Наталия Рощина - Обмануть себя
Этот крик не остановил Вадима. Он молча, поддавшись ритму собственных ощущений, бесстыдно брал эту женщину. Он ничего не испытал, ничего, подобного наслаждению, приходящему всякий раз в конце любовной игры. Не открывая глаз, он давил, мял, разворачивал уже податливое тело, чередуя нежность с грубостью. Попытки сопротивления были сломлены в первые мгновения. Это было сделать легко — неравные силы, предопределенный исход. Первый опыт насилия оказался не таким уж страшным. Вадим чувствовал знакомый холодный запах и, закрыв глаза, пытался поймать ускользающие ощущения. Ни единого слова, ни ласкового, ни бранного. Без имен, нежных прозвищ или неподдающихся контролю возгласов. Тяжелое дыхание мужчины и страшный скрип старого, оцепеневшего от происходящего дивана. Казалось, стены подались вперед, делая крохотную комнату еще меньше, теснее. Будто у них появились глаза, и так не терпелось увидеть поближе: неужели это происходит с их хозяйкой? Не может быть!
Наконец безумие кончилось. Марина оттолкнула Вадима, высвобождаясь из-под него. Вадим приподнялся на локте, посмотрел ей вслед: она мигом выскочила из комнаты, а вскоре из ванны раздался размеренный шум душа. Вадим откинулся на спину, с силой прижал ладони к лицу. Он словно только сейчас пришел в себя. В его тело снова вернулся тот Белов, который не мог так поступить с женщиной. Он взял ее силой. Оглядевшись, не понимая до конца, как такое могло произойти, Вадим старался найти оправдание своему поступку. На полу валялась разорванная футболка Марины, под головой оказались ее ярко-зеленые лосины. Белов посмотрел на свою измятую рубашку, спущенные до колен брюки и, застонав, снова закрыл глаза. Предстояло самое страшное — встретиться с ней взглядом, услышать ее слова. Пусть они будут невероятно грубыми, матерными, пусть она выгонит его прочь, обозвав самыми последними словами. Он примет их как должное, он будет только благодарен!
Шум воды стих. Вадим вскочил, застегнул брюки. Он хотел пригладить волосы, но рука не повиновалась, оставшись безжизненно висеть, словно плеть. В проеме двери показалась Марина. Она надела длинный махровый халат, поясок которого яростно перебирали ее тонкие пальцы.
— Ванна в твоем распоряжении, — тихо сказала она и вышла из комнаты. Он даже не успел рассмотреть выражение ее лица.
Белов опешил. Тяжесть от гадливости к себе заставила его снова сесть на диван. Он опустил голову и почувствовал быструю, сильную пульсацию крови в висках. Казалось, что тонкая кожа может не выдержать такого давления. Белов почувствовал головокружение, сухость во рту. Поборов дурноту, он поднялся и медленно побрел в ванную. В коридоре он почувствовал запах табака — Марина курила, стоя лицом к окну. Он видел белый столбик сигареты, дрожавший в длинных пальцах, серые клубы дыма, окутавшие беззащитное тело. Вадим быстро отвел взгляд, боясь, что женщина сейчас повернется, и ему придется встретиться с нею взглядом. Все равно ведь этот момент неотвратим. Белов хотел отодвинуть его хотя бы еще на несколько минут и юркнул в ванную.
Когда он осторожно открыл дверь, то уловил в воздухе, кроме сигаретного запаха, аромат свежесваренного кофе. Нужно было выйти и что-то говорить в свое оправдание. Марина услышала звук открываемой двери и выглянула из кухни. Вадим остановился и оперся о стену в коридоре.
— Я хочу курить, — преодолевая спазм, произнес он. В этот момент он понял, что если не почувствует вкус табака — просто умрет. Его сердце остановится, не выдержав того накала самобичевания и презрения, которое он обрушил на себя.
— Сигареты в кухне на столе, — ответила Марина. Она чуть посторонилась, когда Вадим прошел мимо. Внимательно наблюдала, как он достал сигарету, потом взглядом нашел спички, прикурил и глубоко затянулся, прикрывая глаза. — Это, конечно, не «БТ», но…
Марина подошла к столу, присела на стул. Вадим не оборачиваясь стоял у окна. Высокий, красивый мужчина, ее первый мужчина, к которому она не испытывала ничего, кроме жалости. Они не были нужны друг другу. Та, которая смутила его разум сегодня, давно живет в другом городе, в другой жизни. Это у нее должны остаться эти мелкие синяки. Марина посмотрела на свои запястья, стараясь заставить себя возненавидеть его, так бессовестно и грубо овладевшего ею. Но ничего похожего не возникало. Она смотрела на Вадима, со страхом понимая, что не может грубо обращаться с ним. Что же должно происходить в его душе, чтобы он сорвался на такой поступок? Прикурив еще одну сигарету, Марина отбросила волосы за спину.
