Эйлин Гудж - Чужое счастье
Лас-Каситас был таким же многоквартирным домом, как и дюжина других, мимо которых Марк проезжал по пути сюда: несколько этажей из шлакобетонных блоков, выстроенных вокруг центрального патио с бассейном; рядом с дверями шли пандусы. Поднимаясь по металлической лестнице, Марк почувствовал запах хлорки, окутавший его, словно испарения со свалки химических отходов, вместе с криками детей, плескавшихся в бассейне.
Когда Марк подошел к двери с номером 3-Ф, он услышал, что внутри плачет ребенок, а растерянная мать то угрожает ему приглушенным голосом, то уговаривает его. Марк постучал, но ему показалось, что прошла целая вечность, прежде чем дверь со скрипом приоткрылась.
— Да? Что вы хотите? — на него смотрело худое осунувшееся лицо, обрамленное завитками желтых волос с химической завивкой.
— Я друг Анны, — сказал Марк. — Могу я с вами поговорить?
— Я не знаю никого по имени Анна.
— Вы знали ее под именем Моника.
Усталые голубые глаза женщины мгновенно оживились.
— Ах, она! Да, я читала о ней в газете. Не повезло!
— Именно поэтому я здесь. Вы не против, если я войду? — спросил Марк.
Кристэл заколебалась, после чего дверь открылась шире, и за ней Марк увидел жилистую женщину в шортах и майке на бретельках. Казалось, ее мышцы были накачаны тяжелым физическим трудом, а не благодаря упражнениям в тренажерном зале.
— Послушайте, сейчас неподходящее время, — сказала Кристэл, — мой ребенок заболел, а мне надо на работу.
— Это ненадолго.
Она сощурила глаза и осмотрела его с головы до ног.
— Как вы узнали, где меня найти?
— Это было несложно. — Кейт узнала ее имя из счетов компании «Америка-он-лайн». Оказалось, что у Кристэл Лонгшир было интересное прошлое, и после своего последнего официального места жительства — государственной тюрьмы в городе Ломнок — она часто переезжала. — Кстати, меня зовут Марк. — Он протянул руку, которую она неохотно пожала, все еще подозрительно его осматривая.
Ребенок в квартире начал реветь.
— Брианна, дорогая! — закричала Кристэл через плечо, — пей свой сок, будь хорошей девочкой. — Она повернулась к Марку. — Вам лучше уйти.
— Пожалуйста, это очень важно.
Кристэл тяжело вздохнула.
— Хорошо, но только одну минуту.
Она вышла на площадку и стала закрывать за собой дверь, и вдруг маленькая девочка жалобно запричитала:
— Оставь дверь открытой, чтобы я могла тебя видеть!
Марк увидел маленькое бледное личико в мрачной глубине неосвещенной гостиной.
Кристэл сложила руки на груди.
— Пожалуйста, мистер, я не хочу неприятностей. Мне и так сейчас нелегко.
«Но Анне еще тяжелее», — подумал он.
— Я здесь не для того, чтобы доставлять вам неприятности.
Ее рот искривился в недоверчивой улыбке.
— Да? Все так говорят. У меня трое детей и три года тюремного заключения, и все благодаря последнему парню, который мне только голову морочил.
— Анна мне рассказывала о вас. Она, как мне кажется, очень хорошего о вас мнения.
Суровость немного сошла с лица Кристэл, и она начала грызть ноготь на большом пальце, а затем, спохватившись, смущенно опустила руку.
— Послушайте, мне жаль ее. Я хотела сказать, что Анна была добра ко мне и все такое. Но я ничем не могу помочь. А сейчас, если вы позволите…
Кристэл уже повернулась и собралась уходить, когда Марк предпринял последнюю отчаянную попытку.
— Вы ведь были там в ту ночь, не так ли?
Это произвело желаемый эффект. Кристэл замерла, а ее рука со следами от старых уколов на локтевом сгибе потянулась к двери и резко захлопнула ее, после чего девочка снова закричала.
— Я не знаю, к чему вы клоните, — прошипела Кристэл, — но если вы не уберетесь отсюда за тридцать секунд, я вызову копов.
— Думаю, что если бы вы собирались вызвать копов, — сказал Марк тем же мягким тоном, — то вы сделали бы это несколько недель тому назад.
Она прислонилась к бетонной стене и сползла по ней вниз.
— Чего вы хотите?
— Чтобы вы ответили на несколько вопросов.
— Я знаю только то, что написано в газетах.
— Где вы были той ночью?
— Дома с детьми.
— Вы можете это доказать?
Кристэл посмотрела на него.
— Я не обязана это делать.
— Мне — нет. Но я уверен, что полиция этим заинтересуется. — Марк полез в карман и вытащил свой сотовый.
