Ксавьера Холландер - Мадам посольша. Женщина для утех
В гостиную спустилась Адель. Она наблюдала их встречу, словно такса, у которой огромный ньюфаундленд выхватил любимую кость. Грегори Аладин нахмурился и опустил племянницу на пол. Внезапно протрезвев от чувств, Сандра бросила на дядю умоляющий взгляд. Он понял и мигнул.
— Сандра, идем со мной, я куплю тебе вафли. Ты ведь их всегда любила, не так ли?
— Я люблю их и сейчас! — сказала Сандра и направилась к двери.
Взглянув на Адель, Грегори пожал плечами.
— Мы скоро вернемся, Адель, — сказал он и пошел вслед за девушкой.
Взявшись за руки, они шли к маленькому киоску на морском берегу, в котором продавались вафли. В три часа пополудни пляж был заполнен купальщиками. Где-то неподалеку транзистор играл последний хит английской рок-группы.
— Когда я с тобой, я не могу сдержаться… — мурлыкала Сандра по-английски.
— Хорошо, хорошо, царица. С тех пор как мы виделись в последний раз, твой английский стал намного лучше.
— О, у меня есть хороший учитель! Американец… Но лучше расскажи о себе, Грегори! Ты по-прежнему занимаешься бизнесом?
— И очень много! Сегодня в Гонконге, завтра в Нью-Йорке… Я формирую мир так, как мне нравится!
Восхищение, смешанное с завистью, промелькнуло в глазах Сандры.
— Что слышно о маме?
Сандра спросила об этом как будто случайно. Аладин вдруг погрустнел.
— Абсолютно ничего. Никаких новостей. Ты же знаешь, что я послал бы тебе письмо, если бы получил какое-нибудь известие, Сандра. Но ты должна помнить, что из себя представляет твоя мама. Это эксцентричная, непредсказуемая женщина. Если она не поддерживает отношений со своей дочерью, я понимаю, почему ей трудно позвонить или написать брату.
— А вот и продавец вафель! — воскликнула Сандра. — Посмотри-ка, похоже, что нам придется пробиваться к нему сквозь эту толпу, — добавила она, довольная тем, что удалось сменить тему разговора.
Толпа галдящих подростков окружила деревянный домик. Все они хорошо загорели и были очень уверены в себе. У каждого из плавок выглядывали расческа, пачка сигарет и зажигалка.
— Подожди здесь, Сандра, — сказал Грегори тоном человека, привыкшего отдавать команды. — Ты по-прежнему любишь вафли с кремом и сахаром?
— Да, Грегори. Но пойду за ними я!
С самоуверенным видом она оставила дядю на тротуаре и смело отправилась к стойке. Сандра не носила бюстгальтера, и ее грудь нежно покачивалась под белой тканью тенниски. Глаза молодых шалопаев впились в ее грациозные длинные ноги.
— Эй, посмотри! Поверни глаза на эту штучку! — Высокий светловолосый парень, жуя резинку, толкнул своего соседа.
— Да, это что-то! — восхищенно произнес его друг и провел пальцами по реденьким волоскам, которые играли роль усов.
Сандра невозмутимо шла вперед — ягненок среди стаи волков. Некоторые из них издали тихий свист, другие пожирали ее глазами. Но беспрекословно расступились, чтобы дать ей дорогу.
— Две вафли, — сказала она. — С кремом и сахаром.
— Да, мадемуазель, сейчас, — ответил продавец-итальянец с улыбкой.
Он помазал горячие вафли взбитыми сливками и, завернув в белую бумагу, подал девушке. Кружок опять сомкнулся за Сандрой. Подростки шептались. Кто-то притронулся к ней рукой. Она почувствовала, как их глаза впились ей в спину. Повернувшись, девушка отбросила назад гриву огненных волос. Царственным взглядом она заставила подростков расступиться и триумфально пошла назад, чтобы вручить вафлю своему дяде. Целый хор вздохов раздался позади нее. Сандра погасила улыбку.
— И где же ты научилась таким самоуверенным действиям? — спросил Грегори, задумчиво рассматривая ее с головы до ног.
— О, это только морской воздух, милый дядя! — ответила она, поводя вымазанным сливками носом.
Но Грегори Аладин больше не склонен был предаваться шуткам. Он смотрел на Сандру и как будто видел ее в первый раз.
* * *— Развлекайся, но скажи своему дяде, чтобы он приводил тебя домой не слишком поздно. Помни, что дочь де Монсе…
— О, Адель, пожалуйста, только не сегодня.
