Сад Де - Философия в будуаре
Хватит!.. Нет, говорю тебе: я не хочу терять голову!.. Ах! Помогите, Дольмансе!
Волшебные пальчики этого прелестного ребёнка сводят меня с ума!
ДОЛЬМАНСЕ. - Быть может, вам будет под силу охладить ваши фантазии, варьируя их - подрочите её сами. Сдерживайте себя, пусть она сама потеряет голову... Да, вот так, в этой позе, тогда её прелестная жопа находится в моих руках я буду её слегка дрочить пальцем... Расслабьтесь, Эжени, откройте все ваши чувства наслаждению. Пусть оно будет единственной целью, единственным божеством вашей жизни именно этому божеству обязана всё принести в жертву девушка, и ничто в её глазах не должно быть столь свято, как наслаждение.
ЭЖЕНИ. - Ничто в этом мире не может быть восхитительнее, я действительно это чувствую... Я вне себя... Я больше не знаю, ни что говорю, ни что я делаю...
Какое опьянение охватывает всё моё существо!
ДОЛЬМАНСЕ. - Как кончает маленькая шельма!.. Её анус сжимается так, что чуть не отхватил мне палец... Как чудно было бы выжопить её в этот момент! (Он встаёт и тычет хуем в жопу девушки.)
Г-ЖА ДЕ СЕНТ-АНЖ. - Немножко терпения! Нашим единственным занятием должно быть воспитание этой милой девушки!.. Так сладостно её просвещать!
ДОЛЬМАНСЕ. - Ну, ладно! Вы видите, Эжени, как после более или менее длительной дрочки, семенные железы набухают, увеличиваются и, наконец, выделяют жидкость, что повергает женщину в восторг необычайной силы. Это называется спустить. Когда ваша подруга пожелает, я покажу вам, но в более энергичной и властной форме, как эта процедура происходит у мужчины.
Г-ЖА ДЕ СЕНТ-АНЖ. - Погоди, Эжени, сейчас я научу тебя новому способу погружения женщины наслаждение. Раздвинь ляжки.... Дольмансе, видите как я её располагаю - вся её жопа в вашем распоряжении! Обсасывайте её пока мой язык вылизывает её пизду и давайте посмотрим, сможем ли мы заставить её кончить три или четыре раза. Твой лобок очарователен, Эжени. Как же мне нравится целовать эту плоть, покрытую пушком!.. Я теперь рассмотрела твой клитор он ещё не полностью сформировался, однако исключительно чувствителен... Как ты дрожишь и извиваешься!.. Дай-ка мне раздвинуть...
Ах!
Ты и впрямь девственница!.. Опиши, что ты чувствуешь, когда наши языки проникают одновременно в два твоих отверстия. (И они это делают.)
ЭЖЕНИ. - Ах! Моя дорогая, как это меня пронимает, эти ощущения невозможно описать! Мне было бы трудно сказать, какой из двух языков глубже погружает меня в исступленье.
ДОЛЬМАНСЕ. - В этой позе, мадам, мой хуй находится рядом с вами.
Соблаговолите подрочить его, прошу вас, пока я сосу эту великолепную жопу.
Вонзайте глубже свой язык, мадам, не ограничивайтесь сосанием клитора.
Постарайтесь проникнуть вашим похотливым языком внутрь матки - это лучший способ ускорить извержение её соков.
ЭЖЕНИ, напрягаясь. - Я больше не могу это выдержать! О, я умираю! Не покидайте меня, милые друзья, я сейчас упаду в обморок. (Она кончает промеж её двух наставников.)
Г-ЖА ДЕ СЕНТ-АНЖ. - Ну, моя крошка, как тебе понравилось наслаждение, которое мы тебе доставили?
ЭЖЕНИ. - Я как мёртвая, совершенно измождена... Но, пожалуйста, объясните мне значение слов, которые вы произносили, а я не понимала. Прежде всего, что такое матка?
Г-ЖА ДЕ СЕНТ-АНЖ. - Это вроде сосуда, напоминающего бутылку, которая своим горлышком охватывает мужской член. В неё попадает ебальный сок, выделяемый женскими железами и сперма - следствие эякуляции у мужчины, которую мы тебе продемонстрируем. От смеси этих двух жидкостей возникает зародыш, из которого получается то мальчик, то девочка.
ЭЖЕНИ. - А, я понимаю! Это определение объясняет мне одновременно, что такое ебальный сок до сих пор мне было это не вполне понятно. Но разве слияние семян необходимо для образования зародыша?
Г-ЖА ДЕ СЕНТ-АНЖ. - Разумеется, хотя доказано, что зародыш обязан своим существованием только мужской сперме, однако, сама по себе, не будучи смешана с женским семенем, она была бы ничем. То семя, которое мы, женщины, выделяем, несёт лишь вспомогательную функцию, оно не создаёт, а лишь помогает созданию, не являясь его причиной. И действительно, некоторые современные натуралисты утверждают, что оно бесполезно отсюда моралисты, которые всегда находятся под влиянием научных открытий, решили, и это заключение весьма правдоподобно, что в таком случае дитя, рождённое от крови отца, обязано испытывать нежные чувства только к нему. В этом утверждении есть некоторая привлекательность, и, даже будучи женщиной, я бы не намеревалась его оспаривать.
ЭЖЕНИ. - В моём сердце я нахожу подтверждение твоей правоты, моя дорогая: я безумно люблю отца, но испытываю отвращение к своей матери.