— Кофе, пожалуйста, — сказала она, пододвигая к Вадиму чашку с горячим напитком. Из второй отхлебнула сама.
— Прости меня, ради бога, прости, — не оборачиваясь, Белов нашел в себе силы сказать это. — Я — свинья. Меня кастрировать мало. Не знаю, что на меня нашло. Прости, пожалуйста. Что я могу сделать для тебя?
— Пустяки. Я и мечтать о таком не могла: самый красивый мужчина Горинска наконец-то лишил меня девственности, — Марина не ожидала от себя такой смелости. Несколько минут назад она едва нашла в себе силы выйти из ванной комнаты, а теперь может иронично говорить о том, что произошло. Она увидела, как удивленно смотрит на нее Вадим, силясь сообразить: издевается она или говорит серьезно. — Я не шучу. Когда-нибудь это все-таки должно было произойти.
Белов медленно сел на стул, резко затушил остаток сигареты. Он выглядел, как человек совершивший преступление в состоянии аффекта, а теперь явившийся с повинной. Он пытался объяснить Марине и прежде всего самому себе, что он не настолько прогнивший, аморальный тип, как справедливо можно было подумать. Время шло, а нужные слова не приходили. Вадим прижал холодные ладони к чашке с остывающим кофе. Приятное тепло согревало, успокаивало.
— Не мучайся, Вадим Белов, — усмехнувшись, произнесла Марина. В тоне ее мелькнула ирония: она успокаивает его, не смешно ли? — На самом деле ты сделал мне подарок: я была на ее месте. У меня ее волосы, ее духи, ее мужчина только что был со мной близок. Хотя зачем обманываться — ты представлял ее, ты вымещал всю свою досаду на ней. Я просто оказалась под рукой — грубовато, но меня это не оскорбляет. Не о чем говорить. Я не держу на тебя зла. Только у меня есть просьба.
— Да, да, проси, сделай одолжение! — Вадим оживился, отхлебнул кофе и приготовился слушать.
— Я больше не хочу тебя видеть. Никогда! — металлические нотки в голосе Марины больно резанули слух Вадима. Он поставил чашку на стол и поднялся. Марина поправила полы халата, крепче подтянула поясок. — Я однажды говорила эту фразу любимому человеку. Сегодня — чужому, далекому, слабому. Слова те же, а в сердце ничего не встрепенулось, как тогда…
Вадим кивнул головой. Он не чувствовал ничего, едва переставлял ноги, хотя внешне все выглядело так, что ему не хочется уходить. Замедленные движения, сутулые плечи, ожидание последних слов становилось невыносимым.
— Марина, — открыв входную дверь, он позвал ее. Раздалось шаркание тапочек, и Марина остановилась в двух шагах. — Скажи, ты когда-нибудь обманывала?
— Странный вопрос, но у меня на него конкретный ответ: никогда. Я всегда была слишком правдива. В моей жизни не было места притворству, обману. Это нелегко.
— Так что же мешает жить: правда или ложь?
— Ложь, даже та, которая во спасение. Даже умирающему нужно говорить правду, а не кормить его баснями, — Марина удивленно смотрела на Белова — недавний румянец сменила бледность, такая, что казалось, он близок к обмороку. — Не знаю, к чему ты клонишь, но я не собираюсь рассказывать кому-либо о том, что произошло. Можешь быть спокойным. У тебя такая замечательная жена. Она заставила меня посмотреть на мир другими глазами, она изменила мою жизнь. Я не могу быть неблагодарной — от меня она не получит такого сюрприза. Наверняка уже настрадалась, хватит.
— Женская солидарность во всей красе, — заметил Вадим, пытаясь изобразить улыбку, но мышцы лица отказывались повиноваться. Губы подрагивали, брови сошлись на переносице. Он был готов подойти и встряхнуть эту маленькую, хрупкую женщину, которая так достойно держится. Они все гораздо выше него: Валя, Алиса, Марина. Три женщины его жизни, такие разные и такие одинаковые. Он губит их, а они выживают. Словно удивительный цветок, который становится сильнее, выше, красивее, когда приходится начинать все сначала. Наверняка, расставаясь с ним, и Регина, и Марьям нашли достойное место под солнцем. Алиса сбежала без обвинений и упреков — она вознаграждена. Марина тоже найдет свое счастье — она ведь говорит, что ее жизнь меняется, осталась Валя… Она уже не так близка, как раньше. Он чувствует, как расстояние между ними становится непреодолимым. Виноват он, только он, но разве от сознания этого становится легче? Все предопределено.
— Перекрась волосы. Сделай их такими, как были. Ты ведь другая, так будь собой, — вдруг тихо сказал Белов. — Вспомни, как мама гладила тебя по голове и приговаривала, какая красивая у нее девочка.
