Анри Кок - Фаворитки
А герцог Медина? О! Кальдероне тоже сдержала слово. Он был первым после Кальдерона, потому что ему было только обещано, что он будет первым до короля.
Повинуясь королевским приказаниям, Оливарес за одни сутки купил и великолепно убрал небольшой домик в окрестностях города. Устроившись у себя, однажды в четверг Кальдероне попросила, чтоб король ужинал у нее в следующую субботу.
В глубине сада в переулок, упиравшийся в берег Мансанареса, вела маленькая дверь, наполовину закрытая бенгальскими розами и жасминами Азорских островов. Настоящая дверь влюбленных. В эту-то дверь в пятницу, в полночь, и входил Медина. И через нее же на другое утро; на рассвете, убегал от милой.
Филипп IV полагал, что чувствует к Кальдероне мимолетную прихоть, а она была три года его любовницей. И обожаемой любовницей. В эти годы не проходило и двух дней кряду, чтоб он не провел несколько часов с нею в том маленьком домике в окрестностях. Королева не могла не знать о связи своего супруга с актрисой, ибо Кальдероне осталась на сцене; одной причиной может быть больше, почему она так долго сохраняла свою власть над Филиппом IV: она играла свои роли — и играла великолепно.
Кальдероне имела честь подарить Филиппу IV сына, дона Жуана Австрийского, родившегося в 1629 году и не имевшего ничего общего со своим знаменитым тезкой, сыном Карла V, кроме того, что оба они были побочными. Тем не менее он проложил себе дорогу. Очень любимый королем, который несколько раз поручал ему командование армией, в следующее царствование он наконец достиг звания первого министра.
В 1665 году на дона Жуана Австрийского сочинили стишки, в которых, между прочим, Кальдероне была названа всесветной женщиной, то есть женщиной, принадлежавшей всем и каждому.
Это может служить доказательством, что в то время, когда она была любовницей короля, она не довольствовалась только Кальдероном и герцогом Мединой, ибо два любовника — не весь же свет. Но, несмотря на все наши исследования, мы не можем этого полностью утверждать.
Известно только то, что Филипп бросил ее столь же неожиданно быстро, как и взял, — через семь или восемь месяцев после того, как она родила. Ей еще не было двадцати лет. Не достичь и двадцати лет, быть прелестной, полной жизни и страсти и быть обреченной оставить навсегда свет!.. Кальдероне плакала. Она рассчитывала на более продолжительное существование!
Но закон, роковой закон, был неумолим! Тому, кто получил ее первый поцелуй, поэту Кальдерону, экс-фаворитка хотела сказать свое первое к последнее прости! Он тоже плакал.
— Да, — сказала она, выражая убеждение, которое было далеко от ее сердца, — быть может, для меня лучше бы было остаться актрисой… и только актрисой, со всеми лишениями, но и со всеми радостями моего ремесла.
Она удалилась в женский монастырь Сан Плачидо — монастырь не очень суровых правил, столь мало суровых, что через несколько лет инквизиция должна была установить там свой порядок. Монахинь Сан Плачидо обвинили в том, что они принимали в ночное время в монастыре монахов из соседнего монастыря Сан Филиппо и предавались в их обществе оргиям. Когда разбирательство завершилось, то в назидание другим шестерых сестер бросили в темницу, называвшуюся «Упокойся с миром», а настоятеля монастыря Сан Филиппо и троих монахов сожгли на костре.
Кальдероне, хоть и скомпрометированная более других, была спасена королевским заступничеством и отделалась только страхом. Но страх этот был так силен, что, страдая с того самого дня, когда она предстала перед жестоким трибуналом, она угасала и умерла 22 ноября 1632 года.
Рассказывают, что последним словом, которое она произнесла, готовясь испустить последний вздох, было имя: «Педро!..»
Тело забывает, а душа помнит.
ЛОЛА МОНТЕЦ
Если чье-либо существование и было бурно, так именно этой женщины. Ее история — роман, переполненный всякого рода безумствами. Единственное, что смущает и оскорбляет в ее истории, так именно то обстоятельство, что во всей жизни Лолы тщетно было искать намек на сердце.
Когда-то, тому назад целые века, если рождался принц или принцесса, то все дружелюбные феи, стекаясь к колыбели, одаривали ребенка физическими и нравственными совершенствами. Однако это не мешало этому ребенку, когда он вырастет, проходить по жизненной дороге, усеянной колючками и терниями, разбросанными какой-нибудь старой и уродливой колдуньей, которую, к несчастью, позабыли пригласить на крестины.
