Уильям Вулфолк - Кино для взрослых
— Мистер Хендершот дома? — спросил он Орландо.
— Он отдыхает.
— Я по срочному делу.
Он подождал внизу. Наконец появился Ивен Хендершот, на ходу завязывая пояс бордового халата.
— Где Шейла?
— Вы пришли задать мне этот вопрос?
— Она исчезла. Где я только не искал. Не похоже на Шейлу — уехать без предупреждения.
Хендершот усмехнулся.
— Как раз это-то на нее и похоже. Что с вами? Дать вам выпить?
— Куда она могла поехать?
— Дорогой, не имею ни малейшего представления. Я люблю Шейлу. Но я был свидетелем стольких ее заскоков, что уже не могу переживать по этому поводу.
— Может, позвонить в полицию?
— Фу, какая глупость. Она вполне может о себе позаботиться. Просто захотела развлечься.
— Но почему не предупредила?
— А если она развлекается с мужчиной?
Пол остолбенел.
— Что вы такое говорите?
— Прошу прощения.
— Она на такое не способна.
— Да не огорчайтесь вы так. Я просто высказал догадку. Возможно, ошибочную.
— Вы ничего не понимаете!
— Понимаю. Но вам нужно не понимание, а утешение. Зная Шейлу, я не могу вас утешить. Почему бы вам не принимать ее такой, как есть?
— То есть?
— Шейлу трудно представить в роли жены и матери.
— Этого и не нужно.
— Или верной любовницы. Предположим, вы останетесь вместе. Как скоро она вас бросит? Что тогда с вами будет?
— Не понимаю, куда вы клоните.
Однако Пол прекрасно понимал. Он уже пережил нечто подобное — недоставало только уверенности. К счастью, имя мужчины осталось неизвестным, но все улики были налицо. Однажды он нагрянул к ней после обеда. Прислуга еще не убиралась; на кухне стояли две рюмки, из которых только на одной были следы губной помады. Окна спальни были зашторены, жалюзи опущены; явственно ощущался запах сигарного дыма. Когда он спросил Шейлу, что она делала накануне вечером, она дала путаный, невразумительный ответ.
Хендершот пожал плечами.
— Если я что-нибудь узнаю, обязательно сообщу. А пока постарайтесь не беспокоиться. Уверен, с ней ничего не случилось.
Прошли сутки — от Шейлы по-прежнему ни слуху ни духу. Как она может быть такой жестокой — с ним!
Его тревога возросла, когда стали просматривать эпизод из «Синей Бороды». Этот маньяк изобрел новое развлечение. Когда очередь дошла до последней жены, он опоил ее сильнодействующим зельем и повез на сборище сатанистов. Он внушил ей, одурманенной наркотиком, будто Люцифер — предводитель ангелов, как же можно считать поклонение ему грехом? А форма поклонения — самая простая. Нужно дать волю своей чувственности. И она позволила раздеть себя, умастить притираниями, накрасить лицо и положить на алтарь для зловещего ритуала.
Полу против воли пришлось смотреть. Нагое, лоснящееся от крема тело Шейлы было верхом соблазна. Каждый обольстительный изгиб неудержимо манил к себе.
Он со смешанным чувством вожделения и ужаса взирал на экран. Синяя Борода, как верховный жрец, начал служить черную мессу под повернутым к стене изображением Иисуса. Под скандирование — свое и сатанистов — он приготовил ритуальный нож. И вдруг резким, грубым движением перерезал Шейле горло. На белоснежной коже выступила кровь. Приверженцы Сатаны бросились собирать ее в священные кубки. Внезапно затрещала дверь, и в замок ворвались жандармы. Их глазам предстала жуткая сцена…
— Ну как, Пол, нравится? — спросил Сиранни. Это ему принадлежала честь создания сего кошмарного эпизода.
— По-моему, чересчур.
— Как раз то, что нравится покупателям.
Эд никогда, даже втайне, не стыдился своей работы. Возможно, его спасал ритуал исповеди — хитроумное изобретение, позволяющее грешнику и дальше грешить, лишь бы он время он времени улаживал это с Богом. А вот Пол так до конца и не смирился. Его противоречивые, тщательно скрываемые эмоции рождали дисгармонию, которая звучала в душе как могучий гимн злу.
Он глубоко вздохнул.
— Да, ты прав.
Потом к нему зашел Макс Рэнд и бросил на стол распечатанный конверт.
— Что это? — удивился Пол.
— Прочти.
К ним обращалась ассоциация гомосексуалистов с требованием отменить постановку очередного фильма из цикла «Подлинные события» — о салонах массажа с мужским персоналом.
