Деннис Робинс - Невеста рока. Книга вторая
— Дай Бог, чтобы ее светлость никогда не узнала о сыне того, что известно всем остальным! Лучше бы ей мирно скончаться сейчас, чем жить, страдая от ужасного прозрения, — молитвенно прошептала старая служанка.
Глава 6
Шарлотта шла рядом с лордом Чейсом по буковой аллее, залитой лучами весеннего солнца. Девушка была вне себя от счастья. И одновременно считала себя чрезвычайно испорченной, впервые поступая подобным образом. Она редко покидала домик Форбзов, не сказав Нан, куда направляется.
— Я не осмеливаюсь… — начала она, обращаясь к Вивиану, когда он попросил ее отправиться с ним на прогулку.
— Чепуха! — перебил он. — Я отвечаю за тебя.
Однако в эти мгновения Вивиан не чувствовал никакой ответственности, ибо был охвачен нетерпеливым желанием стать первым мужчиной, который заключит это сияющее от счастья юное создание в свои объятия.
Он уже понимал, что она по своей наивности и простодушию была покорена им. Также он понимал, что поначалу должен вести себя с осторожностью. Поэтому во время их прогулки он говорил не о любви, а о жизни вообще. До ее очарованного слуха доходили всевозможные истории о том, что он видел и делал. О всяческих церемониях, в которых он принимал участие, бывая в Лондоне и Париже. Или о каникулах, которые провел вместе со своим приятелем в Монте-Карло. И еще о каникулах, проведенных в Риме и Венеции.
— О лорд Ч… простите, Вивиан, это так интересно! — воскликнула она, когда он остановился, чтобы немного передохнуть. — А как красиво вы все описываете! По-моему, это вам надо писать эссе, а не мне. У вас такое богатое воображение!
Он воспринял ее лестные слова со снисходительной усмешкой.
— Да что ты все время думаешь об учебе? Ты такая молодая и красивая, Шарлотта. Тебе следует мечтать о более романтических вещах. Разве ты никогда не смотрела на жизнь глазами других девушек? А ходила ли ты на танцы и на веселые вечеринки? По-моему, мама поступает неверно, постоянно держа тебя вдали от различных удовольствий, которые получают остальные девушки.
Сейчас Шарлотта выглядела совершенно потрясенной.
— Но я же — никто, — проговорила она. — Ее светлость оказала мне огромную честь, приобщая к образованию. Но мне не подобает ходить на роскошные балы, как знатным молодым леди из вашего круга.
Они дошли до небольшой полянки, где покрытая мягким мохом земля была усыпана прошлогодними листьями. Вивиан взял Шарлотту за руку. Прежде чем она успела возразить, он усадил ее рядом с собой.
— Ладно, давай-ка посидим и немного отдохнем, — произнес он.
— О Вивиан, я не должна… — начала она.
— Сегодня я тот человек, который будет решать, что можно, а что нельзя делать, мисс Гофф, — перебил он.
Она продолжала протестовать, ее щеки покраснели, глаза лихорадочно бегали из стороны в сторону. Он снова безапелляционно произнес:
— Помолчи! Ведь ты готова получать указания от других. Так почему бы тебе не получить их от меня?
— Вы такой властный, — прошептала она.
— Девушкам нравится, когда мужчина властный, разве не так, Шарлотта? — осведомился он.
— Я ничего не знаю о мужчинах, — ответила она, а сердце ее готово было выскочить из груди.
— Сколько тебе лет? — вдруг спросил он.
— В августе будет семнадцать.
— Гм, шестнадцать лет, а такая красивая, — заметил он.
Он задумчиво потрогал складки ее легкого платья, подвязанного узким пояском со старинной пряжкой. Его сшила для нее миссис Форбз. Затем Вивиан мечтательно произнес:
— Мне бы хотелось увидеть тебя в платье с турнюром…
Шарлотта рассмеялась.
— Я даже вообразить себя не могу в таком туалете. Это было бы слишком модно для меня.
— А еще мне хотелось бы увидеть тебя в корсаже, чтобы эти бледно-розовые плечики были открыты, — дерзко проговорил он и коснулся ее теплой белой шеи. Ее охватила страшная тревога. Она отстранилась, правда, не очень далеко, ибо его прикосновение привело ее в жаркий трепет.
— Давайте пойдем гулять, — прошептала она, пытаясь подняться.
Однако он быстрым движением усадил ее и прижал к своей груди.
— Давай останемся здесь. Шарл, любимая малышка, ты такая сладкая. Как приятно быть здесь с тобой наедине… наконец-то!
— Вивиан, пожалуйста, отпустите меня, — проговорили девушка, бледнея. Сейчас она напоминала ему птичку, попавшую в силки.
