Деннис Робинс - Невеста рока. Книга вторая
Кто-то быстро принес нюхательную соль. Церковный староста поспешил послать срочное сообщение в Клуни. Кучер погиб во время аварии, и сейчас его тело лежало на паперти.
Вивиан Чейс, еще не окончательно пришедший в себя, сильно потрясенный, вдруг почувствовал себя как-то странно. Ему внезапно показалось, что плакальщица, ухаживающая за ним, — его мать. И он жалобно застонал:
— Мама!
Женщина полными слез глазами посмотрела на викария.
— Его сиятельство бредит, он зовет мать, — прошептала она.
С первого ряда внезапно вскочила молодая леди и, пристально посмотрев на Вивиана, истерически, пронзительно закричала:
— О, увы! Он умирает! Лорд Чейс умирает!
Эти зловещие слова проникли в затуманенное сознание Вивиана. Он попытался сесть, но в мерцающем свете свечей смог увидеть лишь накрытый гроб. И он решил, что сейчас умрет, а этот гроб предназначен для него. И еще ему мерещилось бледное гневное лицо матери. Да, подумал он, вот сейчас его, приговоренного за грехи к вечному проклятию, низвергнут в пламенные врата ада. Чей-то призрачный, суровый и мрачный голос говорил:
— Наследник Клуни, ты унаследуешь все и ничего… ибо ты потерял свою душу. Умри! Ты больше не сын мне! Ты погрязшее в пороке чудовище, подлый, гнусный соблазнитель и бессердечный отец!
Вивиан в ужасе пробормотал что-то бессвязное и без чувств откинулся на руки суетящихся вокруг него людей.
Глава 19
Шарлотта так никогда точно и не узнала, что случилось с Вивианом тем январским днем. Как только она пришла в себя после известия, что Вивиана без чувств привезли в Клуни, она поняла лишь одно: на нее и замок снизошел благословенный покой.
Мисс Диксон рассказывала ей новости, пытаясь не слишком волновать молодую мать:
— Его светлость сейчас в полной безопасности и находится у себя в постели. Похоже, Вольпо умеет ухаживать за больным. Доктор Кастлби оставил его на попечение Вольпо, пока не приедет специалист. Я слышала, что у него разбита голова и сломана кость бедра. Наверное, когда карета перевернулась, открылась плохо запертая дверца, и его светлость вывалился наружу. А бедняга кучер скончался.
Шарлотта тяжело вздохнула, ее щеки покраснели.
— Увы, бедняга! Мы должны дать какие-нибудь деньги его семье, чтобы хоть как-то компенсировать такое горе. О, бедный Вивиан! — прошептала она. — Мне можно к мужу?
— Конечно же, его светлость не в состоянии двигаться! — сердито проговорила сиделка и добавила: — Но ничего страшного с ним не произошло. Он ранен не смертельно, хотя, вполне понятно, испытывает боль. Наверное, вам приятно будет узнать, что он постоянно твердит ваше имя, словно какое-то заклятие.
Шарлотта с сильно бьющимся сердцем хотела было ответить насмешкой, но спросила просто:
— Неужели?
Ей с трудом верилось, что Вивиан произносит ее имя… он, который оставил дом в тот самый день, когда родился их ребенок. И она никак не ожидала письма, которое час спустя принесла ей Сюзанна. Смазливая француженка выглядела уныло, словно недавно плакала. Присев в реверансе, она протянула Шарлотте конверт.
— Его светлость написал вам, миледи.
— Мне? — удивленно переспросила Шарлотта, отбросив самолюбие.
— Да, — фыркнула Сюзанна и с реверансом же удалилась. Носик ее был не напудрен и покраснел. Его светлость послал за ней, и, когда она попыталась выразить ему сочувствие на свой манер, он, указывая на нее дрожащим пальцем, заорал так, что ей показалось, будто молодой хозяин сошел с ума.
— Вон с глаз моих, девка! — кричал он. — Лучше преклони колена у своей кровати и помолись, как намереваюсь это сделать я. Меня посетил призрак моей матери! Я видел мой собственный гроб, который ожидает меня. И я буду гореть в вечном пламени, если не покаюсь в своих грехах. Как и ты в своих!
Сюзанна какое-то время смотрела на него вытаращенными глазами, затем пулей вылетела из комнаты больного. Встретив на лестничной площадке Вольпо, она рассказала ему о случившемся. Тот ответил ей с сардонической ухмылкой:
— Вздор! И не надо плакать, — сказал он. — Его светлость бредит. Он сам не знает, что говорит. Но он выздоровеет.
Однако письмо, написанное Шарлотте, не страдало отсутствием логики. Почерк, правда, был неровен, а весь листок в кляксах.
Моя любимая жена.
