Бренда Джойс - Пламенный вихрь

- Верно, не может.

- Эммануэль говорит, что ты теперь богатый и преуспевающий бизнесмен.

- Верно.

- И недавно женился.

- Да.

- Тебе следовало жениться на калифорнио.

- Никогда, - ответил Бретт, которому сама эта мысль казалась чудовищной. - Мне жаль, что у вас нет наследников, отец, но ведь остается Диего.

- Ни за что, - фыркнул дон Фелипе. - Этот мой племянник ни на что не годится. Он занят только азартными играми и девчонками. Разве он сумел спасти гасиенду Эммануэля? Разве он боролся с захватчиками-американцами за то, что по праву принадлежало ему? Если я оставлю ему все это, через несколько лет ничего не останется, все будет разрушено, погублено. - Дон Фелипе побагровел от ярости и тяжело дышал, но Бретт лишь крепче сжимал кулаки, ожидая, пока тот отдышится. Дон Фелипе откашлялся: - Эти две гадюки и слабовольный распутник ждали твоего приезда, словно христиане, ожидающие, что их отдадут на растерзание львам. - Он рассмеялся, довольный сравнением. - Они хотят все захапать и страшно боятся, что мы помиримся и я все оставлю тебе.

- Если вы это сделаете, я все продам, - честно предупредил Бретт.

- Как будто я собираюсь что-нибудь тебе оставлять, - проскрипел дон Фелипе, не отрывая своих черных глаз от глаз Бретта.

Как Бретт ненавидел его!

- Я вам уже сказал, старик, - негромко произнес он, - что ничего не хочу и никогда не хотел.

Они снова обменялись яростными взглядами.

- Ты отлично дал это понять, когда ушел отсюда десять лет назад.

- Вы даже не пытались удержать меня. - Это была патовая ситуация, и оба это понимали. Бретт и сам не знал, чего он ожидал - сожаления, просьбы о прощении?

- Пускай поволнуются, жадные ублюдки, - наконец сказал дон Фелипе. Надо защитить Габриелу, а это я не могу доверить Елене и Софии.

- О чем вы говорите? - спросил Бретт.

- Габриела помолвлена. Я собираюсь еще пожить до тех пор, пока она через три года выйдет замуж за отличного калифорнио, Сальвадора Талавераса. Они унаследуют все.

- Меня устраивает, - мрачно произнес Бретт, но у него непрошенно мелькнула злая мысль: "Он предпочел мою младшую сестру, женщину, своему собственному сыну".

- Возвращайся в город, парень. Пусть думают, что ты все унаследуешь. Когда придет время прочесть мое завещание, они изрядно удивятся. - При этой мысли он захихикал.

- София - вдова. Где ее ранчо?

- Далеко на юге, около Лос-Анджелеса. Со времени аннексии Соединенными Штатами они потеряли из-за поселенцев три четверти своих земель, а в тяжбе за право владения могли потерять все остальное. Когда-то это было отличное место. Сейчас оно совсем заброшено и пришло в упадок. - Дон Фелипе гневно посмотрел на него: - Эти проклятые американцы все у нас отобрали, Бретт. Наши земли, наш образ жизни. Калифорнио обречены на вымирание. - Он закашлялся.

Кашель не прекращался, и Бретт невольно забеспокоился и похлопал его по спине, удивляясь тому, какое сильное тело у его отца, вовсе не такое хрупкое, как казалось. Бретт подал ему стакан воды. Старик выпил ее, и приступ прошел.

- Как вы себя чувствуете? - спросил Бретт.

- А тебе не все равно? - огрызнулся дон Фелипе.

- Если я еду по дороге, - сказал Бретт, - и вижу умирающего от голода покалеченного пса, то мне не настолько все равно, чтобы я не попытался избавить его от мучений.

- Я не изголодался, не покалечен, и я не чертова дворняга, - выкрикнул дон Фелипе. - Я - твоя плоть и кровь.

- Всего-навсего. И я не сам это выбрал! Почему, старик? Почему вы хотели, чтобы я приехал?

- Я вовсе не хотел, ты, неблагодарный ублюдок! - завопил дон Фелипе. Думаешь, мне не плевать на тебя? Уезжай обратно в город, там твое место.

- С радостью, - сквозь зубы прорычал Бретт. - В вас нет ни капли сострадания, верно? Ни единой проклятой капли?

- Из-за чего весь этот шум? - озабоченно спросил вбежавший Эммануэль.

- Спросите у него, - с трудом выговорил Бретт, выходя.

- Фелипе, с тобой все в порядке?

- Он - Монтерро до мозга костей, - удовлетворенно сказал дон Фелипе, когда Бретт отошел достаточно далеко, чтобы этого не слышать. - И до мозга костей мой сын.

- Почему ты не сказал ему, что гордишься им? - мягко спросил Эммануэль.

- Ба! - обронил Фелипе. - Похвалы нужны женщинам и собакам, а не мужчинам.

***

Бретт с грохотом захлопнул дверь в отведенные им комнаты. Он был все себя от негодования. Боже, как он ненавидел этого старого мерзавца! Но чего он еще ожидал? Доброго слова? Если старый деспот никогда не проявлял к нему никаких нежных чувств, когда он был ребенком, откуда ждать их сейчас? Неужели он действительно ждал этого, хотел этого, ради этого проделал такой путь?

