Виктория Готти - Суперзвезда
Он аккуратно высыпал из мешочка белый порошок на крохотное зеркальце. Помогая себе маленьким перышком, он поочередно втянул порошок обеими ноздрями. Всего лишь один вдох произвел невероятный эффект. Адреналин заставил его кровь быстрее течь по венам, сердце забилось в бешеном ритме. Энергия так и била из него, капельки пота выступили на лбу.
* * *Кэсс шла по коридору, ища комнату, где она могла побыть одна, спрятаться от всех. Она спустилась по лестнице на один пролет и оказалась на балконе. Дул свежий ветерок, и шум вечеринки был едва различим. Перед ней открывался поразительный вид — спокойные воды лагуны, как огромное черное зеркало, отражали разноцветные огни карнавала. Из-за множества частных яхт и пароходиков Кэсс не могла увидеть море, вдали чей-то смех неприятно нарушал тишину ночи.
* * *Голоса становились громче, превращаясь в крик.
«Ты никчемная дура! Никогда не можешь сделать так, как надо!» — Голова раскалывалась, в висках стучало. Ее охватило непреодолимое желание убежать, где-то спрятаться. То выражение на лице Джека, ярость в его глазах и холодность в голосе… Боже, как могла она быть такой дурой? Было очевидно, что Джек любил Кэсс, и Роджер тоже предпочел ее!
Она выбралась из толпы, не в силах больше терпеть навязчивые взгляды. Что же будет теперь? Не одну ее это интересовало — все местные стервятники с радостью были готовы наброситься на нее. Похоже, нигде в мире так сильно не любили скандалы, как в Голливуде. События сегодняшнего вечера свяжут с той давней трагедией, происшедшей с ее отцом и матерью, и уже завтра все газеты запестрят заголовками об этом.
Челси быстро пошла прочь от болтовни, смеха толпы. «Слушай же их! Они смеются над тобой, дура!» — настаивали голоса.
* * *После дозы ему иногда становилось плохо, но так тяжело еще не было никогда. Боль разлилась по всей груди, сдавливая легкие и мертвой хваткой сжимая сердце. Он весь вспотел, каждый орган, каждая клеточка тела испытывали мучительную боль. Он безуспешно пытался отдышаться. Распахнув дверь туалета, Джонатан выбрался в коридор. Голова кружилась. Он оперся о стену, пытаясь сохранить равновесие, затем медленно заковылял по направлению к залу. Неожиданно стены и пол слились в единый цветной хоровод. Джонатан открыл было рот, чтобы позвать на помощь, но не мог произнести ни единого звука. Он упал, разбив лицо о холодный твердый мраморный пол. Боль в голове и груди усилилась, как будто ток прошел через его тело. И с последним ударом сердца, делая последний вдох, Джонатан подумал о Кэсс: «Стерва».
* * *Даже находясь у двери, он мог видеть, что она плачет. Ее тело сотрясалось от слез, боли и унижения. Кровь, которая текла в жилах Челси — кровь Ланы и Роджера, — еще не давала ей прав на наследство Ланы.
Крошки, лежавшие рядом друг с другом — одна, совершенно неподвижная, и другая, здоровая, ставшая настоящей дочерью Ланы Турмейн, — навсегда должны были поменяться местами, он позаботился об этом.
С самого начала Кэсс была красива, соблазнительна, очаровательна, точь-в-точь как ее мать. Лана была потрясающим учителем. Будучи еще маленькой девочкой, Кэсс впитала в себя стиль своей матери. Все, особенно мужчины, были совершенно очарованы ею. Она, как паучок, плела паутины из золотых нитей, и любой, кого она решила осчастливить своей улыбкой, навсегда был пленен ею. Никто не мог устоять перед ее очарованием.
Да, в Челси были гены Ланы. Она действительно унаследовала ее физическую красоту, но кто мог знать, почему наряду с этим она унаследовала все отрицательные черты своей матери? Резкие перепады настроения и непостоянство мнений, жестокость, тщеславие, неуважение к окружающим людям — вот было ее наследство.
На протяжении всей жизни девочек он наблюдал за ними. Он стал приемным отцом, любимым дядей для Кэсс — особенно когда Роджер был в тюрьме. При этом он неотрывно наблюдал за Челси. Находясь на расстоянии, он видел, как рожденная для власти и богатства жила в нищете и отчаянии. Он всегда считал, что Челси воплотила в себе все плохое, что было в Лане.
А Кэсс была по праву наследницей Ланы. Он удовлетворенно улыбался. Он не сомневался, что сделал правильный выбор в ту ночь, тридцать три года тому назад, в родильном отделении больницы.
