Кришан Чандар - Голос сердца
Лачи вдруг показалось, что это она поет в каждом доме, она танцует, что это ею торгуют. Она гневно сплюнула:
— Отвезите меня обратно!
— Ночь только еще началась, дорогая! — ответил Хаджи, беря ее за руку. Он уже успел выпить четыре рюмки виски и был навеселе.
Лачи попыталась высвободить руку, но Хаджи силой привлек её и усадил подле себя.
— На, выпей!
Лачи взяла стакан и выплеснула виски ему на голову:
— Сын свиньи! Негодяй!
Мир Чандани, рассердившись, ударил ее по лицу. Лачи рассвирепела. Она набросилась на Чандани и повалила на землю, а когда Хаджи поспешил ему на помощь, повалила и его и, отбивая дробь на их головах, имитируя барабанный бой, громко подпевала:
— Так дхана, дхан тхайя! Так дхана дхан, так дхана дхан! Так… Так!!
Мир Чандани и Хаджи подняли крик. Началась суматоха. Лачи, надзиратели, посетители, музыканты, торговец ароматическими маслами — все кричали, колотили, били друг друга. Лачи, как взбесившаяся тигрица, набрасывалась на всех — одного била, другого толкала, третьего дергала за волосы, впивалась ногтями в лица, при этом дико кричала и пританцовывала.
Появилась полиция. Вмиг наступила тишина. Все были арестованы. Надзиратели пытались договориться о чем-то с полицейскими, но безрезультатно.
— Будете объясняться в полицейском участке, — заявил сержант.
Всех заперли в темной комнате. Один из надзирателей получил позволение позвонить Кали Чарану, и тот вскоре прибежал, задыхаясь, с испариной на лбу и трясущимися руками. Если полиция не замнет это дело, то его уволят, а быть может, и засадят в тюрьму.
Инспектор и заместитель начальника тюрьмы переговорили с глазу на глаз. Кали Чарану устроили свидание с Хаджи и Мир Чандани. Из одного кармана кое-что перекочевало в другой, из другого в третий. Все было улажено. Мир Чандани и Хаджи и не беспокоились: они отлично знали, что в мире нет ничего сильнее денег.
Кали Чаран облегченно вздохнул, когда группа развлекающихся вернулась в тюрьму. Чуть было не лишился работы!
ГЛАВА 14
Будь это во власти Кали Чарана, он заковал бы Лачи в кандалы, потому что из-за ее упрямства завязалась эта драка. Если бы полицейский инспектор не пошел ему навстречу, газеты и корреспонденты, падкие до сенсаций, имели бы полное право задать вопрос: «А каким образом заключенные попали в полицейский участок?» Он очень злился на Лачи. «Подлая цыганка, гроша ломаного не стоит, а строит из себя бог весть что!» Ему хотелось связать ее и исхлестать розгами. Мысленно он проделал это и получил какое-то удовлетворение. Но в действительности… Хуб Чанд писал портрет Лачи, она каждый день бывала у него и, несомненно, рассказала бы ему, стоило только Кали Чарану не то что выпороть ее, а даже просто плохо обойтись с ней. А тогда положение его было бы незавидным, поэтому Кали Чаран и не придирался к Лачи, чтобы она никому не рассказывала о происшедшем, иначе будут большие неприятности ей, Джинан. Лачи не хотелось причинять ей зло, и она молчала. Само собой разумеется, что после этого случая Лачи и Диляра перестали разговаривать друг с другом. Причиной была не личная неприязнь. Они не ругались между собой, нельзя сказать, что они ненавидели друг друга. Это была борьба взглядов. Диляра считала, что Лачи слишком большое значение придает своей чести, которая, по мнению Лачи, связана с душой и всем существом женщины.
Диляра же полагала, что честь — своего рода оружие в руках женщины. Она должна умело пользоваться им. Не нужно связывать это с какими-то чувствами.
Кто знает, что было на сердце Лачи. Она ведь была неграмотной, необразованной девушкой и не могла, как Диляра, выразить то, что творилось в ее душе.
Лачи твердила лишь одно:
— Я не продамся! Ни за что не продамся! Эта Диляра такая красивая, но беспутная, испорченная женщина. Я никогда не буду дружить с ней!
Если можно сказать, что у Лачи были убеждения, то это и было ее убеждением. Но мир, в котором мы с вами живем, не любит отклонений. Если вдруг появляется, подобно Лачи, заблудшая душа, все стремятся к одному — направить ее по проторенному пути. И делается это ради нее самой. Женщина с такими нелепыми, глупыми убеждениями не может и дня прожить в этом мире.
