Санта Монтефиоре - Найти тебя
Что же им теперь делать? Джулия уже давно жила с мыслью о том, что рано или поздно им придется продать дом, и сейчас ее опасения стали реальными как никогда. Если бы им только удалось найти денег, чтобы оплатить долг Арчи! Но раздобыть такую большую сумму было непросто. Она уже подумывала устроиться на работу. Ведь у нее хорошие декораторские и дизайнерские задатки, но куда можно устроиться в ее-то возрасте? Кроме того, понадобится какое-то время, чтобы дело принесло прибыль. А деньги им необходимы сейчас. Она размышляла об Уилфриде, Сэме и своем горячо любимом Баунси. Если Пендрифт уйдет с молотка, то какое их сыновей может ждать будущее? А Памела еще осмеливалась жаловаться на бедность, хотя кому-кому, а ей-то абсолютно нечего бояться. Ее отец, без сомнения, вмешается в ситуацию и положит на ее счет кругленькую сумму. У Джулии не было такого отца, который бы выручил ее из беды. И в данном случае оставалось уповать лишь на помощь Всевышнего.
Отец Далглиеш с грустью наблюдал, как у членов семьи Монтегю постепенно сдают нервы. Он продолжал неустанно молиться за них и делал все от него зависящее, чтобы как-то утешить их, когда они искали встречи с ним в доме при церкви. Элизабет Монтегю желала узнать у него, жив ее сын или нет, и ужасалась, когда священник говорил ей, что его общение с Господом носит односторонний характер.
— Господь живет в моем сердце, — объяснял он. — И он не выдает мне сводку новостей.
Элизабет, казалось, не понимала, о чем идет речь.
— Вы знаете, он был моим любимцем, — говорила она, и ее холодные серые глаза блестели от нахлынувших чувств. — Он так похож на своего отца. Ради чего мне теперь жить дальше, если Господь забрал и Роберта?
Памела Бэнкрофт Монтегю не знала, в ком найти поддержку. Ее муж погиб, от отца она отдалилась. Единственное, что ей оставалось, — это искать утешения в церкви, по отношению к которой она раньше ничего, кроме презрения, не испытывала. Она не ходила на мессу, не желая попадаться на глаза родственникам Монти, возможно, из-за страха или своей гордыни. Ведь в течение долгих лет Памела в их присутствии позволяла себе нелицеприятно отзываться о Боге. Отец Далглиеш усердно молился, чтобы она открыла свое сердце Господу и Он вошел в него в тиши ее глубокомысленных раздумий. Возможно, тогда она сможет, нисколько не смущаясь, присоединиться к своим родственникам, заняв место в церкви на переднем ряду.
Джулия Монтегю, к которой отец Далглиеш испытывал самые теплые чувства, была благочестивой и добросердечной женщиной. Она часто наведывалась к нему, дабы излить свою душу.
— Я переживаю за Гарри, он так молод. Что же касается Селестрии, то она, как и ее мать, думает только о себе.
Отец Далглиеш подумал о своей последней встрече с молодой девушкой. Он явственно вспомнил, как она, убегая, скрылась в тумане с лицом, горящим от стыда. Он с тех пор ничего не слышал о ней, но что-то подсказывало ему, что она уже не в Пендрифте, за пределами которого он не мог ее чувствовать.
— Селестрия неплохой человек, — осторожно сказал он. — Она просто несколько потерялась в этом мире. — И почувствовал, как краска заливает ему лицо, лишь только он начал говорить о Селестрии.
— О, я не думаю, что она плохая, святой отец, она просто слишком хороша, чтобы быть совершенством. Проблема в том, что она ужасно избалована своей матерью и ей никогда не приходилось думать о ком-то, кроме себя.
— Порой жизнь бывает весьма непредсказуема. Селестрия молода, и смерть отца стала для нее ужасным потрясением. И если она не скорбит по нему должным образом сейчас, то это обязательно случится позже.
— Ее дед приехал в Лондон. Эта большая удача. Он необычный человек, просто замечательный. Дед позаботится о ней. Памела говорила мне, что он собирается отправить ее на отдых в Италию.
— В Италию?
— Да. Бедный малыш Гарри будет томиться в школе, пока его сестра греется под солнцем Италии. — Она покачала головой. — Не думаю, что это справедливо, а вы?
— Школа, вероятно, лучшее место для Гарри в настоящий момент. Его будут окружать друзья, а необходимость посещать занятия изо дня в день отвлечет его от печальных мыслей.
— Селестрия очень похожа на свою мать, отец Далглиеш. Памела, столкнувшись с проблемой, не раздумывая, идет в постель, сославшись на головную боль. Вот и Селестрия взяла и сбежала в Италию, вместо того чтобы остаться и выстрадать до конца горечь утраты своего отца.
— Каждый из нас по-разному реагирует на то, что случается в жизни. И все же, как бы далеко мы ни скрылись, нам никогда не убежать от себя.
— Но она такая эгоистка!
— У нее доброе сердце, Джулия.
Джулия искоса посмотрела на него.
— Вы говорите так, потому что вы — священник, следовательно, вы склонны видеть в человеке только хорошие качества.
«Если бы вы, как я, увидели в ее глазах безысходное отчаяние, то поняли бы, что она сейчас пребывает во мраке», — подумал он про себя, а вместо этого сказал:
— Любая, даже самая темная туча наполнена серебряным дождем.
Отец Далглиеш очень хотел разгадать тайну гибели Монти, но он, в конце концов, не был детективом. Его работа теперь заключалась прежде всего в том, чтобы находить нужные слова утешения и поддержки для людей, которых Монти оставил навсегда. И ему было бы значительно легче справиться с этой задачей, если бы нашли тело, чтобы проводить человека в последний путь. Жителям Пендрифта все это казалось очень печальным. Единственным человеком, который находил в трагедии удовольствие, была мисс Ходдел, которая имела свое собственное мнение на этот счет.
