Нора Робертс - Жертвопроношение
- Пожалуй, за это ее можно и арестовать, - проговорила Ева с мрачным видом.
- И с какой же формулировкой? - поинтересовался вошедший в ванную Рорк.
- За украшение задней части полицейского без его на то согласия? Или за использование татуировок с особым цинизмом? Ты, кажется, этому радуешься, а? Ева раздраженно сдернула с крючка халат.
- Ева, дорогая, кажется, ночью я доказал тебе, что полностью разделяю твое негодование. Разве я не пытался съесть эту скабрезную татуировку?
Она с трудом удержалась от смеха.
- Мне срочно необходим раствор, которым это можно смыть!
- Зачем такая спешка? Картинка довольно.., милая.
- А что, если мне нужно будет пройти через дезинфекционную камеру? Или придется принимать душ и переодеваться в участке? Ты представляешь, как надо мной все будут издеваться?
Рорк обнял ее, запустив руки под халат.
- Сегодня ты не работаешь.
- Но мне надо поехать проверить свой компьютер. Фини мог переслать на него важную информацию.
- Ничего, проверишь в понедельник. У нас сегодня выходной.
- И чем мы будем заниматься? Рорк молча улыбнулся и погладил то место, на котором красовался бутон.
- Разве мы это только что не делали? - Ева вдруг почувствовала, что почему-то краснеет.
- Повторить не помешает, - ответил Рорк. - Но можно и чуть позже. Почему бы нам не поваляться у бассейна.., где-нибудь на Мартинике? Не волнуйся, собираться не надо, - сказал он, чмокнув ее в губы. - Там понадобится только то, что на тебе.
День на Мартинике Ева провела без одежды, с постоянной улыбкой на лице и с татуировкой на ягодице. Возможно, поэтому в понедельник утром она была немного не в себе.
- У вас усталый вид, лейтенант, - заметила Пибоди, доставая из сумки два горячих пончика. - И где это вы так загорели? Были в солярии?
- Да нет, просто повалялась денек на солнышке.
- Вчера весь день шел дождь.
- Только не там, где была я, - ответила Ева с набитым ртом. - Мне надо разобраться с этим процентом вероятности и доложить майору. Фини кое-что нашел, и я все-таки хочу установить круглосуточное наблюдение за основными подозреваемыми.
- Вот на это, думаю, процент вероятности крайне низок. Сегодня утром пришли сведения о существенном превышении бюджета.
- Да пошли они к черту! Когда возникает такая острая необходимость, не до бюджета. Уитни может обратиться к начальнику полиции или даже к мэру. У нас речь идет о двух убийствах, журналисты вьются вокруг, как воронье. Нужны люди, чтобы закончить расследование.
- Вы репетируете разговор с майором? - рискнула улыбнуться Пибоди.
- Похоже, что так. - Ева вздохнула и потерла пальцами виски. - Проблема в том, что слишком много людей в этом деле замешано. Нам надо проверить каждого члена этих сект. Более двухсот человек. Положим, половина из них по психологическому портрету и данным не подойдет. Остается сотня. И мы должны проверить алиби каждого.
- Работы дня на три, - согласилась Пибоди. - Даже если майор выделит нам несколько человек и вычеркнет тех подозреваемых, кто явно в этом не замешан.
- Боюсь, таких почти нет. - Ева встала из-за стола. - Один человек не мог притащить к нашему дому тело Лобара. И без машины тут не обойтись.
- Ни у одного из главных подозреваемых нет машины, в которой бы поместились и тело, и деревянная конструкция.
- Может, такая есть у кого-то из общины. Так что придется еще проверять, у кого какие транспортные средства. Если ничего подходящего не найдем, надо будет проверять машины, взятые в аренду или украденные в ночь убийства. К сожалению, есть вероятность, что кто-то просто увел машину со стоянки, а потом поставил на место.
- Но проверять все равно надо?
- Надо. Может, Фини поручит это кому-нибудь из компьютерного отдела. Ладно, вы приступайте к работе, а я иду к майору.
Но уйти Ева не успела: раздался телефонный звонок, и она взяла трубку.
- Даллас слушает.
- Мне необходимо с вами поговорить.
- Луи? - вскинула брови Ева. - Если вы насчет обвинений, предъявленных вашему клиенту, обращайтесь к прокурору.
- Мне необходимо поговорить с вами, - заявил адвокат. - Наедине. И как можно скорее.
Ева взглянула на Пибоди и выразительно приложила палец к губам.
- О чем?
- Я не могу говорить об этом по телефону. Нам необходимо встретиться. Поверьте, необходимо.
- Приезжайте сюда.
- Нет. Они могут за мной следить. Я не знаю, что делать. Я должен соблюдать осторожность.
"Интересно, он заметил наблюдателя, посланного Фини, или у него просто приступ паранойи?" - подумала Ева.
- Кто за вами может следить?