Кристэл вскинула руку, чтобы остановить его и не дать набрать номер. Ее щеки покраснели, словно ей отвесили несколько пощечин. Марк не знал, что послужило причиной этого: чувство вины или просто страх человека, который провел некоторое время за решеткой.
— Не звоните. Они подумают, что я каким-то образом причастна к этому.
— А вы причастны? — Марк смотрел ей в глаза.
— Нет, — едва слышно сказала Кристэл. Крики в квартире стремительно перерастали в душераздирающие вопли. — Иду! — прокричала Кристэл через плечо. Выражение ее лица напоминало страдальческую гримасу уставшего в битве солдата, готовящегося к новой атаке. — Брианна провела в приютах половину своей жизни. Она все время плачет и не может спать, когда выключен свет. Если офицер, надзирающий за выполнением условий досрочного освобождения, узнает обо всем, я окажусь в тюрьме раньше, чем успею опомниться. Я не могу так поступить со своими детьми.
— Мне кажется, что вы слишком уж переживаете для человека, которому нечего скрывать.
— Они могут посадить меня ни за что. Они всегда так делают. — На какое-то мгновение Марку стало даже жаль ее. — Вы не знаете, что это такое. Анна была единственным человеком, который переживал за других. И посмотрите, что с ней случилось.
Стон, закончившийся отрывистым сухим кашлем, был достоин Мими из «Богемы».
— Я думаю, что все было так, — сказал Марк. — Вы хотели увидеть собственными глазами, действительно ли Моника, или человек, которого вы считали Моникой, был таким хорошим, каким казался. Только глянуть разок, после чего уехать восвояси и обо всем забыть. Как у меня пока что получается?
— Неплохо. Вы могли бы получить работу в одном из таблоидов, — бесстрастный взгляд Кристэл ни о чем ему не говорил.
— Послушайте, — сказал Марк. — Мне вы ничего не должны, но вы должны помочь Анне.
— Даже если бы я что-нибудь знала, а я ничего не знаю, мои дети для меня важнее всего. И, тем более, откуда я могу знать, что вы не коп?
— Если бы я был копом, вы уже ехали бы в участок на допрос.
— А у вас на руках осталось бы трое орущих детей, — ответила Кристэл.
— Я все еще могу организовать ваше задержание.
— Возможно, но вы этого не сделаете.
— Почему вы в этом так уверены?
— Вы приличный человек, вот почему. — Кристэл произнесла эти слова как оскорбление.
Марк долго и пристально на нее смотрел, словно пытаясь изменить ее мнение о себе. Кристэл явно повидала в своей жизни кое-что пострашнее, чем его угрозы. Ее можно согнуть, но не сломать. Оставалась единственная надежда на то, что, если Анна попросит Кристэл лично, та не сможет ей отказать.
Вой в квартире становился все громче.
Кристэл толкнула дверь, затем остановилась и посмотрела через плечо. Марк был удивлен, когда увидел в ее голубых потухших глазах блеск непролитых слез.
— Скажите Анне… — она на секунду запнулась, — скажите ей, что мне действительно очень жаль.
Следующим вечером, сидя в своей комнате в доме Лауры и Гектора, Марк рассказывал Анне о результатах поездки.
— Думаю, что Кристэл что-то знает, — сказал он. Они лежали в кровати, Анна удобно устроилась на сгибе его руки. — Или же она просто боится.
— Чего?
— Что ее снова посадят в тюрьму.
— С чего бы вдруг ей чувствовать себя виноватой, если она не сделала ничего плохого?
— Она наркоманка. Мы считаем, что все плохое, что случается с нами, происходит по нашей вине, потому что в большинстве случаев так оно и есть. — Марк грустно улыбнулся.
Он рассказал Анне о своей короткой беседе с детективом, расследующим ее дело, — бравым морским пехотинцем в отставке по имени Берч, который, судя по его внешнему виду, и сам был не прочь приложиться к бутылке. Берч отказался слушать Марка, сказав, что не заинтересован в поиске новых подозреваемых. Его последними словами были: «Если адвокат хочет перекинуть вину с ее задницы на чью-то еще, я не обязан ему в этом подыгрывать». Но эту часть беседы Марк опустил.
— Итак, нам снова приходится начинать все сначала, — уныло сказал он. Он видел, что на лице Анны отразилась каждая минута прошедших четырех недель: под глазами залегли темные круги, а в углах рта притаились маленькие морщинки, похожие на круглые скобки.
— Я попросил свою знакомую поискать также и того, второго парня, — Марк имел в виду мужчину, известного только по прозвищу Гэри Кэри, чье увлечение Моникой граничило с навязчивой идеей. — Гэри Кэри оказался женатым человеком и отцом пятерых детей. К тому же он священник-баптист. Мне жаль его жену, не говоря о прихожанах.
