Сьюзен Льюис - Одержимость
— Я думаю, ты позволишь поиграть твоими титьками перед уходом, а? — Он попытался ухватиться.
— Вряд ли. — Кори запахнула плащ и открыла дверь.
— Ну как хочешь, — он пожал плечами, а потом прокричал вдогонку: — Не забудь, слышишь, позвони мне, если еще захочешь. В любое время!
С этими словами Кевин хлопнул дверцей, и, прежде чем Кори успела дойти до калитки, он уже оказался у площади.
Глубоко вздохнув, она вынула ключ и вставила в замок. Но вместо того, чтобы повернуть его, уперлась головой в дверь.
— Что за дура, — пробормотала она сама себе. — Самая натуральная дура.
— Да, я тоже так думаю, — подтвердила мать минут десять спустя, когда Кори рассказала ей о случившемся.
Эдвина уже легла, Кори присела на краешек кровати, обхватив колени руками.
— О Боже! Что на тебя нашло? — недоумевала Эдвина. — Завтра к вечеру узнает вся деревня. Я тебя так не воспитывала, моя девочка. И… Нет, подойди ко мне, я не закончила, Кори! Вернись немедленно!
Кори обернулась.
— Надеюсь, ты приняла меры предосторожности? — резко спросила Эдвина.
Кори поморщилась, вспомнив улыбку Кевина, повесившего презерватив на дерево.
— Да, конечно. — Она вздохнула и добавила: — О мама, я рассказала тебе только потому, что хотела рассмешить. А ты на меня нападаешь. Но что бы ты ни говорила, хуже, чем сейчас, мне уже не будет, клянусь. — Кори пожала плечами. — Какой же он огромный, когда внутри… — Она скривила губы.
В глазах Эдвины мелькнула насмешка, и Кори улыбнулась.
— Не смешно, — проговорила Эдвина, но бульканье в голосе выдало ее.
— Нет, смешно!
Эдвина кусала губы:
— Правда, я очень сердита на вас, юная леди.
— Я люблю тебя, мама.
— И нечего подлизываться! — Эдвина хлопнула рукой по кровати. — Кевин! Самый неотесанный из всех… Это же парень не для тебя, сама ведь знаешь. И что ты таким образом стараешься доказать?
Кори молча смотрела на мать.
— Да, конечно. Я догадываюсь, что ты ответишь. О Кори! А как насчет самоуважения? Как ты могла унизиться до такой степени?
— Ты же сказала, что знаешь ответ. — Кори не сводила глаз с матери.
— Не разговаривай со мной так, — отрезала Эдвина. — Ты вела себя, как дешевая проститутка…
— Хорошо, так оно и было. А что мне остается делать в этом Богом забытом месте, где нет и никогда не будет достойного…
— Но поступать так, как сегодня, — не выход, — прервала ее мать, — и жалости такой ценой я не потерплю. Сто раз уже говорила тебе — уезжай отсюда, строй свою собственную жизнь. Делай что хочешь.
— Ага, и оставить тебя умирать в одиночестве. Как я могу? И не смей больше называть меня проституткой! Это из-за тебя, это все из-за тебя! У меня давно была бы собственная жизнь, если бы не ты! Я как в ловушке. Обречена жить здесь с такими, как Кевин Форман. Я пыталась хоть что-то изменить, получить какие-то крохи. Я хотела увидеть тебя счастливой и успокоенной. Ты страшно оскорбила меня, назвав проституткой. Что ж, может, так оно и есть. Но это ты меня ею сделала! Как ты думаешь, каково мне было с такой свиньей, как он?
Эдвина вскочила, потянулась к дочери.
— Нет, не прикасайся ко мне! — кричала Кори. — Не хочу, чтобы ты была рядом! Я хочу, чтобы ты умерла! Хочу вырваться отсюда, потому что не могу больше этого выносить!
Зарыдав, Кори выскочила из комнаты. Лицо матери стало белым как полотно, она дрожала, стоя посреди комнаты и пытаясь сообразить, что же делать. В конце концов ей безумно захотелось подойти к дочери, обнять ее, утешить. Но мать решила оставить все как есть. Это проблемы не решит.
Наутро Тэд Брэйтуэйт, адвокат, живший в одном из деревенских домов, что подобротнее, большими шагами шел под дождем, мимо магазина Эдвины, воинского мемориала в центре площади и вниз по коротенькой боковой улочке к ее дому. Эдвина ждала его у двери, в глазах ее застыла та мука, которую он уловил по телефону. Но, завидев его, она облегченно вздохнула, лицо ее стало мягче; женщина тотчас улыбнулась, чем напомнила ему молоденькую девушку, какой она когда-то была.
— О’кей, Эдди, — он назвал ее особым, одному ему дозволенным именем, — в чем дело?
— Входи, — пригласила она, снимая с него пальто и обнимая. — Чайник только что вскипел, на столе твое любимое миндальное печенье. Кори в магазине, и нам никто не помешает.
