Джойс Элберт - Безумные дамочки

— Нет, сегодня я не видел нашего капитана, — сказал Роберт. — А в чем дело? Снова поссорились?

Анита рассказала обо всем и затем добавила:

— Я так несчастна, что хочу умереть. Я никогда раньше не думала о самоубийстве, но теперь понимаю, что чувствовала Симона, когда совершала этот безумный акт. Я не представляю себе жизни без Джека. Если бы он снял трубку, я могла бы просто поговорить с ним…

— Вы же точно не знаете, что он дома. Может, он зашел в бар. Может, в эту секунду сидит в «Максе» и нарезается.

— Я бы тоже нарезалась, если бы оставила прощальную записку в пакете с салатом, — сказала Анита, думая, стоит ли ей позвонить в «Макс» после окончания разговора. — Почему в пакете с салатом? Я могла бы найти ее и через неделю. Вы не согласны, что это дурацкий поступок?

— Довольно дурацкий, — сказал Роберт, — но в его духе.

— А если я позвоню в «Макс», а его там нет? Тогда я, точно, покончу с собой. У меня есть бутылочка со снотворным, ее оставила соседка. Как только я нашла записку Джека, у меня возникло дикое желание проглотить все таблетки и умереть.

— Вы не обязательно умрете.

— Нет, умру. В бутылочке около тридцати таблеток. Лошадь можно убить.

— Я как-нибудь устрою вам экскурсию в институт психиатрии и покажу людей, проглотивших тридцать таблеток снотворного. Потом их вырвало во сне, и они живут, но как поврежденные разумом идиоты. Я не шучу и не преувеличиваю, поверьте.

— Никогда об этом не слышала, — сказала Анита, потрясенная нарисованной картинкой.

— Психушки забиты ими.

— Омерзительно. Не хочу и думать об этом. Но я не буду резать вены, как Симона. Меня тошнит от вида крови.

— Я думаю, вы должны жить, — весело сказал Роберт. — Если не собираетесь броситься под поезд или вышибить мозги из револьвера.

— Никогда не думала, что так трудно покончить с собой. О Роберт… — Она заплакала. — Не знаю, что делать, я не перенесу этого. Боль. Я ее не переношу, это так ужасно.

— Извините, детка. Простите меня. Почему бы не выпить и не позвонить в «Макс»? Может, он там?

— Именно это я и хочу сделать, — сказала Анита, не утруждая себя рассказом о том, что уже выпила, но это ни капельки не помогло. — А если Джек зайдет к вам, пожалуйста, попросите его позвонить мне. Скажите ему, что вы боитесь, что я покончу жизнь самоубийством, если он не позвонит. Вы скажете?

— Обещаю, — сказал Роберт Фингерхуд, — если вы пообещаете ничего с собой не делать.

— Обещаю.

В «Максе» Джека не было. Анита позвонила Симоне и сказала, что хотела покончить с собой.

— Не делай этого, — предостерегла ее Симона. — Лучше поешь горячего. После того как я пыталась перерезать себе вены, я выработала новый взгляд на самоубийство.

— Какой же?

— Ну, сказала я себе, положим, ты добилась цели, а в эту минуту звонит Эдди Фишер и приглашает на уикэнд в Гроссинджер. Что тогда? Разве мне не было бы жаль упустить такой случай?

— Старая позиция мне больше нравилась, — сказала Анита и положила трубку.

Это был один из самых страшных вечеров в ее жизни. Она всю ночь звонила Джеку — каждые полчаса. Он не отвечал, хотя было уже утро. Она похудела на несколько килограммов. — Смешно, но, когда взглянула на себя в зеркало, на нее смотрела свежая, красивая женщина, только что проснувшаяся после глубокого сна.

После восьми звонить не было смысла, потому что это был час отлета в Индианаполис, и она, к несчастью, не знала, в каком отеле он остановится, потому что Джек сам точно не знал. На курсы звонить нельзя. Джек взорвется, если его побеспокоить, когда он доказывает начальству, что может работать летчиком. Просто взбесится.

Три недели. Это как тюремное заключение, подумала она. Не только пережить это время, это одна проблема, хуже другое: а чего ждать в конце срока?

Отчаяние делает людей наблюдательными, как убедилась Анита через несколько дней.

Когда она пришла в банк, чтобы получить наличные, то заметила табличку в окне кассира: «Любое ограбление будет снято на пленку».

— Это новая табличка? — спросила Анита.

— Нет, мэм, она висит с прошлого года.

— А где камера?

Кассирша, темноволосая девушка в очках, бросила на нее неприязненный взгляд.

— Вон там.

Анита сомневалась, что есть камера, которая снимет ограбление, как сомневалась и в том, что скорость машины может быть определена радаром, и в том, что таблички могут испугать грабителей и любителей быстрой езды.