Поэтому-то Джинан Бай и другие женщины принялись переубеждать Лачи. Воспитание продолжалось полтора-два года. Хаджи и Мир Чандани помогали в этом деле деньгами. После той бурной, чреватой опасностями ночи они решили всеми силами сломить гордость Лачи, обесчестить ее. Оба банкира выделили для этой цели пятьдесят тысяч рупий. Те, кто считал безрассудным потратить на Диляру пятнадцать-двадцать тысяч рупий, теперь, не моргнув глазом, были готовы пожертвовать пятьюдесятью тысячами рупий. Даже злость у них находила выражение в виде денег. Если люди такого склада ударяются в религию, они жертвуют тысячи рупий на строительство храмов и мечетей. Если решат мстить, не постоят ни перед какими расходами и согнут своего врага в бараний рог. Если влюбятся, то осыпают свою возлюбленную золотом. Где уж бедному человеку тягаться с ними? До каких пор такая бедная, беспомощная девушка, как Лачи, может отказываться от золота? Они разработали план и приступили к его исполнению. Но все их попытки были напрасными.
Лачи по-прежнему твердо стояла на своем:
— Я не продамся! Лучше умру, но не продамся!
— Пятьдесят тысяч — это немаленькие деньги. Не будь дурой. Согласись. Ты обеспечишь себя на долгие годы, — убеждала Джинан.
— И обмануть Гуля?
— Да он ничего не узнает!
— А разве обман только тогда обман, когда об этом узнают? Сама-то я буду знать. Я никого никогда не обманывала.
— Ну какой здесь обман? Все это будет временно, только в стенах тюрьмы. Выйдешь из тюрьмы, сможешь начать новую жизнь на эти деньги.
— А что я скажу Гулю?
— Захочешь — скажешь, что выиграла по лотерее, а захочешь — скажешь правду. И ты увидишь, как глаза твоего возлюбленного заблестят при виде этих денег, и он, даже выслушав твой рассказ об измене, не рассердится на тебя.
— Нет, он не такой!
— Давай поспорим!
— Нет, я не хочу спорить! Не потому, что я не верю Гулю. Я ему верю и буду всегда верить. Мой Гуль… Зачем я из-за какого-то глупого спора пойду на это грязное дело?
— Что в этом плохого? Ты хозяйка своего тела. Оно твое, а не чье-нибудь. Любовь, верность — это все красивые слова. Ведь как в жизни бывает: десять раз влюбляешься, двадцать — разочаровываешься, потом снова влюбляешься. Я сама, знаешь, сколько раз любила, когда была молода. Надоест один, я его бросаю и влюбляюсь в другого.
— О, боже! — гневно воскликнула Лачи. — Это получается не любовь, а водопроводный кран! Захочешь — откроешь, напьешься воды, захочешь — закроешь.
Джинан Бай замолчала, но позднее не раз возвращалась к этому разговору под разными предлогами. Лачи в ответ твердила лишь одно, и это не было упрямством. Она и не могла ответить что-нибудь другое. Иногда она считала, что лучше промолчать, казалось даже, что она соглашается, но уже через минуту кровь ее кипела от возмущения, ярости и бешенства. Она топала ножкой:
— Нет, нет! Пусть только кто-нибудь посмеет прикоснуться ко мне, я ему горло перегрызу!
Перегрызать горло, она, конечно, не могла. Джинан Бай отлично знала, что можно было пощекотать кинжалом ее шею, и гордость вмиг слетела бы с нее, но никто не решался на это — все боялись Хуб Чанда. Пока он в тюрьме, Лачи нельзя трогать.
* * *Интересные вещи узнавала Лачи в тюрьме. Однажды она разговорилась с красивой девушкой Гангой Бай. Ее обвиняли чуть ли не в десятках краж.
— Ты воровала кур? — спросила Лачи.
Ганга Бай в ответ громко расхохоталась. Ее нежный, как звон серебряных колокольчиков, смех отдавался далеко-далеко. С трудом пересилив смех, она сказала:
— Нет, я воровала одежду.
— Как?
— Мы работали втроем: я и двое мужчин. В полночь они осторожно вырезали стекло витрины, я пролезала в нее и раздевала манекены. Прихватывала и другие вещи, которые украшали витрину. Мужчины ждали меня внизу.
— А если появлялся полицейский?
— Они убегали в разные стороны, а я стояла в витрине, как манекен, и полицейский уходил, приняв меня за пластмассовую куклу.
Теперь хохотала Лачи. Ей очень понравилась эта хитрость.
— Это замечательно! Нужно же додуматься!
— Да, но полиция все-таки поймала нас.
— А что ты будешь делать после тюрьмы?
— То же, что и раньше!
— Какой же смысл в том, что тебя наказали?
— Отбытие наказания — это всего лишь отсрочка для совершения нового преступления, — задумчиво ответила Ганга. — Другого пути ведь нет!
— Ты не замужем?
— Можно сказать, что я замужем за теми, с которыми я работаю.
— За обоими?! — поразилась Лачи.