И вот, подобно принцам и принцессам доброго старого времени, Лола Монтец, столь одаренная всеми совершенствами, вследствие какой-то противоречивой силы была лишена главного, чтобы быть счастливой…
Казалось, при ее рождении какой-то злой гений сказал ей:
«Иди! Ты будешь жить любовью и для любви, но — жрица без веры и поэтому презираемая сыном Венеры — всю свою жизнь ты не будешь любить и не будешь любима никем. Как вечного жида наслаждения я приговариваю тебя странствовать из страны в страну, от человека к человеку. И когда ты умрешь, ни один из тех, которые дарили тебе самые жаркие ласки, не прольет о тебе ни одной слезы. Ни один вздох сожаления не ответит, подобно эху, на твой последний вздох».
Вечный жид наслаждений! Пусть так! В этом отношении предсказание сбылось. Лола Монтец посетила все пять частей света, и от нее зависело открыть шестую, чтоб посеять там поцелуи.
Но что касается этого единственного вздоха сожаления, этой единственной слезы, которой ее лишили, — пророк несчастия ошибся. Более чем вероятно — кто-то сожалел и плакал о Лоле…
Испанка Лола Монтец, испанка по имени, по языку, по поведению, по цвету кожи, по глазам, по волосам, испанка по всему, вовсе была не испанка, а швейцарка, ибо родилась 22 апреля 1819 года не в Севилье, как утверждают некоторые биографы, а в Монтрозе, в Швейцарии.
Правда, в жилах у нее текла иберийская кровь по матери, Розите Монтец из Гаванны.
Но отец ее, лейтенант Жильберт, был ирландец.
По причинам, которые нам неизвестны, лейтенант Жильберт, связанный с Розитой только узами нежного согласия, нашел удобным в одно прекрасное утро быстро разорвать эти узы, и покинутая мать и ребенок переселились из Швейцарии в Англию. Они поселились в Бате в графстве Соммерсет. Розита Монтец нашла в этом городе мужа, настоящего мужа, уже зрелого, пятидесяти пяти лет, когда ей едва было тридцать…
И при этом, не очень заботясь о прошлом своей жены, этот человек предлагал такую улыбающуюся для нее будущность! Не будучи богатым, владелец бумажной фабрики Обадия Крежи жил в полном довольстве. И Розита Монтец поспешила превратиться в миссис Крежи. И с согласия своего мужа ее первой заботой было поместить их дочь, маленькую Лолу, в превосходный пансион, находившийся на Королевской площади и управляемый достойной уважения леди Олдридж, чтобы ее научили там всему, чему она хотела научиться…
А Лола хотела знать все. Она училась по-английски, по-французски, по-итальянски, по-испански, по-немецки, танцам, музыке, рисованию. Она даже выучилась — о чудо! — тому, что ей и не преподавали: любви…
Но у нее ведь было столько талантов!..
Рядом с пансионом миссис Олдридж процветало заведение для молодых людей, под управлением Конбурна.
Только стена отделяла сады двух заведений.
Волки около овец! Положим, что у волков были только молочные зубы, но все-таки это было неблагоразумно.
В ту же самую церковь, куда каждое воскресенье миссис Олдридж водила своих воспитанниц, Конбурн также постоянно водил своих. И из этого еженедельного сближения доселе не вытекало ничего такого, чем бы могла оскорбиться нравственность. Напротив, по выходе из церкви мальчики дерзко смеялись над девочками, которые платили им тем же.
Среди учеников мистера Конбурна находился некто Вильям Бакер, блондин пятнадцати лет, который, вместо того чтобы насмехаться над девочками, вздумал бросать на них томные взгляды, инстинктивно веря, что какая-нибудь из них также инстинктивно ответит на них.
Наш юный ловкач рассчитал верно: одна из учениц миссис Олдридж приняла на свой счет эти взгляды.
Это была Лола Монтец. Ей было тринадцать лет. В одно воскресенье Вильям осмелился передать записку Лоле. Эту записку, впервые говорившую ей о любви, Лола слово в слово помнила и спустя двадцать лет. Вот она:
«О мисс, как вы прекрасны и как будет гордиться тот, кому будет принадлежать ваше сердце и рука!.. С тех пор как я вас увидел, я только и думаю, что о вас! У меня одно только желание: сказать вам, что я чувствую. И если вы хотите, это очень легко. В нашем заведении обедают в одно время с вашим; во время обеда, в назначенный день, мы оба уйдем из-за стола и достигнем глубины сада, где я сумею перелезть через стену, чтоб увидать вас. Угодно вам? Отвечайте мне в будущее воскресенье одним словом или даже знаком, если вы боитесь писать. О мисс, как вы прекрасны, и как я люблю вас!..