— Мы не можем изъять картину из производственного плана, — проворчал Макс. — Она уже запущена и полным ходом идет вперед. А с другой стороны, это не какие-нибудь обыкновенные гомики, а Воинствующие Гомосексуалисты. С ними лучше не связываться.
— Что ты предлагаешь?
— Сказать «нет», но в деликатной, уважительной форме. Это они тогда напали на типографию в Нью-Джерси. Чуть не разрушили все до основания.
— Да, я читал.
Воинствующим Гомосексуалистам не понравилась нелестная статья в одном из журналов, печатавшихся в этой типографии. Они штурмом взяли здание, раскрошили оборудование и устроили показательный костер из всех экземпляров журнала, какие смогли найти.
— Здесь, в городе, у них большая колония. Они дьявольски чувствительны. Напиши им доброжелательное письмо. Мы, мол, не хотим гомикам зла.
Пол усмехнулся.
— Для начала я перестану называть их гомиками.
— Мне плевать, как ты их назовешь, лишь бы отвязались. Черт побери, куда мы катимся? Голубые — и те заявляют о своих правах!
Пол составил текст письма. Вышеупомянутый фильм ни в коем случае не замышлялся как атака на гомосексуалистов. Гомосексуалисты имеют полное право на охрану частной жизни и удовлетворение сексуальных потребностей. Показывая изнутри порядки, существующие в мужских массажных салонах, фирма надеется помочь исправить положение. Пафос фильма состоит в следующем: общество виновато в том, что сексуальные меньшинства вынуждены удовлетворять естественные потребности в унизительной обстановке.
Пол перечитал письмо. Язык лицемерия — всегда один и тот же. Цветистый стиль призван закамуфлировать факты, ритмичная интонация — приукрасить неприглядную действительность, а слова утешения — прикрыть раны.
Перед уходом из офиса он набрал номер Шейлы. Потом позвонил из дома. На этот раз трубку моментально сняли, но, услышав его голос, дали отбой. Он повторил попытку — ему не ответили.
Что, если она дома, но не может говорить? Заболела? Перед его мысленным взором прошли кошмарные видения. Возможно, не бросаясь на помощь, он подвергает ее смертельному риску?
Зазвонил телефон. Он поспешно схватил трубку. Это наверняка Шейла!
— Пол? — спросил голос Дженнифер. — Вот уже полчаса пытаюсь до тебя дозвониться.
Ирония судьбы: Дженнифер звонила ему в то самое время, когда он сам названивал Шейле!
— Я разговаривал по телефону. С другом.
— Я его знаю?
Пол поник головой.
— Помнишь, твоя подруга Беверли видела меня с девушкой?
— Это она — твой друг?
— Да.
— Почему ты мне раньше не сказал?
— Зачем?
Дженнифер прерывисто дышала.
— Она тебе не просто… не просто друг, да?
Нельзя всю жизнь сидеть на двух стульях, с горечью подумал Пол. Пока я это делаю, мне не знать покоя.
— Да.
— Я рада, — дрогнувшим голосом произнесла Дженнифер, — что ты со мной честен — хотя бы на этот раз. Ты не раздумал на мне жениться?
Ей нелегко дался этот вопрос!
— Это не то, Дженни. Совсем не то, что ты думаешь.
Он поперхнулся — словно в горле застряли и трутся друг о друга две сухие щепки.
— Потому что если ты не раздумал… — Она запнулась, но храбро продолжила — я все тебе прощу. Если люди любят друг друга, ничто не имеет значения.
Он заранее ужаснулся тому, что собирался сказать. Если бы можно было объясниться в письме, он тщательно уравновесил бы плохое и хорошее, подыскал щадящие формулировки. «Дженни, я стольким тебе обязан, но мы слишком долго были врозь…» Он заверил бы ее в искренности своей любви — хотя и не такой, какой она заслуживает.
— Я задала тебе очень простой вопрос, а ты не ответил. Это элементарная невежливость.
Храбрая попытка Дженнифер взять легкий тон почти разбила ему сердце. Ах, если бы он мог сказать ей о своей любви! Но в комнате ощущалось незримое присутствие Шейлы, а Дженнифер была всего лишь тенью прошлого, трогательным шепотом, увядшим цветком, заложенным между страницами книги и забытым.
— Дженни, больше всего на свете я хочу, чтобы ты была счастлива!
Она заторопилась сойти со скользкой дорожки.
— Ну что ж, ответ понятен, спасибо. Ты помог мне решиться… Видишь ли, Джон Экклс сделал мне предложение.
— Дженни…
— Что?
Она подходила ему гораздо больше, чем Шейла. Она постаралась бы сделать его счастливым. Но он был отравлен Шейлой, она разъедала его изнутри.
— Что ж, он тебе подходит. А я — нет.