ДОЛЬМАНСЕ. - В этом предпочтении нет ничего удивительного я всегда думал точно так же. Я до сих пор горюю о смерти отца, а когда умерла мать, огненная радость охватила меня... Я презирал её. Не пугайтесь этих чувств, Эжени, и укрепитесь в них, они вполне естественны. В нас течёт кровь только наших отцов, и мы абсолютно ничем не обязаны нашим матерям. Разве, более того, они не просто согласились принять участие в акте, которого отец, в противоположность им, добивался? Он желал нашего рождения, тогда как мать просто уступила. Какая великая разница в чувствах!
Г-ЖА ДЕ СЕНТ-АНЖ. - И на тысячу больше аргументов подтверждает это, Эжени, если мать ещё жива. Если есть на земле мать, которую надо ненавидеть, так это, безусловно твоя! Суеверная, набожная, строптивая, сварливая... а какая страшная ханжа! Держу пари, что эта дура никогда не изменила мужу. Ах, моя дорогая, как я презираю добродетельных женщин!.. Но мы ещё вернёмся к этому.
ДОЛЬМАНСЕ. - А теперь не будет ли уместным, если Эжени, под моим руководством, научится отплачивать вам той же монетой. Я думаю, пусть она подрочит вас передо мной.
Г-ЖА ДЕ СЕНТ-АНЖ. - Я приветствую ваше предложение. А пока она меня дрочит, вы, Дольмансе, уж конечно, будете наслаждаться видом моей жопы?
ДОЛЬМАНСЕ. - Неужели вы способны сомневаться, мадам, в удовольствии, с которым я воздам ей нежнейшие почести?
Г-ЖА ДЕ СЕНТ-АНЖ, подставляя ему ягодицы. - Так, значит, вы находите меня подходящей?
ДОЛЬМАНСЕ. - Необыкновенно! Я не смогу найти лучше способа оказать вам все те услуги, которые пришлись так по вкусу Эжени. А теперь, моя маленькая тигрица, расположитесь на мгновенье между ног вашей подруги и своим прелестным язычком поласкайте её так, как она только что ласкала вас.
Господи!
В этой позе я смогу распоряжаться обеими вашими жопами: я буду ласкать - у Эжени и сосать - у её прекрасной подруги. Так... восхитительно... В каком дивном согласии мы все находимся!
Г-ЖА ДЕ СЕНТ-АНЖ, млея. - О Боже, я умираю... Дольмансе, как прекрасно держать ваш хуй, когда я кончаю!.. Я хочу, утонуть в его малафье, дрочите его!
Сосите меня! О, божественная ебля! Ах, как я люблю притворяться блядью, когда мой сок течёт вот так!.. Всё, больше не могу... Вы оба меня изничтожили...
В жизни не испытывала столько наслаждения.
ЭЖЕНИ. - Я так рада быть тому причиной! Но ты только что произнесла ещё одно незнакомое слово. Что означает выражение блядь? Прости, но я ведь нахожусь здесь, чтобы учиться.
Г-ЖА ДЕ СЕНТ-АНЖ. - Так, моя милая, называют общедоступных жертв мужского разврата, всегда готовых покоряться, либо следуя своему темпераменту, либо ради выгоды. Счастливые и достойные уважения особы, которых клеймит общество, но которых венчает вольность, и которые значительно более необходимы обществу, коему они изо всех сил служат, чем ханжи - эти женщины жертвуют уважением, в котором столь несправедливо им отказывает общество.
Да здравствуют те, в чьих глазах этот титул является почётным! Эти поистине милые женщины являются единственными настоящими философами! Что касается меня, дорогая, вот уже двенадцать лет, как я тружусь, чтобы заслужить эти лавры. И я уверяю тебя, что если я не работаю блядью, то всегда представляюсь ею. Скажу больше, я обожаю, когда меня так называют во время ебли - это оскорбление лишь воспаляет моё воображение.
ЭЖЕНИ. - Моя милая, я думаю, что тоже не огорчилась, если бы меня звали блядью, хотя, надо признаться, что я ещё не заслужила этот титул. Но разве добродетель не порицает подобный проступок? Разве она не корит нас за такое поведение?
ДОЛЬМАНСЕ. - Ах, покончите с добродетелями, Эжени! Принося жертвы псевдобожествам, найдём ли мы среди них хотя бы одну, что стоит мгновения удовольствия, которое мы вкушаем, гневя добродетель? Полно, моя сладкая, добродетель - всего лишь химера, чей культ состоит исключительно из непрестанных умерщвлений плоти, из бесчисленных бунтов против внушений темперамента. Разве могут быть естественными такие побуждения? Станет ли Природа устремлять наши желания на то, что её оскорбляет? Эжени, не позволяйте дурачить себя женщинам, которые зовутся добродетельными. Их страсти не похожи на наши, но тем не менее находятся под их влиянием и зачастую даже более презренны... Честолюбие, гордость, личные интересы, а чаще всего лишь чувственная немощь владеют ими, и как правило, это просто вопрос телесной онемелости, безразличия - это существа без желаний. Я спрашиваю, обязаны ли мы уважать их? Ни в коем случае. Добродетельные женщины руководствуются в поступках или в своём бездействии исключительно себялюбием. А раз так, то разве лучше, мудрее, справедливее приносить жертвы эгоизму, нежели своим страстям? Что касается меня, то я считаю, что страсти представляют собой значительно большую ценность, и тот, кто прислушивается только к их голосу, без всякого соменения, мудрее ведь это единственный голос Природы, а всё остальное - лишь глупость и предрассудок. Одна капля малафьи, упавшая с этого члена, Эжени, куда драгоценнее для меня, чем самые возвышенные деяния добродетели, которую я презираю.
