнева.
- Вы также недоверчивы ко мне, как и Мария. В Лэндуолде у меня нет ни друзей, ни семьи. И даже если бы они здесь были, у меня нет никакого желания рассказывать всякому встречному-поперечному о том, как я была насильно отдана в жены безнадежному идиоту.
- Но вы же непременно расскажете о своем положении монашенкам.
Серебряный лунный свет резче очертил дерзкое лицо Гилберта. Эдит нравилось любоваться только одним мужским лицом - лицом Христа, распятого на кресте. Некоторым женщинам - она знала это, - Гилберт нравился, они считали его привлекательным, они восхищались его смуглыми чертами, широкими плечами, мощными бедрами. Их любование им вызывало у нее удивление, - они явно никогда не видели его таким, как она сегодня ночью, когда луна отбрасывала зловещую тень на его торчащие брови, на плотно сжатые губы, а какой-то неприятный отталкивающий блеск еще больше чернил его невероятно черные глаза. Она снова задрожала всем телом, но уже не только от холода, и решила, что ему лучше лгать.
- Да, я расскажу монахиням о своих муках. - Он покачивал в такт ее словам головой, и ей очень захотелось хотя бы умерить чрезмерное самодовольство с его лица. - Да, я расскажу настоятельнице, что до сих пор девственница, что готова постричься, и попрошу ее выделить для меня место. Хью долго не протянет. Мария со своими приспешниками его убьет, или же он сам размозжит себе голову о стену, чтобы навсегда избавиться от жестоких болей.
Она ожидала, что норманн рассмеется. Она ожидала его язвительных шуток по поводу ее девственности, его поддразниваний, его утверждений, что они правильно поступили, обвенчав ее с Хью, чтобы тем самым установить какое-то подобие нормального положения, одновременно изолировать ее, чтобы никто, кроме норманнов, не знал истины. Но он вдруг заговорил с таким трудом, словно кто-то железными пальцами сжал ему горло.
- Хью был моим другом. Я так по нему скучаю.
- Но ведь он еще не умер. - Непроизвольно она почувствовала приступ жалости к своему мужу, вспоминая, как он сидит, крепко охватив руками свою лохматую голову, вспоминая это отрешенное безумное от диких болей выражение его глаз, когда доза лекарств, выданная Марией, начинает утрачивать силу, и он остается наедине с ней, с Эдит. - Мне кажется.., кажется, что теперь он может воспользоваться нашей дружбой, сэр Гилберт.
- Та человеческая оболочка, которая называет себя Хью де Курсоном, уже не мой старый друг, как и не ваш муж.
Слова Гилберта больно резанули ее. Жутковатые, дрожащие завывания волка доносились издалека, вызывая необычайно громкое кудахтанье в курятнике. Эдит почувствовала, что Гилберт не отпускает ее локтя и по-прежнему сильно сжимает его. Она попыталась было отстраниться, но он лишь сильнее сжал пальцы.
- Нам пора возвращаться домой, миледи.
- Но вы не проверили линию обороны. Грудь ее затрепетала, словно там укрылся один из пищащих цыплят и бил изо всех сил крылышками, чтобы выбраться на волю.
- Я должен прежде доставить вас в полной безопасности к мужу, а потом совершу обход.
- Нет. - Она попыталась упереться каблучками в замерзшую землю, но в результате лишь повредила ногу. - Нет, - упрямо повторила она громче, но уже не столь дерзко, осознавая, к своему стыду, что это слово вдруг у нее приобрело умоляющий оттенок.
Не отвечая, Гилберт молча взял ее под руку.
- Но будут и другие ночи, Эдит.
Она стояла как вкопанная, не осмеливаясь говорить, так как уже не доверяла самой себе.
Он улыбнулся, но, вероятно, в темноте она не заметила этого.
- Мне кажется, Мария проявляет сверхбдительность, продолжая удерживать вас в таком строгом заточении. Она вряд ли станет возражать, если я вызовусь время от времени сопровождать вас в таких кратких прогулках.
Наконец Эдит обрела дар речи.
- Вы намерены это сделать ради меня? Почему? Гилберт гладил ее по руке.
- Кажется, каждый из нас нуждается в надежном друге. Я предлагаю вам свои услуги в качестве сопровождающего, а вы в свою очередь ., будете со мной разговаривать. Мне хочется о многом узнать. Мария на редкость неразговорчивая женщина.
Это было, в сущности, невинное предложение, но почему в таком случае оно заставило ее насторожиться, побуждая искать в словах Гилберта более глубокий, скрытый смысл. Но его соблазнительное обещание отодвинуло предосторожность. Эдит одобрительно кивнула, искренне желая в душе избавиться от досаждающего ей чувства, что она заключила неудачную сделку.