Облака, принесенные с бухты, затянули все небо над площадью, накрапывал мелкий дождик — великолепные декорации для спланированного им финала. Он не делал ни единой попытки дать ей знать, что он стоял сзади. Он просто молча стоял и наблюдал. Порыв ледяного воздуха ворвался сквозь распахнутые стеклянные двери балкона. Он увидел, как она поежилась. Руки ее были сложены на груди, как будто она пыталась обнять саму себя. Опустив глаза, девушка полностью погрузилась в себя.
— Ты правда верила, что могла вот так, пританцовывая, явиться сюда и забрать обратно свою жизнь?
Она резко повернулась и уставилась на него, но он не мог увидеть выражения ее лица. Золотая с белым маска скрывала ее глаза. Она молчала. Может, шок от его слов заставил ее онеметь. Она просто смотрела на него пронизывающим дерзким взглядом.
Джеймс сделал шаг вперед, вытаскивая из кармана пистолет.
Уличный фонарь над каналом отбрасывал нереальные блики. Казалось, ангельское свечение исходило от нее.
— О, Челси, — серьезно произнес он. — Я боюсь, ты сильно ошибалась!
Он поднял руку и нацелил пистолет ей в грудь.
— Ты совершила смертельную ошибку. Твоя мать — настоящая мать — тоже ошибалась. Дурочка. Она всегда слишком торопилась принять решение. За все то время, что я знал ее, я никогда не видел, чтобы она хоть что-нибудь тщательно обдумала. Ее поступки никогда нельзя было назвать рациональными. Она была слишком импульсивна, практически неуправляема.
Леденящим взглядом он уставился на нее. Джеймс видел, что она плачет, но то ли это были слезы страха, то ли шока, определить было невозможно из-за маски, скрывавшей лицо.
Джеймс задумался. Он взвесил каждое свое слово, каждое движение. Он знал, это было неизбежно. Он знал это с тех самых пор, как Челси явилась в офис Роджера. Ему было что рассказать, и ему надо было, чтобы его выслушали. Пусть уж это будет Челси. В конце концов, эта история касалась прежде всего ее.
— Я был актером — так, играл роли второго плана, стараясь пробиться. Я вел жизнь, полную греха и излишеств, но потом я переродился. Я встретил очень богатую женщину, адвоката. Она стала моей покровительницей. Она заставила меня получить профессию юриста, потом обучила меня всем тонкостям индустрии развлечений, законам этого бизнеса. Тогда-то я и познакомился с Ланой. Это было тридцать шесть лет тому назад. Я был очарован, она имела огромную власть над мужчинами, я уверен, ты знаешь это по ее фильмам — ни один человек, видевший их, не остался равнодушным, и уж тем более я. Это была любовь с первого взгляда.
Тон его смягчился. Он как будто бы забыл о пистолете в своей руке.
— Это длилось десять лет, с некоторыми перерывами. Она все никак не могла выбрать между Роджером и мной. Я никогда не знал, чего ожидать от нее. Когда она сказала мне, что беременна от Роджера, я думал, что умру от боли, сердце мое было разбито. Я ненавидел тебя еще до того, как ты родилась. И я ненавидел все, что твое появление повлекло за собой: если бы не ты, она бы бросила Роджера.
Он внимательно посмотрел ей в лицо. Несмотря на маску, он видел, как ее черты исказились от страха.
— Я думаю, самым простым решением было бы оставить все как есть и предоставить Богу решать наши судьбы. Но я не мог позволить тебе уничтожить ее. Я был убежден, ты родишься ненормальным ребенком из-за алкоголя и наркотиков, которые принимала Лана. Это бы убило ее. Заботиться и переживать, пытаясь поднять на ноги больного ребенка, было ей не по силам. К тому же она бы навсегда ускользнула от меня. Я не мог позволить этому случиться, нужно было что-то придумать.
Тяжело вздохнув, он чуть-чуть помедлил. Улыбка искривила его губы.
— Подмена была великолепной идеей, ты так не считаешь? Куча денег, немного уговоров и постоянное давление. Думаю, ты и понятия не имеешь, о чем я говорю, так что дай мне объяснить. Покойная мисс Хансон, акушерка, очень любила деньги, и за кругленькую сумму она подменила ребенка. Ты, наверное, уже догадалась, что мне пришлось убить ее. Конечно, когда я узнал, что тебе стало о ней известно и что теперь она собирается выболтать тебе все, мне пришлось позаботиться о том, чтобы она держала язык за зубами. Это не было большой потерей, у нее оставалось и так не особенно много времени — она была старая и больная. Я не мог позволить тебе добраться до нее.
«Он сказал, что кого-то убил?» — Она почувствовала тошноту.
— Потом, когда тебе было около десяти лет, из больницы мне прислали жалобу Марии Хаттон. Я действовал от имени Роджера и ничего ему не сказал. А зачем? Он бы не понял, о чем они говорят. Я думал, что мне удастся скрыть это. Как же я ошибался!
