Константин Николаев - Брачный сезон, или Эксперименты с женой
Знала бы она, кто и, главное, сколько платит! Факультативный преферанс у меня уже сидел в печенках.
Мадам Еписеева частенько гостила у Ларисы (то есть у Витальки Рыбкина), заодно наведываясь и в мое холостяцкое жилище проведать обстановку и выяснить, не поцарапала ли Маргарет Тэтчер мебель. Но я вовремя предупреждал Светку, она придавала жилплощади необжитой вид и смывалась к своему директору.
Все было бы довольно сносно, особенно в бытовом смысле, если бы не мой пасынок. Радовало только, что хулиган Еписеев теперь учился в другой школе (к себе в гимназию я его устраивать не стал). Но мне хватало Вовочки и дома.
Те редкие часы, когда он не пропадал у гаражей, не слушал свою скрежещущую музыку и не возился с мотоциклом, Еписеев использовал для того, чтобы издеваться надо мной. Наверное, ревновал к матери. Шутки его были просты.
Однажды вечером, когда Маша была на работе, кто-то позвонил в дверь. Я открыл. В ноги мне бросилось пламя от горящей на коврике газеты. Огня я, после известного происшествия, побаивался, так что бросился затаптывать готовый разгореться пожар. Пламя я потушил, но тапочки пришлось выбросить под газетой оказалась изрядная куча сами знаете чего.
По ночам, когда Маша уходила на службу в вечернюю смену, а хулиган Еписеев на прогулку, я частенько просыпался от зловещего дребезжания. В бешенстве избегав всю квартиру, я лишь под утро обнаруживал источник мерзкого звука. В деревянную раму снаружи была воткнута иголка с ниткой, уходящей в темноту. За нитку можно было дергать со двора. Иголка колотилась о стекло, не давая мне заснуть.
Вспоминается и другой случай (Вовочка точно знал, когда я бывал дома один). Опять раздался звонок. Что же мне теперь, не открывать? Я подошел к двери. Но открыть ее не смог. Тогда я рванул посильнее. Кто-то тянул дверь на себя. Я еще сильнее. Дверь не открывалась. Рванув раз в двадцатый, я заорал благим матом:
- Отпусти, пока не поздно, скотина! Я подожду десять минут, чтобы дать тебе смыться!
Честно прождав десять минут, я тихонько попробовал дверь. Проклятая не открывалась! Причем с той стороны опять чувствовалось чье-то сопротивление.
- Выйду - убью! - опять завопил я. - Тебе не жить, собака!
С лестничной клетки доносилась приглушенная ругань соседа из квартиры напротив. Развязала этот гордиев узел только мадам Еписеева, когда вернулась с работы. Оказалось, что ее любезный сынок связал длинной веревкой наши с соседом двери, позвонил в обе квартиры и удалился, предоставив нам возможность ругаться сколько влезет.
К сожалению, я не мог воспользоваться привычной отдушиной и пожаловаться Катьке Колосовой на свою жизнь. После мальчишника что-то в наших отношениях надломилось. Я несколько раз, украдкой, чтобы Мария не слышала, набирал Катькин номер. Однако разговор не клеился.
- Как делишки, как детишки? - спрашивал я тихим, но нарочито веселым голосом.
- Нормально, - буднично отвечала Кэт.
- Все пашешь на своих бандитов?
- Пашу...
- Когда же мы увидимся, любовь моя нетленная? - продолжал я упражняться в остроумии, надеясь расшевелить мадам Колосову. - Когда я прикоснусь к твоим нарумяненным ланитам усталыми губами? Доколе мои мозолистые от праведных трудов длани будут печально пусты и не заняты чашей зелена вина? Когда я воздену очи на твои перси?
- Как-нибудь... - равнодушно отвечала Кэт.
Не понимаю, что ей еще надо? Раньше ведь она разговаривала совсем иначе. Наверное, боится, что кто-нибудь услышит нашу беседу и у меня будут неприятности. Ха! Я же осторожный...
Глава 48
Суббота есть суббота
Суббота - самый неприятный день для женатого мужчины. Если кто-то по-прежнему осмеливается называть этот день выходным, то он последний дурень! Но особенно мерзко субботнее утро.
В один из таких "выходных" я проснулся от нудного звука, доносящегося из ванной. Гул прервался и через несколько секунд с удвоенной силой разнесся по квартире. Я потянул носом воздух. Теплая сырость и запах стирального порошка. Большая стирка! Вот ужас!
Сунув ноги в тапочки, я побрел умываться. В коридоре мне встретилось взмыленное злое существо в халате и с полотенцем на голове.
- Проснулся! - прошипело существо. - А некоторые, между прочим, с семи утра на ногах!
- Могла бы и разбудить, - проворчал я. Шутить не хотелось.
В ванной - полный раздрай. Везде разложены скрученные трубочки белья, на полу пена, посредине вибрирует старенькая стиральная машина, от которой к крану тянется шланг цвета дохлой лягушки. Значит, умыться я не смогу? Ну уж нет!
