Кэтрин Скоулс - Чужая жена
— Я не понимаю, — тихо проговорил Джон.
Мара сглотнула, но промолчала.
— Что происходит?
Лицо Абасси осветилось живейшим интересом, стоило ему уловить напряжение, витавшее в воздухе. Официант, который принес содовую Джона, тоже не спешил уходить, предвкушая семейную сцену.
— Нам нужно поговорить, — ответила Мара. — Но не здесь.
Оба поспешно осушили бокалы и, избегая смотреть друг другу в глаза, поднялись и вышли.
Каждый на своем «лендровере», они направились в Уоллимохамедс-ярд. Джон вытащил из машины рюкзак и закинул его вместе с ружьем в джип Мары. Он упорно хранил молчание, пока Мара наблюдала за ним; для беседы с глазу на глаз это место подходило не более, чем обеденный зал в отеле. Их взгляды то и дело пересекались, но лишь на короткое мгновение. Мара даже обрадовалась, когда, вытирая руки о засаленную одежду, появился один из механиков. Джон подвел его к своему «лендроверу», быстро объясняя что-то на суахили. Подняв капот, оба склонились над двигателем.
Пытаясь спрятаться от жары, Мара укрылась в Неровной тени беспорядочно раскинувшего свои ветви боярышника. Она снова почувствовала усталость и страх перед предстоящей беседой. Надеясь отвлечься, женщина принялась вспоминать свой последний визит сюда и то смешанное чувство ужаса и благоговения, которое она испытала, увидев разрушенное строение и подобие погребальной насыпи, сделанной слонами. Интересно, а знатоки, с которыми путешествовал Джон, слышали когда-нибудь о подобном? Или, может, у них и самих в запасе есть немало загадочных историй?
В уме Мара перебирала возможные темы для разговора. Она подумала о своей последней поездке в миссию, куда она ездила попрощаться с Лилиан. Хелен и девочки были с актрисой, когда приехала Мара, так что весь разговор сводился к тому, как сильно Лилиан хочет домой к своей собаке, как она благодарна Маре и семье Хемденов и как ее печалит то, что ей придется покинуть их. Мара задержалась там надолго, одновременно и надеясь на это, и страшась того, что ей удастся остаться наедине с Лилиан и поговорить о Питере. Но остаться наедине им так и не удалось.
Грохот закрываемого капота заставил Мару вспомнить о Джоне. Тот уже приближался к ее «лендроверу», кивком головы подзывая жену. Она еще не успела подойти к машине, когда он открыл водительскую дверцу и забрался вовнутрь. Мара сбилась с шага. Ей пришлось напомнить себе, что, когда они были вместе, машину всегда вел Джон. В конце концов, он был куда более опытным водителем. Да и «лендровер» на самом деле принадлежал ему. Но все же, свернув и направившись к пассажирскому сиденью, Мара почувствовала, как ее новоявленные сила и мужество стремительно покидают ее.
Мара смотрела, как за окном исчезают последние строения Кикуйю. Вскоре «лендровер» уже проезжал мимо поросшей мелким кустарником пустынной местности, где лишь изредка попадались мазанки с прилепленными к ним огородиками.
Джон искоса взглянул на Мару. Очевидно было, что теперь, когда они находились наедине в, машине, он ждет от нее объяснений.
Мара облизала пересохшие губы. Обстановка никак не располагала к откровенному разговору.
— Давай помолчим еще чуть-чуть, — предложила она. — Может, остановимся в нашем обычном месте для пикников?
Джон сдвинул брови, затем пожал плечами.
— Хорошо. Раз тебе так хочется.
Мара заметила его нетерпение, но сделала вид, что не понимает. Ей пришлось сделать над собой усилие, чтобы ее голос прозвучал жизнерадостно.
— Мы так давно там не бывали.
Это было правдой. А ведь было же время — давно, еще тогда, когда они мечтали о будущем вместе, — когда они всегда останавливались здесь на обратном пути из Кикуйю, наслаждаясь краткими мгновениями спокойствия перед возвращением к нескончаемой суете домашних забот, что поджидали их в приюте. Тут они доставали из машины корзинку с ленчем и поднимались вверх по тропе. Здесь было их укромное место — зеленая, поросшая густой травой полянка среди высоких столбов песчаника, откуда открывался вид на равнины вокруг Рейнор-Лодж. Издалека дом и надворные строения, дорожки и садик выглядели совсем крошечными, словно перед ними был лишь макет деревеньки. Создавалось впечатление, будто они смотрят на свою жизнь со стороны; все, что было в ней несовершенного, сглаживалось расстоянием.