Сандра в последний раз осмотрела себя в зеркале. Ее белое шелковое платье на сей раз имело нормальную длину, и эта длина бросила в дрожь воспитательницу. Разрез с одной стороны открывал гладкое бедро, позолоченное солнцем за четыре дня пребывания на берегу моря. На ногах сверкали белые открытые туфельки, которые она надела в первый раз. Густые локоны рыже-коричневых волос подчеркивали романтический, а вместе с тем и весьма соблазнительный вид, который выделял ее из среды сверстниц. Удовлетворенная внешним видом, Сандра вышла из виллы и направилась к белым садовым воротам. Адель шла следом за ней, пока Сандра не села в большой «ягуар», за рулем которого был шофер Грегори Аладина. Тихо заурчав, машина тронулась с места. Адель не возвращалась в большой пустой дом до тех пор, пока сигнальные огни автомобиля не скрылись за поворотом дороги, протянувшейся вдоль берега моря.
Удобно усевшись на желтовато-коричневом кожаном сиденье, Сандра трепетала от предвкушения чего-то необычного. Впервые дядя пригласил ее на один из приемов, которые он регулярно устраивал на своей яхте «Розебуд». В душе ее зрело убеждение, что эпизод с покупкой вафель каким-то образом повлиял на его решение. Пока автомобиль вез ее к гавани, она вдруг поняла, что хотела бы, чтобы дядя Грегори был ее отцом. Тогда она не жила бы в Рамбуйе и не уехала на каникулы, оставив Джеймса. Мысль о Джеймсе заставила ее вздрогнуть, и, повинуясь какому-то звериному инстинкту, она изгнала ее. В этот вечер она впервые будет вести себя как взрослая. Что-то подсказывало ей, что именно это — единственная игра, в которую следует играть.
К тому времени когда «ягуар» подъехал к причалу, Сандра была готова войти в новый мир. Водитель обошел автомобиль, открыл дверцу и проводил ее к маленькой моторной лодке, пришвартованной к пирсу. Молчаливый матрос помог ей спуститься в лодку, и они отправились в море. Сандра уселась сзади на деревянной скамейке. Наслаждаясь ароматом ночи и моря, она закрыла глаза, чтобы лучше слышать плеск воды, которое не мог заглушить рокот мотора. Теплый ветер принес к ней звуки музыки. Корпус яхты, украшенной разноцветными огнями, словно новогодняя елка, находился прямо по курсу. Оркестр играл свинг. Звуки вечеринки сыпались, словно хрупкие стеклянные шарики.
Лодка остановилась возле бортового трапа. Сандра увидела несколько китайских фонариков, свисающих с рей. Теперь шум окружал ее со всех сторон, и на этом фоне звенели стаканы. Человек в белом смокинге ожидал Сандру на борту яхты. Свет фонарей играл на лице дяди, заставляя сверкать его темные глаза; дядя, как и Сандра, немножко косил. На какое-то мгновение ей показалось, что она смотрит на незнакомого капитана из восточной сказки. Тут Грегори Аладин подал ей руку и помог взойти на борт.
— Добрый вечер, царица.
— Добрый вечер, Грегори.
Они улыбнулись друг другу улыбкой заговорщиков, и Грегори подал ей бокал шампанского, а затем вовлек в центр человеческого водоворота. Он представил племянницу гостям — случайной смеси бизнесменов, повес и артистов, тихонько называя имена, рассказывая об их работе, нашептывая пикантные комментарии прямо ей в ушко, словно наполняя жемчугом ее изящную белую ладошку. Она получила представление о мужчинах с унылыми глазами и нервными руками, об элегантных женщинах, сверкающих бриллиантами. Сандра запомнила лишь одно имя: Мэй Кэмпбелл. Это была высокая, темная, сладострастная женщина, которая напоминала ей Аву Гарднер; к тому же Мэй была любовницей ее дяди. Пока Грегори задерживала пестрая группа гостей, Мэй взяла Сандру за руку, и они прислонились к стенке каюты. Напичканная совершенно новыми ощущениями, Сандра едва дышала. Запах свежей краски, соли и джутовых канатов смешался с ароматом элегантных женщин, наполнивших палубу.
Пригубив шампанское, Мэй взглянула на девушку. Она привязалась к Сандре, с первого взгляда полюбив ее внешность львицы и газели, за тонкую смесь силы и нежности.
— Грегори так много рассказывал о тебе. Мне кажется, что я знала тебя всегда, мадемуазель де Монсе, — сказала она и добавила: — О, нет-нет, почему мы должны общаться так официально. Мне нравится называть тебя Сандра. Ты разрешишь мне?
— Конечно, — ответила Сандра, и они выпили за дружбу.
— Посмотри, Сандра, все мужчины не отводят от тебя глаз, — посмеиваясь, прошептала Мэй. — Взгляни-ка на этого толстяка с моноклем. Он пожирает тебя глазами с тех пор, как ты пришла сюда.
Толстый мужчина, по-видимому, чувствующий себя стесненно в смокинге, направился к двум женщинам. Его душила икота, и, когда он икал, монокль падал вниз. Он добросовестно водворял его на место. Толстяк остановился перед Сандрой, качнулся и внезапно сказал:
