Каролин Терри - Ловцы фортуны
— Зачем мне нянька?
— Из соображения безопасности мы не допускаем туда посторонних. К тому же небезопасно ездить в пустыне в одиночку, хотя разработки всего лишь в нескольких милях от города. Значит, до завтра.
На следующий день Филип отнюдь не воспрял духом из-за того, что пришлось ехать из Людерицбухта на разработки в Колманскоп. Он преодолел свой детский страх перед лошадьми, но по-прежнему не любил ездить верхом, и был угрюм и молчалив на протяжении часового путешествия.
Гуго Верт пытался поддержать вежливую беседу, рассказывая об истории Людерицбухта, основанного немцами в 1883 году, но столкнувшись с мрачным молчанием своего спутника, вынужден был замолчать.
Однако подавленное настроение Филипа улучшилось, когда он увидел суматошную деятельность старательского лагеря в Колманскопе. Первоначально рабочие были вынуждены ползать на четвереньках, нащупывая алмазы под песком. Теперь они выкапывали камни. После наблюдения за утонченными высокотехничными операциями в Кимберли опытному глазу Филипа здешние методы добычи показались примитивными. Песок просеивали через большое сито около пяти футов длиной. Остаток пересыпали в ручное сито и встряхивали под водой так, что камни, которые были тяжелей, собирались в центре сита. Затем их переносили на сортировочный стол. Филип наблюдал за столом минут пять. За это время были отобраны шесть алмазов по два с половиной карата. Затем он ознакомился с результатами работы за два дня — собранием камней общим весом девятьсот каратов. Камни были маленькие, но превосходного качества, и Филип прикинул, что поскольку они мало потеряют при огранке, то принесут высокую прибыль.
— Полагаю, проводятся и другие изыскания? — спросил он.
Гуго раскинул руки жестом, словно обнимавшим весь простор пустыни.
— Средняя ширина Намиб около шестидесяти миль, и она тянется непрерывно на тысячу миль к северу от реки Оранжевой да Анголы. Будет довольно странно, если достойный обербанмейстер[7] нашел единственный источник алмазов в этой необъятной пустыне.
Филип кивнул.
— Это, конечно, аллювиальные[8] алмазы, — медленно произнес он, занесенные сюда какой-нибудь великой рекой или даже океаном. Интересно, где коренное месторождение… Прелестно! — он счастливо улыбнулся. Алювиальные алмазы! Конечно, таким будет его объяснение.
Неожиданно Гуго замахал одному из надсмотрщиков.
— Дани! Мне нужно тебе кое-что передать.
Человек приблизился, уставившись на Филипа. Он был невысок, коренаст, с черной шевелюрой и бородой, с темной загорелой кожей. Приковывали внимание его глаза — серо-зеленые, блестящие.
— Дани, Елена приехала из Китмансхупа и хочет тебя повидать.
Оторвав взгляд от Филипа, подошедший резко обернулся к Гуго.
— На ферме все хорошо? Надеюсь, с Сюзанной и детьми ничего не случилось?
— Нет, нет, все в порядке! Я так понял, что дело касается Елены лично. Она, наконец, собралась выйти замуж?
Дани, нахмурившись, пожал плечами.
— У этого человека, — объяснял Гуго Филипу, — самая прелестная свояченица на всю Юго-Западную Африку, но она повергает в отчаяние мужское население — которое намного превосходит женское числом — тем, что упорно отказывается избрать себе мужа. Между прочим, позвольте вас представить: Филип Брайт, Дани Стейн.
— Да, — медленно произнес Дани, — я слышал, что это он.
Все еще улыбаясь планам, складывающимся в его мозгу, Филип протянул руку, и после мгновенного колебания Дани пожал ее — но быстро, словно прикосновение обжигало.
— Я знал вашего отца в Кимберли до вашего рождения.
— Ах, так вы сподобились лицезреть великого человека в начале его пути, к славе и богатству. Но вы, похоже, не были так удачны в драке за успех на тех алмазных россыпях. — Филип пристально глянул на грязную поношенную одежду Дани, явно намекая на низкое, подчиненное положение собеседника.
— Нет, я покинул Кимберли двадцать пять лет назад, когда мне было восемнадцать.
— Тогда вам все же повезло! Менее счастливые остались в Кимберли и вынуждены были общаться с отцом.
Дани нахмурился еще глубже и задумчиво глянул на Филипа.
— Мэтью когда-нибудь упоминал обо мне?
— Нет. Сожалею, старина, но я никогда прежде не слыхал о вас.
Дани, казалось, мгновение боролся с собой, затем внезапно повернулся на каблуках и зашагал прочь.
— Что за странный тип, — небрежно заметил Филип. — Кто он?
— Дани Стейн — один из тех непримиримых буров, кто приехал в эту страну в 1902 году, после южноафриканской войны. Он держит ферму в Китмансхупе, но временами ему приходится туго, и зная, что он нуждается в деньгах, я предложил ему работу здесь. Он — подходящая кандидатура для надсмотрщика, поскольку прожил на приисках в Кимберли тринадцать лет, и хотя был тогда мальчиком, но набрался весьма полезного опыта.
— А кто присматривает за фермой в его отсутствие?
— Его жена Сюзанна. — Гуго рассмеялся, увидев поднятые брови Филипа. — Вы бы не так удивлялись, если бы знали фрау Стейн, — она очень крутая дама! Кстати, заметьте, ее сестра Елена ей тоже не уступает — она вместе с Дани служила в отряде коммандос во время войны.
— Как ужасно неженственно.
Но Гуго Верт только усмехнулся.
Вернувшись в отель, Филип сел писать письмо. Он начал с вполне точного описания разработок алмазов, которые он видел, и добытых камней.
«Однако, — заключил он, — мало шансов, что эти разработки разовьются в жизнеспособную индустрию. Большинство найденных алмазов небольшого размера и несравнимы с прекрасными камнями, добываемыми в Кимберли. Особенности здешних геологических пород в совокупности с трудностями разработок ставят под сомнение дальнейшие открытия. Очевидно, германский оптимизм окрашен желанием привлечь иммигрантов и инвестиции в эту забытую богом бесплодную страну.
Что важнее всего, алмазы — аллювиальные. Есть признаки, что камни расположены тонким слоем под поверхностью песка и месторождение скоро истощится.
Колмансхоп пустышка. В конце концов, кто когда слышал об алмазах в пустыне? Это не заслуживает вложения капиталов и, конечно, не представляет угрозы Компании».
Филип написал адрес на конверте и бросил его в почтовый ящик. Если отец поверит ему — а почему бы и нет? — Филип гарантирует, что Мэтью Брайт не примет участия в развитии алмазной индустрии Юго-Западной Африки. Но это еще не все — Филип улыбнулся, предвидя трудности, с которыми столкнется Мэтью, когда сверкающей поток здешних алмазов хлынет на рынок, который и так переполнен.
— Я приехала сказать тебе, что покидаю Юго-Запад и возвращаюсь домой.
Дани, уже выведенный из себя встречей с Филипом, яростно повернулся к Елене.
— Ты хочешь сказать, что присягнешь на верность британской короне? Потому что, если ты вернешься в Южную Африку, тебе придется это сделать.
— Какая разница между этим и жизнью здесь в качестве подданных кайзера? — парировала Елена.
— И ты можешь спрашивать после того, что видела во время войны? После смерти Марианны?
— Дани! Война закончилась шесть лет назад! Есть планы объединения четырех провинций и, конечно, премьер-министром станет африканец — возможно, Луис Бота.
— Бота! Я ему не доверяю. Именно Бота и Ян Смит заключили мир с британцами.
— Они стараются построить новую Южную Африку, где буры и британцы смогут жить вместе в мире и согласии и перестанут уничтожать друг друга. Это единственный путь развития для нашей страны, Дани. Я верю в это!
— Нашей страны, — повторил Дани, и его серо-зеленые глаза сверкнули. — Она принадлежит нам, не британцам, и нет причин, по которым мы должны делить ее с кем-то еще!
— Ох нет, не заводи снова свою волынку о «ютландерс»[9], которые крадут наше золото и наши алмазы! — Елена в отчаянии прикрыла глаза. — Ты должен перестать жить прошлым. Ты не видишь, что старые идеи и обиды разрушают тебя как личность?
— Мы сражались в войне за свободу, но Луису Боте придется плясать под английскую дудку, когда он станет премьер-министром. Южная Африка должна быть независимой, и придет день, когда она станет свободной, потому что множество африканеров чувствуют то же, что и я.
— Но большинство согласны со мной! — возразила Елена. — Дани, ирония в том, что одна из причин, по которой мы воевали, была в единстве народа африканеров. Но сейчас мы разобщены — половина собралась в самоуправляемых республиках Трансвааль и Свободный штат Оранж, другая половина живет под властью британцев. Все, в чем мы преуспели — в разделении народа на две партии — «хенсопперов» — «ручных», тех, кто осознал, что дело проиграно, и «бигтерейндеров» — таких же фанатиков, как ты!