Потом она заметила, что у мужчины в химчистке у носа бородавка. Анита сталкивалась с ним уже два года и никогда раньше не замечала ее. Только боязнь показаться грубой идиоткой удержала ее от вопроса, когда появилась эта бородавка.

Клерк вручил ей вычищенную и отутюженную летнюю форму, а она сказала:

— Будет долгое жаркое лето, это точно.

— Вам-то нечего беспокоиться, мисс Шулер. Вы же будете в прохладном самолете.

Он произнес «сам-о-лет», как говорит большинство жителей Нью-Йорка. Когда Анита переехала сюда из Чикаго, ее сначала удивляло, почему столько людей неправильно произносит это простое слово, но потом привыкла. Сейчас она почему-то снова удивилась.

Потом отметила, что из-за отчаяния захотелось так обращаться с людьми, чтобы им понравиться. Ей теперь не составляло труда улыбаться всем пассажирам, любые их требования не были обременительны для нее. Даже самых пьяных пассажиров она воспринимала спокойно. И когда в рейсе из Афин трехлетний мальчик облил ее новенькую форму, Анита не огорчилась.

— Не волнуйтесь, — весело сказала она матери ребенка, когда почистила то, что можно. — Это часто бывает.

— В таком случае, девушка, почему у вас на борту нет «Драмамина»?

— Да, мэм. Потому что он плохо действует на беременных. И мы вынуждены были бы спрашивать у каждой женщины, не беременна ли она, если просит это лекарство. А это неловко.

Женщина презрительно посмотрела на нее.

— Более глупого ответа я не слышала.

— Да, мэм.

— А это еще глупее. — Женщина погладила ребенка по голове. — Беременные женщины!

Но до тех пор, пока Анита не переспала с Робертом Фингерхудом на следующий день после возвращения из Афин, она не подозревала, до каких пределов может довести человека отчаяние. Потому что причины, по которым пошла с ним, были ложными, все они имели отношение к Джеку, а не к Роберту. Джеку, который ее не любил, Джеку, который ее бросил, Джеку, который никогда не женился бы на ней. И в секунду, когда Роберт обнял ее, Анита знала, что поступает плохо, но все равно сделала это. Ей отчаянно хотелось заняться любовью с мужчиной, который, как она думала, желает ее.

Именно Анита позвонила Роберту и спросила, не хочет ли он пригласить ее на ужин.

— Я приготовлю вам ужин, — ответил он. — Уверен, что Симона рассказывала о мясе с шампанским.

— Вы имеете в виду мексиканскую пещеру? — рассмеялась она. — Да, рассказывала. И говорила, что вы первоклассный повар. Когда мне приехать?

— Может, в семь?

— Прекрасно. Что-нибудь принести?

— Ну, кое-что… — заколебался он. — Нет, лучше я промолчу.

— Скажите.

— Не могу.

— Почему же?

— Я не могу объяснить. Пожалуйста, забудем об этом.

— Ладно, но…

Она не могла догадаться, что он хотел сказать, и только через несколько часов, когда они уже переспали, он сказал:

— Теперь можно сказать, о чем шла речь. О том, что я хотел, чтобы ты привезла.

— Ну?

— Противозачаточный колпачок. — Он поцеловал ее в ухо.

— И ты вправду думал, что сегодня переспишь со мной? — спросила она в полутьме.

— Честно говоря, нет. Конечно, я надеялся. Я хотел этого с нашей первой встречи, но думал, что ты не хочешь.

— А зачем бы я тогда позвонила?

— Потому, что ты одинока и страдаешь из-за Джека. И потому, что я тебе нравлюсь. И все это обернулось прекрасно проведенным вечером, как я себе и представлял. Даже еще лучше. А как тебе?

— Да, — быстро сказала Анита. — Да, конечно.

На самом деле она не была в этом уверена. Даже входить в этот дом ей было трудно. Идти сюда и не к Джеку — это почти предательство. А особенно к тому, которого Джек знал, к его другу. Было бы намного лучше, поняла она сейчас, переспать с незнакомцем. Слишком много сплеталось вокруг Роберта. Не только Джек, но и Симона, которая, несомненно, рассказала, что она пользуется колпачками, иначе почему бы он упомянул о них, когда все сейчас пьют таблетки? Анита не хотела думать, что еще могла наболтать Симона.

— Грудь у тебя больше, чем я предполагал, — сказал Роберт, включая радиоприемник.

— Правда? А в одежде я выгляжу плоской?

— Нет, не очень… — У него был смущенный вид. — Симона как-то сказала, что ты носишь специальные лифчики.

— Что еще она говорила?