Мара глубоко вдохнула, пытаясь обрести внутренний покой, пока «лендровер» бросало на тряской проселочной дороге. Может, сегодня на них подействует волшебство этого места. Может, ей удастся подобрать верные слова для того, чтобы сказать все, что нужно. И тогда дорога, которая лежала перед ними, станет понятной.
Непокрытая голова Мары раскалывалась от жары. Женщина едва поспевала за Джоном, пробирающимся по извилистой тропке среди зарослей низкорослого колючего буша. По своему обыкновению он шел неторопливым размеренным шагом, с легкостью огибая нависшие над тропой ветви. Винтовку он нес в руке, и солнечный зайчик, отражаясь от смазанного ствола, слепил Маре глаза. Она прекрасно сознавала, что необходимо иметь при себе оружие в бушах, даже если ты отходишь от «лендровера» на десяток шагов, да и, кроме того, любой мало-мальски ответственный человек, не говоря уже о бывалом охотнике, не бросит в оставленной без присмотра машине оружие, такое как магнум 3.75 с полным магазином. И все же то, что он взял оружие, настораживало, особенно после того, как Джон дал слово позабыть об охоте.
Звук их шагов тонул в неумолчном стрекоте ткачиков, деловито устраивавших в буше свои гнезда. Путь пролегал в молчании с того момента, как они выехали из Кикуйю. Выйдя из зарослей, они ступили на едва заметную звериную тропу, ведущую к обрывистому оврагу. Здесь тропа завивалась в кольцо, образуя закрытый от ветра тупик. В ветреный день Мара и Джон могли бы переждать тут непогоду. Не сговариваясь, они остановились у укромного уголка, где так любили сидеть на известняковом уступе на самой кромке в устье оврага, откуда открывался вид на долину.
Все так же молча они сели на краю, почти соприкасаясь плечами. Их взоры устремились туда, где далеко внизу лежал их дом. Отсюда казалось, что ничего в нем не изменилось. Заросли акации золотистой скрывали смотровую площадку, тростниковая хижина, сливаясь с травой, была едва различима. Ни единого признака того, что приют, на который Джон едва было не махнул рукой, сейчас переживает второе рождение.
Мара открыла рот, словно собираясь что-то сказать, но слова, готовые сорваться с губ, будто присохли к гортани. Она подумала о комочке жизни, который зреет в ней, превращаясь в дитя.
И сказала себе: ребенок сближает родителей, сблизит он и ее с Джоном. Но даже пытаясь убедить себя в этом, она поймала себя на мысли, что думает о Питере. Он был потерян для нее, и кому как не ей об этом знать, но продолжал быть рядом, пусть даже только в ее мыслях, в каждом ее вздохе. Поэтому Мара не понимала, как будет дальше жить с Джоном, не говоря уже о том, чтобы снова его полюбить. Тем более она не понимала, как можно сохранить брак, если рассказать мужу о Питере. И потому она решила про себя: пусть ее тайна останется тайной для Джона. Но молчание уже стало сказываться: оно воздвигло стену между ней и Джоном, стену, которую не так легко разрушить. Быть может, стоит прямо сказать Джону, что ей известно о его отношениях с Матильдой? Но тот ли это таран, который крушит стены ревности? Взвесив все «за» и «против», Мара стала думать о том, чтобы отложить любое противостояние до тех пор, пока родится ребенок. Если не дольше. «Но вот Карлтон: он, конечно, обещал, что никто не сможет опознать ее в роли Мегги, но как она сама будет сидеть рядом с Джоном, наблюдая, как… Нет-нет, лучше сказать об этом здесь и сейчас — пусть даже он сразу не поймет…
Мара все еще глядела вдаль; внутри нее поднималось чувство, которое можно было охарактеризовать одним словом — паника. Больше не было ни выбора, ни времени на выбор. Мара проводила взглядом орла, описывающего широким кругом циферблат над долиной, и ей представилось, как стрелки его крыльев сомкнутся и он ринется вниз, чтобы забрать ее, выхватить из прежней жизни…
Внезапно она почувствовала руку Джона на своей руке и тут же догадалась о значении его жеста — его уши, а может, инстинкт охотника, уловили: что-то не так. Проследив за его взглядом, Мара медленно обернулась в сторону единственного выхода из лощины.
Из-за серого валуна показались желто-молочные острия бивней, за ними — элегантный, как змея, серый хобот. За ними появилась голова с маленькими глазками, массивная, но по-своему грациозная нога, которая поддерживала тяжесть внушительного туловища, уши, похожие на контурные карты африканского континента.
— Она нас пока не заметила, — шепнул Джон, оставаясь неподвижным. Мара затаила дыхание.
Слониха, лениво обрывая пучки травы, стала спускаться к лощине. Иногда она резко проводила хоботом по земле, словно подметая тропу. Мара догадалась, что та уловила запах прошедших по тропе людей и сейчас идет по нему.