В то утро Кори ушла очень рано, Эдвина еще спала. Понятно, Кори чувствует себя ужасно после вчерашнего, но из гордости и страха снова сорваться сейчас избегает мать. Эдвина сходит к ней в магазин чуть позже и все уладит. Но сперва надо поговорить с Тэдом.
Тэду под семьдесят. Это дородный мужчина с жиденькими седыми волосами и добрейшими голубыми глазами, таких Эдвина не видела ни у кого. Именно глаза заставили ее обратить на него внимание, когда она только-только появилась в Эмберсайде, и, заглянув в них, осмелилась довериться ему. Впрочем, Тэд в основном уже знал ее историю.
Он еще не забросил практику в Ипсвиче, хотя ездил туда уже довольно редко, не больше трех раз в неделю, оставляя работу молодым.
— Пришло время проще смотреть на жизнь, — частенько повторял он, возясь в саду или занимаясь делами Эдвины и Кори. Они с женой Хэтти относились к Эдвине как к дочери, которой у них никогда не было: они знали, что ей предстоит умереть молодой, и это знание ложилось на них таким же тяжким грузом, как и на Кори. Однако Тэд редко высказывался относительно болезни женщины, по крайней мере при ней. Эдвине и так забот хватает.
Он уселся в кресло поудобнее и принялся за чай, молча поглядывая на Эдвину. Дождь за окном усилился, загрохотал гром, потемнело; огонь лениво лизал дрова в камине. Когда Эдвина умолкла, Тэд обратил внимание на дедовские часы, громко тикавшие, в углу. Он не притронулся к любимому печенью, потому что кусок застревал в горле.
В полдень Эдвина закончила грустную повесть. Посмотрела на Тэда и, казалось, удивилась, увидев слезы на его глазах. Она улыбнулась.
— Ну что ж, — он откашлялся и подался вперед, чтобы поставить чашку. — Я не удивлен. Мы с Хэтти так и думали — придет время и ты обратишься ко мне. Но признаюсь, Эдди, я надеялся, что…
— Знаю, — перебила Эдвина. — Я знаю, что ты собираешься сказать. Но я не могу, Тэд. Не могу ей рассказать. И прошу тебя. Но только потом. Ты понимаешь, когда.
— Не уверен. — Он снял очки в металлической оправе и потер глаза. — Я не отказываюсь, но и в самом деле считаю, что ты должна рассказать сама.
— Нет, — резко возразила Эдвина.
Давно уже Тэд не видел в Эдвине проявления того самого духа, который жил сейчас в Кори. Но вновь обнаружив его, обрадовался, несмотря на столь непростую для исполнения просьбу женщины.
— Я знаю, это эгоистично с моей стороны, — продолжала она, — так оно и есть. Но Кори все поймет.
— Не уверен, — повторил Тэд, отставляя каминную решетку и подбрасывая угля в огонь. — У вас никогда не было секретов друг от друга, кроме одного. Ты сама должна ей сказать. И это следовало сделать давно.
— Возможно, ты прав, — в голосе Эдвины все еще слышался вызов. — Но представляешь, что произошло бы, скажи я ей правду? Ответь! Она была еще ребенком, и я потеряла бы ее. Но Кори — единственное, что у меня осталось, Тэд. Единственное. Она все поймет.
Тэд посмотрел через комнату на буфет, где в серебряных рамках стояли фотографии Кори, Эдвины и Полы. Даже одна их с Хэтти. Единственная свадебная фотография, знал он, — наверху, возле кровати.
— Я знаю, ты думаешь, я разрушила ей жизнь, — гневно проговорила Эдвина. — Я знаю, что…
— Ничего подобного я не думаю! — рявкнул Тэд. — Ты была…
— Я была эгоистична. Уехала в Эмберсайд, хотя мне следовало оставаться в Лондоне. И у нее была бы другая жизнь. Она всегда хотела жить в Лондоне и сейчас хочет. Надо было остаться там. После того, как Филипп… Да, мне надо было остаться, но я не осталась. И ты знаешь, почему. Можешь судить меня, как хочешь, Тэд. Но Бога ради, обещай помочь ей. Когда я умру. Будь рядом с ней.
— Эдвина, — медленно начал он, — тебе не надо просить меня. Я жизнь отдам за эту девочку. И ты знаешь. Я готов отдать жизнь за тебя. Боже, чем бы я только ради тебя не поступился!
Эдвина опустила глаза, услышав особые нотки в его голосе.
— Извини, — прошептала она, — я никогда не стремилась воспользоваться, зная твои чувства к Хэтти, к Кори и ко мне. И если ты не можешь этого сделать, рассказать ей… Ну что ж, тогда я напишу письмо. В общем-то оно есть… Его надо просто отдать и побыть рядом…
— Подойди ко мне, — Тэд протянул руку.
Она приблизилась, он взял ее руку.
— Я сделаю, как ты просишь, — ласково пообещал он. — Но просто объясни, почему нельзя ей сказать, пока ты жива?
— Потому что я трусиха. И… — она печально посмотрела на него, — потому что у меня тоже есть свой воображаемый мир. Как и у Кори. И я хочу его сохранить, Тэд. Кори поймет.
