Анна Климова - Люби меня нежно. И сердца боль
Они никогда не поднимали вопрос денег. Вадик просил деньги, но не так часто. Да и она за эти дурные годы научилась виртуозно экономить (правда, вся экономия сводилась к полному игнорированию своих собственных нужд). Но эта тайная невысказанность, эта нищета, дамокловым мечом висевшая над их кошельком, иногда приводила в отчаяние даже ее.
Вадик ничего не ответил.
Ею овладело странное возбуждение, какое бывает у людей, старающихся через силу разрядить обстановку, внести в нее свой наигранный задор, призванный замаскировать нечто тяжелое и непонятное, нечто грозное и неотвратимое.
— Знаешь, месяц назад я купила тебе чудную водолазку. Говорят, этим летом это будет очень модно. Хотела подарить тебе на день рождения, но чувствую, что не утерплю.
Она метнулась в комнату и тут же вернулась со свертком.
— Совершенно случайно наткнулась, и очень дешево.
— Мам, не надо было. У тебя и так нет денег…
— Это ничего! Ничего, сынок! Господи, это же просто бумажки, которые обесцениваются каждый месяц.
— Мама, ты…
Он не договорил, отодвинул тарелку и скрылся в своей комнате.
Она пошла вслед за ним и увидела, что он лежит на диване, уткнувшись лицом в подушку.
— Вадик, я у тебя такая глупая. Глупая и старая. Я…
— Не смей так говорить! — воскликнул он, и она с удивлением увидела на его глазах слезы. — Не смей…
— Хорошо, я не буду, сынок, — голос ее дрожал. — Но… я бы хотела что-то сделать для тебя. Хотя я не знаю, что… случилось, но… но я хочу сказать, что бы ни произошло, Вадик… что угодно, я пойму… Помнишь?
Постучись кулачком — я открою.Я тебе открывала всегда.Я теперь за высокой горою,За пустыней, за ветром, за зноем,Но тебя не продам никогда…Твоего я не слышала стона,Хлеба ты у меня не просил.Принеси же мне веточку кленаИли просто травинок зеленых,Как ты прошлой весной приносил.Принеси же мне горсточку чистойНашей невской студеной воды,И с головки твоей золотистойЯ кровавые смою следы[1].
Помимо воли она расплакалась, поглаживая его по волосам, не в силах объяснить ту тоску и тревогу, которая поселилась в сердце, обожгла его, вонзилась занозой. Света вдруг с ясностью осознала, что с сыном в последние несколько дней что-то происходит, просто она не давала себе труда задуматься об этом.
Он порывисто обернулся к ней и прижал к себе.
— Почему так, мама? Почему? Я сам не хотел этого! Не хотел! Или хотел… Я уже ничего не понимаю! Я сам себя не понимаю!
— Скажи мне, что с тобой, Вадик? У тебя есть девушка, и она тебя бросила, да? Значит, она недостойная девушка! Рядом с Олегом других не водится, поверь мне.
— Мама, ты не понимаешь. Ты…
Он сцепил зубы и крепко зажмурился, стараясь справиться со слезами. Потом встал и нервно заходил по комнате.
— Я хотел бы тебе сказать. Я… Но мне страшно, что, если я скажу, пути назад уже не будет. Ты можешь меня возненавидеть. Нет, нет, не говори ничего… Я знаю, ты сейчас скажешь, что поймешь, но вдруг ты не сможешь…
Не сказав больше ничего, он выбежал в прихожую, схватил куртку и бросился из квартиры.
Она устало опустилась на пол, не зная, что и думать. Ощущение непоправимой беды обрушилось на нее, как кузнечный молот.
В какой-то момент ей захотелось бежать за ним вслед. Вскочила и даже натянула один сапог. Потом пришло понимание, что о причине поведения сына она может догадаться…
Так и не сняв сапог, она вошла в его комнату и приблизилась к письменному столу Вадика, большую часть которого занимал компьютер (отданный Олегом за копейки), книги и тетради. Света никогда не позволяла себе рыться в бумагах сына, но желание знать, что происходит в жизни сына, пересилило все.
Она осторожно приподняла кипу компьютерных журналов и тетрадей, потом прошлась пальцами по книжной полке, заглянула в выдвижные ящики. Там были старые конспекты, ручки, карандаши, открытки, сломанные часы, порнографический журнал (о боже!), несколько колод карт, домино, компьютерные диски, кассеты, потрепанные записные книжки, грязный носовой платок, значки с дурацкими надписями («Это КРУТО! Испытай!»), салфетки, справочники, фотографии…
Ничего подозрительного… А грязный журнал? Но мальчику же не десять лет…
Господи, что же происходит? У кого спросить? Кто может сказать?
Олег! Он должен знать. Не может не знать. Они же с Вадимом друзья «не разлей вода».