Я отцепил шланг, пустил теплую воду, взял бритву и намылил щеки.
- Да что ж ты творишь, ирод?! - внезапно раздался за моей спиной яростный вопль.
Я оглянулся. Из шланга по кафельному полу растекалась серая пенная вода. Она вот-вот готова была добраться до моих тапочек. Мария схватила тряпку и, хлестнув меня по спине, принялась собирать мыльную воду. Выкрутив в ванну последние капли, она плаксиво сказала:
- Совсем ты меня не жалеешь! Нашел себе служанку! А что сулил перед женитьбой?
И в самом деле, что? По-моему, кроме любви до гроба, ничего.
- Ну как же не жалею, - натужно выдавил я и попытался прикоснуться мыльным лицом к щеке жены. - Очень даже...
Не дав договорить, мадам Еписеева вытолкнула меня из ванной со словами:
- Всем вам, мужикам, одного только надо!
Обиженный, я ушел курить в туалет. "Господи! - молил я, просовывая намокший фильтр в намыленный рот. - Сделай так, чтобы этот день прошел побыстрее!" Но у Господа, видимо, было и своих забот по уши, суббота только началась.
Ну почему Маша так неласкова ко мне? Ну и что с того, что вода вылилась на пол? Это же сущие пустяки. А у человека теперь испорчено настроение.
Покурив, я отправился умываться на кухню. Там было не лучше, чем в ванной. На плите, над синими языками пламени, высились чаны с бельем. Под потолком клубилось удушливое облако пара. Я кое-как умылся и присел на табуретку. Маша то и дело сновала мимо, забирая новые порции тряпья. Спотыкаясь о мои ноги, она чертыхалась и выразительно вскидывала блеклые глаза. Наконец мне это надоело.
- Мы завтракать когда-нибудь будем или нет? - крикнул я в удаляющуюся спину супруги.
Мария повернулась, швырнула таз с бельем на пол и уперла в бока красные, распаренные руки.
- Куда тебе еще жрать-то? - удивилась она, будто в обычном человеческом желании позавтракать было что-то неестественное и порочное. Ты на себя-то посмотри!
Согласен. Вид толстого человека в майке и трусах не очень приятен. Гораздо приятней, например, встретить утром на кухне того же Алена Делона. Или Хренова в бабочке. Но я-то что могу поделать? Похудеть за ночь дано не каждому, а вся одежда клубится и вертится в стиральной машине. Но ведь и сама мадам Еписеева в чалме и халате - отнюдь не пеннорожденная Венера, хотя как раз пены-то сегодня хватит для доброго десятка богинь!
- Машунь, - проворковал я ласково, - ну неужели я так мало зарабатываю, что не могу рассчитывать хотя бы на бутерброд и стаканчик чаю?
Мадам Елисеева подошла к холодильнику, распахнула дверцу, достала оттуда тарелку, где покоился вчерашний ссохшийся бутерброд, и с грохотом поставила передо мной.
- Чай в состоянии налить? Или ты меня решил в гроб загнать?
Представьте себе, я не встречал ни одного человека, которого эта мелкая деятельность довела бы до гробовой доски. Правда, покойники по улицам не расхаживают.
Я пережевывал бутерброд, а мимо, вытирая пол, суетливой креветкой носилась Маша.
- Давай помогу, - предложил я. Но она лишь зло пропыхтела. Тогда я сказал: - Вот ты все ругаешься, а лучше бы дала мне какой-нибудь фронт работ. Глядишь, все быстрее бы пошло, а вечером можно будет куда-нибудь сходить. Хоть в театр...
Мария распрямилась.
- Да что я тебе, девка, что ли, по театрам-то шастать? Кончились шуры-муры, Арсений, запомни, кончились! Вон, Лариске-то Виталька давно машину автоматическую купил! Она грязное тряпье и в руки-то не берет. Оттого они у нее такие гладкие. Театр он мне свой предлагает... Тьфу! - И скрылась в ванной.
Нет, с ней не договоришься. Я сам предлагаю свою помощь! Нет, не хочет! Стиральная машина ей теперь понадобилась. Да что я - Рокфеллер, что ли? Или кетчупом торгую?
Я прошел в комнату, сложил диван и включил телевизор. Тут же влетела мадам Еписеева с металлической трубкой наперевес. Взревел пылесос. Я вылетел из комнаты вне себя от ярости.
Может, прогуляться? Нет, не получится. Вся одежда в стирке. В коридоре я столкнулся с хулиганом Володей. Его одежду она почему-то не постирала! Вон какая спецовка-то промасленная! Давно пора ее в стиральную машину. Еписеев торжествующе глянул на меня, ухватил мотоцикл за руль и загромыхал вниз по лестнице.
Я же продолжал метаться между комнатой и кухней. Отовсюду меня теснили бытовые приборы. Неожиданно раздался звонок в дверь. Я заглянул в глазок и ничего не увидел. Только какое-то расплывшееся месиво. На Еписеева месиво не тянуло.