У меня много причин просить у Вас прощения, чего я не осмеливался сделать раньше. Страшные раны, полученные мною во время несчастного случая, не сравнимы с теми, которые я нанес вашей чувствительной душе. Когда я пришел в себя после аварии, в Харлингской церкви мне явилась моя мать. Она показала мне мой гроб, который ожидал меня там. И отказалась принять меня как своего сына. О Шарлотта, помогите же мне избежать мести Всевышнего и презрения моей матери! Простите меня за мои грехи. Примите меня обратно в ваши любящие руки. Спасите меня! Впредь я обязуюсь быть образцовым мужем и любящим отцом нашей маленькой Элеоноры. У вас не будет причин бояться и презирать меня. Как только я достаточно оправлюсь, чтобы вновь соединиться с вами, любовь моя, я снова стану тем Вивианом, который некогда читал вам прекрасные стихи в том изумительном лесу.
Я не успокоюсь, пока не услышу от вас слов прощения. Я просил, чтобы меня перенесли в ваши покои, но этот старый консерватор доктор Кастлби, у которого каменное сердце, боится за мою ногу. Сейчас я ожидаю хирурга из Лондона, доктора Тислтуэйта, который немедленно выехал в Клуни, чтобы заняться лечением ужасного перелома. О Шарлотта, не дайте огню охватить меня! Вы же мой ангел-хранитель! Вы одна можете вернуть меня на путь добродетели. И когда моя мать увидит это, она поймет и простит меня.
Это необычное письмо было подписано размашисто: ВАШ ИСТИННЫЙ МУЖ И ВОЗЛЮБЛЕННЫЙ, ВИВИАН.
С трудом веря своим глазам, Шарлотта снова перечитала послание, затем в изнеможении откинулась на подушки. Ее щеки горели, рот приоткрылся.
«Бог мой, что же случилось, что привело к такому повороту событий, заставило его так глубоко измениться? — размышляла она. — Что так сильно подействовало на разум Вивиана? Может, он сошел с ума?»
Тем не менее природное добросердечие и великодушие побудили ее немедленно написать ответ. Сиделка принесла бумагу и чернила. И Шарлотта написала следующее:
Мой бедный Вивиан!
Я весьма сожалею по поводу несчастного случая, произошедшего с вами, и о том, что никак не могу утешить вас. Если бы не слабость моего собственного здоровья, я бы с радостью поухаживала за вами. Но молю Господа, чтобы страхи за ваше здоровье не оправдались. Я охотно прощу и забуду все, что было плохого между нами. Как только мне разрешат, я тут же приду к вашей постели и обниму вас.
Верьте мне, муж мой, мне не надо ничего, кроме жизни в любви и мире с вами, мне тоже очень хотелось бы напрочь зачеркнуть прошлое. Пусть оно никогда больше не вернется к нам, ибо это было бы слишком грустно и печально.
Я страстно молюсь о том, чтобы нам удалось начать все сначала.
Наша малышка улыбается во сне, и я уверена, что эта улыбка обращена к ее страдающему отцу.
Это письмо, переданное в покои лорда Чейса, вызвало у него вспышку нежности. На сей раз он послал Шарлотте письмо вместе с великолепным бриллиантовым кулоном в виде звезды, висящей на красивой золотой цепочке. Шарлотта узнала ее сразу. Она видела этот кулон на леди Чейс, которая рассказывала, что его подарил ей к свадьбе отец Вивиана. С тех пор как ее светлость умерла, кулон был заперт вместе с остальными фамильными драгоценностями в кабинете Вивиана. И он лишь два-три раза разрешил Шарлотте надеть этот кулон, когда в доме бывали гости, ибо желал показать им свою супругу во всей красе. Вивиан писал:
Теперь эта звезда — ваша. Примите ее как знак моей искренности. Ведь я лучше, чем кто-либо другой, знаю чистоту ваших намерений и вашей невинности, которой я доселе, увы, не чтил. Носите же эту звезду, любимое украшение моей матери, на вашей несравненной прекрасной груди и, когда мы снова увидимся, позвольте мне поцеловать ее.
В полном недоумении Шарлотта читала это первое любовное письмо за всю ее жизнь, растерянно трогая кулон на цепочке под охи и вздохи мисс Диксон. Каждый раз, когда отблеск свечей освещал грани звезды, она переливалась всеми цветами радуги. Пока Шарлотте оставалось лишь думать, что Вивиан, верно, сошел с ума. Еще совсем недавно он разговаривал с ней пренебрежительно и презрительно и ни за что не позволил бы так запросто надеть украшение покойной матери.
«Особа столь низкого происхождения недостойна носить такие вещи», — однажды произнес он, желая как можно больнее уязвить ее.