— Успокойся. Давай поговорим о любви, — сказал он. Его лицо раскраснелось, голос стал хриплым от овладевшей им страсти. — Расскажи мне о своих снах, мыслях, надеждах. Я уверен, что они никак не связаны со скучными бесконечными занятиями и корпением над книгами.
Она была слишком взволнована, чтобы отвечать, но вся дрожала от наслаждения, сидя рядом с ним, когда его руки гладили ее волосы.
Совершенно инстинктивно она желала его со всей силой своей расцветающей женственности. И когда он внезапно коснулся ее губ поцелуем, который был первым поцелуем в ее жизни, то вся ее детская невинность растаяла в его объятиях.
Она начала вырываться, то бледнея, то краснея, душа ее металась между слезами и смехом, между страхом и желанием.
— Это порочно… скверно… вы должны отпустить меня… дорогой Вивиан… ну, пожалуйста, пожалуйста!
— Разве ты не любишь меня, милая моя малютка?
— Мне не полагается любить вас, — выдохнула она в ужасе.
— Только я могу судить об этом. Забудь все, что говорят остальные, те, кто руководит твоей жизнью.
Вивиан чувствовал, как трепещет ее тело. Кто-нибудь, может, и сжалился бы над ней, но только не Вивиан. Обуреваемый грубой животной страстью, он начал целовать ее губы, щеки и шею, перебирать пышные волосы. Этот красивый ребенок теперь был полностью в его власти, и даже если, удовлетворив свое низменное желание, он разобьет ей сердце, то что до этого Вивиану Чейсу? И, тяжело дыша, он начал декламировать стихи, недавно выученные в Оксфорде. Они понадобились ему сейчас из-за строк о любви. Он шептал их в ее маленькое нежное ушко. Она в отчаянии, моля о пощаде, пыталась высвободиться из его объятий, но он все крепче обнимал ее и со смехом закрывал ее уста своими губами.
Потом он замолчал, прижал ее к себе еще теснее и жадными руками начал гладить ее талию, опьяненный ее неповторимым, безупречным совершенством. Он одерживал очередную победу. Для нее же это было прощание с невинностью и душевным спокойствием. Но все ее тело дрожало от возбуждения. Позже наступит время угрызений совести и черной бездны отчаяния. Но не сейчас, когда она, беззащитная, лежала в объятиях Вивиана, завороженная его страстью.
Когда он повел себя более дерзко, она снова встрепенулась, стала отталкивать от себя его пышущее страстью лицо, прижав к нему ладони.
— Нет, нет, Вивиан, это скверно…
— В любви не может быть ничего скверного, — беспечно возразил он и коснулся губами ее шелковых ресниц.
— Отпустите меня, — шептала она.
— Чтобы ты убежала от меня навеки? Нет!
Однако она перепугалась не на шутку и пронзительно закричала, когда он дрожащими от возбуждения пальцами стал развязывать ленты на ее груди, осыпая поцелуями обнажившиеся плечи. Она трепетала, снова разрываясь между борьбой и капитуляцией, и издала вопль одновременно и боли, и экстаза:
— О, ради Бога, Вивиан! Умоляю вас, не надо!!!
Но было слишком поздно. Красавец юноша совсем обезумел от желания обладать ею, и его совершенно не трогали ни ее возраст, ни ее непорочность.
— Ты будешь принадлежать мне, — проговорил он, больно целуя ее губы. — Будешь принадлежать мне, божественное создание!
Шарлотте казалось, что все ее жизненные пути вели только к этому мгновению, это была ее судьба, неважно, добрая или злая. Вивиан Чейс взял ее, ведомый лишь животной страстью, но она отдавала себя с чувством беспредельной, истинной любви. Позднее, когда он лежал рядом с ней, довольный и усталый, слезы скатывались по ее длинным ресницам, однако он продолжал целовать их беспечно и уже равнодушно. Он смеялся над стыдом, горевшим в ее глазах, находя ее терзания скорее глупыми, чем достойными сострадания. Ведь он давно уже позабыл о неловкости, сопровождающей подобные минуты.
Он лежал, растянувшись на земле, подложив руки под голову. Он был удовлетворен и выглядел победителем. Шарлотта робко завязывала бантики на шее, смотря на него взглядом раненой лани. Внезапно у нее вырвались горькие слова упрека и растерянности:
— Я не хотела этого! Это ведь и вправду скверно! Вивиан, Вивиан, что мне теперь делать?
— Дурочка, да ничего тебе не надо делать, — ответил он, усмехаясь. Улыбка его была уже не только победоносной, но и наполовину презрительной. — Теперь ты моя и будешь моею еще много-много раз, надеюсь… то есть когда нам удастся встретиться.