Хромая на высоком каблуке, Света добралась до телефона и набрала Тамаркин номер. Через несколько гудков ответил автоответчик, и Света бросила трубку.
Следом за этим пришла другая мысль. Света решила позвонить Юле, той девочке, с которой Вадик как-то гулял.
Где-то должен быть записан ее телефон… Где же? В старой зеленой записной книжке или в новой желтой?
Лихорадочно пролистав обе, Света отбросила их и начала искать на памятных листках, приклеенных на стене возле телефона.
Нужная бумажка очень скоро нашлась. Путаясь в цифрах, Света набрала номер.
— Але, — послышался женский голос.
— Я могу поговорить с Юлей?
— А кто это?
— Я мать Вадика, ее сокурсника.
— Юли сейчас нет дома. А что вам надо?
— Пожалуйста, попросите ее перезвонить Светлане Владимировне. В любое время. Очень вас прошу.
— Хорошо, — удивленно прозвучало в трубке, — но я не понимаю…
— Просто попросите ее позвонить мне, пожалуйста.
Света положила трубку и прислонилась к стене.
В голове вовсю били в тамтамы какие-то страшные туземцы. Света с ужасом понимала, что не может их остановить. В глазах потемнело. Ухающий хоровод закружил ее, завертел насильно, как пьяный свадебный балагур, а потом бросил в глубокую яму.
Света пересилила головокружение и поплелась к шкафчику с лекарствами. С трудом накапала себе чего-то успокоительного, после этого устало опустилась в кресло.
Ей не хотелось думать о плохом. Но она понимала, что независимо от ее желания что-то плохое уже произошло. Осталось только понять, что именно. А там она постарается с этим как-нибудь справиться. Самое страшное — неизвестность.
ГЛАВА ВТОРАЯ
Вадик пришел поздно ночью. Света не спала, но и подниматься не стала, справедливо полагая, что ее навязчивые вопросы могут только все испортить. Она прислушалась, как он вошел в свою комнату, и задремала только под утро.
Поднялась она как всегда без будильника в полшестого.
Тихо оделась, приготовила себе чаю со вчерашними блинчиками, после чего ушла на работу.
Ближе к обеду почувствовала, что работать просто не в состоянии. Раскалывалась голова, руки дрожали, и словно бы не хватало воздуха.
— Слушай, Владимировна, шла бы ты домой, — сказал ей мастер участка. — На тебе ж лица нет. Случилось чего, или заболела? Тогда давай в медпункт.
— Спасибо, Маркович, — улыбнулась Света. — Галя, думаю, справится.
— Справится, никуда не денется. Сегодня пятница, работы немного. Токаря закончат, и шабаш — по домам.
Света переоделась в раздевалке и хотела уже сразу идти домой, но решила последовать совету Марковича, зайти в медпункт.
Медсестра, сосредоточенно надувая грушу, смотрела на стрелку манометра. Потом сняла фонендоскоп и сказала:
— Света, у тебя ж 160 на 110. Ты что-нибудь принимаешь от давления?
— Так, валерьянку пью, если что.
— На вот тебе пока таблетку, а в понедельник обязательно запишись к врачу. Пусть он тебя посмотрит и назначит лечение. Нельзя же с таким давлением ходить. Погоди, запишу в журнал. Так… Господи, забыла, как фамилия.
— Галич Светлана Владимировна, — подсказала Света.
— Да, за целый день этой писанины скоро свое имя забудешь, — усмехнулась медсестра. — Столько с гриппом идут, с ума сойти. Как сама держусь, ума не приложу. Дети, тьфу, тьфу, тьфу, тоже не болеют… Витаминами да чесноком кормлю.
Поболтав немного, Света попрощалась и побежала к станции метро. На свежем воздухе она почувствовала себя гораздо лучше, но в давке вагонов ей снова сделалось дурно. Люди напирали сплошной массой, не желая ждать следующего состава, словно от трехминутного ожидания вся жизнь рухнет в тартарары.
Уже подходя к своему подъезду, Света увидела Юлю, изящную девушку невысокого роста с большими выразительными глазами, смышленую, смешливую и, как показалось Свете, очень обязательную. Вадик как-то приглашал ее на свой день рождения, и они после этого долгое время всюду ходили вместе. Юлечка была дочерью весьма обеспеченных родителей, что было видно по ее коротенькому дорогому полушубку, сапожкам, перчаткам, продававшимся в торговом центре, как случайно узнала Света, за 135 долларов, и по сложной прическе, которая ей очень шла.
— Здравствуйте, Светлана Владимировна. Это вы мне вчера звонили? — спросила Юля. — А я постеснялась вчера вечером звонить, думала, что разбужу. Зато сегодня приехала, а вас никого дома нет.