— Если бы вы спросили меня, я бы ответила, что он убил себя с одной-единственной целью — поскорее избавиться от миссис Памелы.
— Ну и зачем ему было делать это? — терпеливо спрашивал отец Далглиеш.
— Да если бы вы женились на ней, разве не сделали бы то же самое?
Священнику не терпелось покинуть комнату — он никогда в своей жизни не слышал ничего более абсурдного.
Миссис Уэйнбридж была удивлена и немного взволнована, когда Памела позвонила ей и попросила сопровождать Селестрию в Италию на следующей неделе. Ее лицо сначала залил румянец, затем оно стало серым, пока наконец не приобрело обычный бледный цвет, похожий на картофельное пюре. Она повесила трубку и дождалась за кухонным столом, когда Селестрия придет пить чай. Девушка вошла и небрежно бросила сумочку из крокодиловой кожи на сервант. Миссис Уэйнбридж медленно встала.
— Ты неважно выглядишь, Уэйни. В чем дело?
— Твоя мама попросила меня поехать с тобой в Италию.
Лицо Селестрии просияло.
— Здорово! Ты ведь поедешь, не так ли?
— Похоже, у меня нет выбора.
Селестрия стремительно подскочила к ней и взяла руки миссис Уэйнбридж в свои.
— Будет интересно, Уэйни. Это ведь наша первая поездка в Италию.
— Я никогда не выезжала дальше Лондона. Я родилась и выросла в Йоркшире. Крепкая рука, дурная голова! — Миссис Уэйнбридж выглядела так, как будто вот-вот расплачется. — Что же я буду делать в Италии?
— Ты будешь целыми днями лежать на солнце, а обращаться с тобой будут по-королевски.
— О, не думаю, что мне это понравилось бы. А где мы остановимся?
— В Апулии, в отличной гостинице, где нас еще и завтраком будут кормить. Эта область занимает как раз «пятку» Италии.
— Звучит не слишком заманчиво.
— Это возле моря. Только подумай об итальянской кухне и вине! Мы прекрасно проведем время, только ты да я.
— Ты знаешь, что говорят об итальянских мужчинах?
— Они очаровательны. Забудь, что было там во время войны, она ведь давным-давно закончилась. А вдруг ты еще возьмешь и влюбишься?
Миссис Уэйнбридж снова вспыхнула.
— О чем ты говоришь, Селестрия?! В мои-то годы!
— Мы будем заботиться друг о друге. Кроме того, тебе не кажется, что самое время хоть немного посмотреть мир?
— Я заварю чай, — сказала она. Освободив руки, она шаркающей походкой пошла наполнять чайник. — Тебе лучше держаться подальше от этих итальяшек, Селестрия. С твоей мамой приключится сердечный удар, если ты влюбишься в кого-нибудь из них.
— Да и с Эйданом тоже, — шепотом добавила Селестрия, счастливая оттого, что миссис Уэйнбридж согласилась поехать. Она присела, скинув туфли. — Да нет же, я и не собираюсь ехать в Италию, чтобы осесть там насовсем. Упаси бог! Я даже представить себе не могу более изолированного места на земле, чем Италия! Нет, я хочу выяснить, кто же подтолкнул моего отца к самоубийству, и тогда держитесь — месть моя будет страшна.
— Иногда ты несешь полную чушь, милочка. — Миссис Уэйнбридж поставила чайник на плиту.
Селестрия улыбнулась.
— То же самое говорит и мой дедушка!
Элизабет Монтегю стояла на вершине утеса, а порывы ветра, соленые от морских брызг, бушевали вокруг нее. Она с трудом выдерживала их, опираясь на палочку и сильно сутуля плечи. Ее черный плащ с капюшоном раздувался в воздухе, как крылья летучей мыши, но она не трогалась с места, пристально всматриваясь в даль мрачного Атлантического океана. Вечерело. Небо было молочно-серого цвета и постепенно приобрело приглушенные розовые и оранжевые оттенки там, где солнце садилось за горизонт океана, пока наконец не разлилось жидким золотом. Она пренебрежительно выпятила челюсть, но скорбь ее измученной души вырвалась на поверхность сквозь хрупкое сердце и, казалось, наполнила все ее тело безысходным отчаянием. Элизабет смахнула слезы, не желая сдаваться, и почувствовала, как губы задрожали снова. Когда умер Айвен, она совсем не плакала. Спрятав всю боль утраты где-то в самом потаенном уголке своей души и наглухо закупорив отверстие, старая женщина держала все в себе, не позволяя переживаниям выплеснуться наружу. Сейчас пробка ослабла, и все наболевшее начало бешено пениться и бурлить, стремясь наконец вырваться наружу, как будто старая печаль и новая беда слились воедино, в огромный неудержимый поток. Она с силой сжала палку, так что суставы ее пальцев вдруг побелели, а вены сильно набухли и стали напоминать голубых червяков, спрятавшихся под кожей. Она не сводила пристального взгляда с океана, ставшего для нее теперь таким вероломным. Она прожила на побережье всю свою жизнь. В молодые годы она плавала на яхте, купалась, радостно плескаясь в воде. В старости она находила утешение в его гармонии, приливах и отливах, маленьких дарах, которые он выбрасывал на берег из своих глубин, и диких птицах, живущих за счет его ресурсов и, словно падшие ангелы, ныряющих в волны. И вот как морская стихия отплатила ей — смертью.