- Бретт?

Он резко повернулся, не ожидая увидеть Сторм, и его злость тут же прошла.

- Что ты здесь делаешь?

- Я ждала тебя. - Ее синие глаза переполняли нежность и сострадание, словно она знала, какая буря бушует в его душе.

- Иди сюда, - ворчливо сказал он. Его охватило неодолимое желание прижаться к ней, забыть обо всем на свете.

Удивительно, но она послушалась, и он схватил ее, отнес на кровать и сам улегся рядом, обхватил ее лицо ладонями и прижался к ней в поцелуе. И, конечно же, как только ее губы нежно приоткрылись под его губами, а ее язык принялся робко дразнить его, он совсем забыл разговор с отцом и мог думать только об одном. Его руки непроизвольно принялись поглаживать ее великолепное тело, добрались до грудей и пылко сжали их.

- Ты нужна мне, - пробормотал он, разрывая ей лиф в попытке стянуть его вниз.

- Бретт, - запротестовала она, продолжая прижиматься к нему.

- Боже, как ты мне нужна, - со стоном вырвалось у него, когда он расстегивал застежку бриджей. И так оно и было. Он нуждался в ней так же отчаянно, как умирающий от голода нуждается в пище.

- Оказывается, я никак не могу тобой насытиться, - пробормотал он, обвивая ее руками.

Позже их взгляды встретились, и он увидел в ее глазах вызванное их любовью наслаждение. Она нежно коснулась его щеки. Бретт не шелохнулся, утопая в ее глазах, понимая ее, как никогда не понимал ни одной женщины. Она приподняла голову и нежно, любовно поцеловала его, потом улыбнулась и прижалась щекой к его плечу.

- Ты такая красивая, Сторм, - сказал он, поглаживая ее волосы.

- Ты тоже, - прошептала она, перебирая пальцами по его талии.

- Разве это не лучше, чем ссориться, chere?

- Ну не знаю, - улыбнулась она. - Бретт? Как твой отец?

Он замер.

- Никогда не упоминай при мне этого старого мерзавца, Сторм.

- Если не хочешь, чтобы обзывали тебя, - не обзывай других, - мягко упрекнула она.

Он перевернулся на бок, теперь уже совершенно серьезный, и пристально посмотрел на нее. Она вспыхнула.

- Кто тебе сказал? Тетя Елена? Она кивнула.

- Ну и стерва!

- Бретт! Ведь она твоя тетя.

- И совершеннейшая стерва, Сторм, уж я-то знаю. И ее дочка не лучше.

- Это твоя семья! - поразилась Сторм, усаживаясь в кровати.

- Я их не выбирал, да и какая они мне семья, - нахмурился Бретт.

- Что это значит? Он взглянул на нее:

- Моя мать была дешевой шлюхой. Не будь я похож на Монтсрро, не было бы никаких доказательств моего происхождения.

- Но ты выглядишь как Монтерро. Сходство просто поразительное.

Бретт пожал плечами:

- Нам не следовало приезжать. Проклятие! Понятия не имею, для чего мы приехали.

- Бретт, прошу тебя. Твой отец стар и болен, может быть даже при смерти...

- Ха! Этот тиран проживет еще по крайней мере три года, гарантирую. Видя, что она не понимает, он добавил: - Чтобы выдать свою дочь замуж. Я его знаю. Он не такой больной, как ты думаешь.

- Ты ненавидишь его, - в ужасе прошептала она.

- Что тебе до этого, Сторм! Откуда вдруг у тебя другой интерес к своему мужу, кроме чувственного? Так вот, пусть это тебя не волнует! Оставь мои личные дела мне! - Он вскочил на ноги.

Сторм была потрясена и чувствовала себя оскорбленной. Бретт вышел из комнаты, на ходу застегивая бриджи. Она смахнула слезу. Вот тебе и любовь, подумала она.

Бретт вернулся и застыл на месте.

- Проклятие, - пробормотал он.

- Уходи, - предупредила Сторм, торопливо вытирая глаза. - Я говорю серьезно!

- Я не думал, что доведу тебя до слез, - виновато проговорил он, усаживаясь рядом и притягивая ее к себе. Сторм пыталась вырваться, но безуспешно. Постепенно она успокоилась, и он, продолжая обнимать ее, принялся целовать ее волосы. - Сторм, можешь мне поверить, этот старик настоящий сукин сын! Я рос здесь, и со мной обращались хуже, чем со слугой. София и Елена ни на минуту не давали мне забыть, что я ублюдок. У старика никогда не находилось для меня доброго слова, никогда. Дядя Эммануэль был единственным, кто делал эту жизнь выносимой, но и то только едва. Тебе даже не понять, каково мне было.

Обвивая руками его шею, Сторм не сводила с него глаз.

- И ты был всего лишь маленький мальчик, - шептала она, пытаясь представить себе, каково быть семи-восьмилетним мальчиком, лишенным матери, внезапно ввергнутым в обитель Монтерро. - Маленький мальчик, которому не хватало любви.