- Нам надо встретиться, - твердил адвокат. - В моем клубе, в "Лакшери", на Парк-авеню. Пятый этаж. Я сообщу ваше имя на входе.
- Хотя бы намекните, о чем речь, Луи. У меня очень много работы.
- Мне кажется.., мне кажется, я был свидетелем убийства. Я буду говорить только с вами, Ева. Больше ни с кем. Убедитесь, что за вами не следят, - и торопитесь.
Ева с задумчивым видом положила трубку.
- Да, намек серьезный, Пибоди. По-моему, один сломался. Попробуйте уговорить Фини, чтобы он дал вам человека в помощь.
- Вам нельзя идти туда одной! - воскликнула Пибоди, увидев, что Ева уже схватила сумку.
- С напуганным до смерти адвокатом я как-нибудь справлюсь. У клуба все равно дежурит наш человек. И я не буду отключать рацию. Пока.
- Возвращайтесь поскорее, лейтенант.
***
На пятом этаже клуба "Лакшери" располагалось двадцать номеров. Члены клуба могли устраивать там не только личные, но и деловые встречи. В каждом из помещений, декорированных в стилях разных эпох, имелось все необходимое оборудование - компьютеры, факсы и прочее.
Луи Триван отдавал предпочтение номеру 5С: ему нравилась изысканная роскошь эпохи Людовика XVI. Он обожал бархат уютных кушеток, тусклую позолоту кресел и столиков, ему нравились тяжелые шторы на окнах, а своих случайных возлюбленных он ублажал на роскошном ложе под балдахином.
Он любил именно эту эпоху - за гедонизм и стремление к земным радостям. Короли правили и жили в свое удовольствие, при них процветали искусства. А что до крестьян, голодавших под стенами роскошных дворцов, то это не что иное, как отраженный в общественной жизни естественный отбор. Избранные всегда живут не так, как толпа.
Живущий в конце XX века, в самом сердце Манхэттена, Луи Триван полностью разделял убеждения своих предков.
Однако сейчас он не мог ничем наслаждаться - ходил из угла в угол и пил виски. Страх не покидал его. Ноги подкашивались, сердце билось в груди точно загнанный заяц. Луи был почти уверен, что стал свидетелем убийства. Но все, что он помнил, казалось ему нереальным, походило на какую-то жуткую компьютерную игру.
Потайная комната, дым, гул голосов - и его голос среди них, привкус теплого терпкого вина во рту... Ко всему этому за последние три года Луи успел привыкнуть. Он стал членом этой общины, поскольку верил, что главное в жизни удовольствие. Кроме того, ему нравились их обряды, нравились балахоны, маски, черные свечи. А секс! Это было просто невероятно.
Но потом Луи стал замечать за собой нечто странное. У него появилась почти маниакальная потребность присутствовать на собраниях, он дрожал в ожидании первого глотка вина, подаваемого во время церемонии. И еще: в памяти начали возникать провалы, а наутро после очередной встречи у него была тяжелая голова и он с трудом мог сосредоточиться.
Недавно Луи обнаружил у себя под ногтями засохшую кровь и не мог вспомнить, что именно произошло.
Но постепенно он начал что-то осознавать. Первая вспышка случилась, когда он глядел на фотографии, которые показала ему Ева. Вспомнилось нечто, повергшее его в ужас: дым, уходивший вверх, голоса, распевающие гимны, стоны наслаждения, а потом - фонтан крови. Он вспомнил Седину со странной и зловещей улыбкой на лице, нож у нее в руке. Лобар - о господи, это был Лобар! рухнувший с алтаря с перерезанным горлом.
Убийство... Луи нервно отдернул одну из штор и выглянул на улицу. Да, он стал свидетелем жертвоприношения. Но в жертву был принесен не козел, а человек. Окунал ли он сам пальцы в разверстую рану? Слизывал ли с них свежую кровь? Неужели он мог?
Боже, а что, если были и другие жертвы? Что, если он просто стирал эти воспоминания из памяти?
Луи задернул штору и попытался внушить себе, что он человек цивилизованный. Муж и отец. Уважаемый адвокат. Он не мог стать соучастником убийства!
Налив себе еще виски, Луи взглянул в зеркало в резной золоченой раме. На него смотрел человек, который несколько дней не ел, не спал, не виделся с семьей. Он боялся спать - боялся, что видения, пришедшие во сне, будут еще кошмарнее. Боялся есть, потому что еда могла застрять в глотке. И смертельно боялся за свою семью.
Неожиданно он подумал, что Вайнбург также был на той церемонии, стоял с ним рядом и видел то же, что и он. А теперь Вайнбург мертв. Только у Вайнбурга не было ни жены, ни детей, а у него они есть. Если он пойдет домой, за ним ведь могут прийти туда. За эти несколько дней он начал понимать, что умер бы от стыда, если бы дети узнали, в чем принимал участие их отец. Он должен был защитить и себя, и их. И уверял себя в том, что здесь он в безопасности. Никто не войдет в номер, если он сам не откроет дверь.
