Эдит Лэйтон - Гордое сердце
- А со мной - нет! - рассердился Драмм. - И я вовсе не собираюсь поступать правильно. Я никогда не делаю того, чего не хочу. Я пришел просить твоей руки, потому что люблю тебя. Ни больше, ни меньше. Я решил, что ты испытываешь ко мне то же самое. - Он нахмурился. - Я не должен был повышать голос, прости меня, - пробормотал он. - Я в этом деле новичок. Знаешь, о чем я думал, когда считал, что мы можем погибнуть? - спросил Драмм, вглядываясь в ее глаза. - О тебе, только о тебе. Ты занимала все мои мысли и чувства с тех пор, как мы встретились. Если бы вчера я был один, то мог бы освободиться быстрее. Я был превосходным агентом и заслужил награды. Теперь я понимаю, что человеку легко быть храбрым, когда ему нечего терять. Но я не мог действовать, когда там была ты. Меня трясло от мысли, что я могу тебя потерять. Я чуть не сошел с ума, представив, что может с тобой произойти. Он взял ее руки в свои и держал, не сводя с нее глаз. Что-то в ее лице заставило его сурово выдвинуть подбородок. Его голос зазвучал резко: Посмотри, что ты сделала! Ты вернула меня к жизни и не можешь теперь бросить. Я проснулся сегодня утром и чуть не до смерти напугал бедного Граймза. Я пел, когда умывался. Да что там пел! Я готов был пуститься в пляс. Ты мне снилась, и я проснулся с мыслями о тебе, оделся и пришел к тебе, а ты говоришь, что уезжаешь. Нет, не уезжаешь! Если мне придется связать тебя так, как, по моим рассказам, поступил с тобой Фитч, я задержу тебя здесь до тех пор, пока не поведу к алтарю.
Ее губы дрожали от печали и от смеха.
- Не позволяй своей галантности разрушить тебе жизнь, Ты не должен платить мне ничего, как в тот день, когда оставил мой дом. Это совсем необязательно, и это стоит дороже горсти золота.
Он непонимающе нахмурился.
- Золотые монеты, которые ты оставил под своей подушкой, - пояснила она и опустила голову - ей было стыдно из-за того, что она не привезла их в Лондон, чтобы вернуть ему.
- Золотые монеты? - пробормотал он. Потом понимание озарило его глаза, а лицо напряглось. - Так вот что он там делал! Мой отец оставил меня ждать в экипаже, сказав, что забыл что-то в моей комнате. Прости, это тебя огорчило? Он не имел права.
- Имел, - сказала она, обрадовавшись возможности ухватиться за что-то в их споре. - В этом-то все и дело! Подумай о реальном положении дел. Я подумала, поверь. Я подкидыш, я никто, без титула и состояния и даже без настоящего имени! Я не странствующая принцесса, у которой благородство так сияло сквозь лохмотья, что принц сразу понял, кто она. Я просто женщина, с которой ты оказался связан. Я оказала тебе услугу, ты почувствовал благодарность. Я тебе нравлюсь, и меня это радует. Ты чувствуешь ответственность за меня, в этом я не сомневаюсь. Ты испытываешь ко мне влечение, но при других обстоятельствах никогда не стал бы заниматься со мной любовью, это я тоже знаю. Ты не обязан жениться на мне. Если ты так поступишь, то однажды возненавидишь меня, а если нет, то благословишь, вот увидишь.
Он пригвоздил ее к месту немигающим взглядом синих глаз.
- Подумай о своем отце, - продолжала она, почти умоляя его. - Ты не можешь так поступить с ним. Он выбрал для тебя леди Аннабелл или какую-нибудь другую леди из прекрасных лондонских дам. Твое предложение оказывает мне честь. Я отклоняю его со всем уважением. Но я запомню это и очень тебе благодарна.
- Я люблю своего отца, но не собираюсь жениться на нем, - произнес Драмм сквозь сжатые зубы. - Я не собираюсь иметь от него детей или делить с ним постель. Я люблю его, но ему придется научиться любить меня, даже если я не всегда ему подчиняюсь. Я больше не маленький мальчик. Он заслуживает, чтобы его сын был настоящим мужчиной. Что касается Аннабелл, может, он и имеет на нее виды, а может, нет - это его дело, - мягко произнес Драмм. - Я не собираюсь жертвовать собой, - добавил он, словно уговаривая самого себя. - Я знаю, кто ты, - внимательно глядя на Александру, сказал он. - К черту странствующих принцесс! Мы говорим не о сказках. Ты мне подходишь. Даже не сомневайся в этом. Как ты думаешь, почему я не женился ни на одной из этих "прекрасных лондонских дам"? Или лиссабонских дам, или римских, вообще ни на одной даме любого класса и положения? Потому что я ждал встречи с тобой. Я собирался проплыть по жизни, не ощутив ни ветерка, но так не живут. Я признаю, что считал: мое имя и воля отца имеют первоочередное значение. Но теперь так не считаю. С тех пор как встретил тебя. Бога ради, Алли, я построил тебе этот чертов сарай!
Эти слова заставили ее улыбнуться, невзирая на все сомнения и путаницу мыслей. Он тоже невольно улыбнулся.
- Тогда я не понимал, почему, - продолжал он. - Я знал только, что хочу сделать для тебя что-нибудь прекрасное. И до сих пор хочу. Я попросил Джилли пригласить тебя сюда, потому что не мог перестать думать о тебе. И если бы не произошло то, что случилось вчера, то произошло бы что-нибудь другое, поверь мне. Вчерашний день просто ускорил события, благодарение Богу. А что касается титула и положения в обществе, сейчас у нас 1821 год, моя дорогая. Мы давно вступили в новый век. Мир меняется. И мы тоже должны измениться. И что такое имя, Алли? Только то, что мы в него вкладываем. До того, как меня выстрелом вышибли из седла, я, помнится, размышлял: почему любовь называют падением с высоты? Я тогда не понимал. Пока не упал в буквальном смысле слова. - Он усмехнулся. - Конечно, со мной произошел тяжелый случай, мне пришлось падать чаще и ушибаться сильнее, чем большинству мужчин, - сначала с лошади, на голову, потом в твою кровать и в твои руки и потом - к твоим ногам. Но теперь я понял, где мое место. Я не знаю, почему это так. Всегда старался узнать. А сейчас вижу: любовь можно чувствовать, но никогда нельзя объяснить. Ей не требуется рассудительность. И великолепно.
- Это просто потому... из-за того, что мы сделали, - сказала Александра. - Это не имеет значения.
- Нет имеет! - вскричал он. - Это было удивительно и великолепно, не отрицай. Только если... - Он замолчал с окаменевшим лицом. - Ты жалеешь об этом? Тебе было плохо?
- Мне было чудесно! - воскликнула она.
- Тогда слушай! - мрачно сказал Драмм. Он крепко схватил ее за плечи, словно хотел потрясти. Ее лицо дрогнуло. Он тотчас отпустил ее, как будто ее кожа обожгла его, глубоко вздохнул и с удивлением уставился на свои руки. Я всегда славился самообладанием, - не веря себе, произнес он. - И вот смотри - ты снова заставила меня потерять контроль над собой. Я гордился своим умением сдерживать себя. Я был холоден и расчетлив, но на самом деле бесчувствен, как ампутированный палец. Я понял это только сейчас, благодаря тебе. - Он с нежностью посмотрел на нее. - Алли, у меня не остается ни капли самообладания, когда дело касается тебя. Я хотел только поцеловать тебя и уложить спать. Хотел обнять и пожелать спокойной ночи. Мне было так замечательно любить тебя, потому что я не мог сдержаться. Этого никогда не происходило и никогда не произойдет ни с какой другой женщиной. Выходи за меня замуж. Если, конечно, - он невольно поднял голову, и слова прозвучали почти высокомерно, - мысль о том, чтобы провести всю жизнь со мной, не вызывает у тебя отвращения.
- Ты однажды просил руки Джилли, - тихо сказала она, - когда считал, что она нуждается в тебе и что так поступить будет правильно. Ты всегда по доброте душевной помогаешь тем, кому необходимо.
- Да, - нетерпеливо ответил он. - Вот почему я женился не раз. В Англии полным-полно подкидышей, вдов и сирот. И пусть я предлагал руку Джилли, но я никогда не говорил ей, что люблю ее. Я никому не говорил этого, кроме тебя. Я даже не верю, что наконец произнес эти слова. Боже мой, а ты помнишь, что я это сказал? Если нет, я сделаю это снова. Это так приятно повторять, добавил он, улыбаясь, как мальчишка. - Я люблю тебя, Алли.
- Но ты попросил всех, чтобы они говорили, будто мы не могли... ничего... вместе прошлой ночью, - сказала Александра, и обида, которую она ощущала, ясно прозвучала в ее голосе и отразилась в глазах.
- Ты бы хотела, чтобы я хвастался этим? - изумленно спросил он. - Я не должен был терять головы, не должен был компрометировать тебя, и я вовсе не горжусь этим. И я не хочу, чтобы о нас болтали больше, чем и так будут. Знаешь, сплетни будут. Ты их не боишься?
- А ты? - спросила она. Он улыбнулся.
- Я не дождусь, когда смогу разобраться с тем, кто посмеет судачить о нас.
Она должна была возражать. Она не имела права на такую радость. Он неправильно истолковал ее молчание.
- Алли, - в отчаянии взмолился он, - ты мне нужна.
С этим она могла бороться.
- Да, правда? - гневно спросила она. - А зачем я тебе? Посмотри, что ты имеешь. Все.
- Все, кроме сердца, - согласился он. - Когда я добровольно отправился воевать за свою страну и шпионить для нее, это было единственное время, когда я чувствовал себя живым, - до настоящего момента. Я речистый мужчина и знаю, что должен сказать тебе, будто это все из-за твой красоты. Я должен превозносить твое изящество и обаяние и так далее и тому подобное. Это все правда, но это не имеет значения. Я знаю лишь, что, как только встретил тебя, стал принадлежать тебе. Еще какие-нибудь возражения? - спросил он, видя ее колебания. - Повторяю, к черту мой титул. Я начинаю думать, что он так много значил для меня, потому что был единственной вещью, которая, как я думал, привлекала ко мне дам.
