Грейс Тиффани - Кольцо с бирюзой
— Этой протестантской нации на севере от нас? — поинтересовалась Нерисса.
— Ветер дует в нужном направлении, — перебил их Грациано, поднимая палец в воздух. Затем он поцеловал Нериссе запястье. — Нам пора отправляться, прекрасная куртизанка!
Нерисса вырвала у него свою руку.
— Конечно, отправляйтесь. Я нахожу ваше общество не столь приятным, когда вы называете меня шлюхой.
— Я сказал «куртизанка», красавица!
Бассанио положил ладонь на руку своего друга.
— Ему не хватает такта, — извинился он. — Но он…
— Невысокий?
Грациано подмигнул Нериссе.
— Ну, вам ли не знать, что говорится о мужчинах маленького роста и их…
Нериссе хотелось заметить: она не раз убеждалась в том, что поговорка неверна, но решила: умнее будет ничего не говорить. Она притворилась, будто не поняла шутки.
Незадачливый слуга Бассанио, Ланселот, спешил от дома к порту, сгибаясь под грузом двух сундуков, которые он держал под мышками.
— Я полчаса разыскивал камзол на гороховой подкладке! — жаловался он.
— Прочь, аргонавты, — помахала Нерисса, направляясь к вилле.
В холле она села в обитое штофом кресло, постукивая каблуками по полу из прекрасного каррарского мрамора. Она знала, что за закрытыми дверями большой комнаты, внизу, Порция принимала самого состоятельного жениха, которому предстояло разделить судьбу остальных. Он был испанским аристократом из Арагона и отвратительно говорил по-итальянски, хотя Порция, многозначительно взглянув на Нериссу, советовала своим слугам не насмехаться над беднягой, но сохранять отныне печальный вид, как английские пуритане.
Нерисса, нахмурившись, пнула ножку кресла. Она решила сегодня не наблюдать за испытанием женихов — ей хотелось показать Порции, что она еще не простила ее поведения накануне вечером. После того как Нерисса назвала ее бессердечной, Порция поднялась с дивана с книгой в руке, вышла из комнаты и захлопнула за собой дверь. И ее холодность этим утром была доказательством того, что она тоже не простила Нериссу.
Аристократ был богат почти как испанский король, разбогатев на том, что его семья финансировала Кортеса, первооткрывателя, вернувшегося из Нового Света с золотом индейцев. Если бы он женился на Порции, эти двое стали бы фантастически богаты. Конечно, сначала ему придется выполнить условия отца Порции. Но Порция заявила: она достаточно умна, чтобы выбрать свой путь к успеху.
Она хотела, чтобы Нерисса помогла ей сделать этот выбор. Но теперь, рассердившись, она будет выбирать сама и, скорее всего, вышвырнет Нериссу из своей жизни.
За закрытой дверью гостевой комнаты она слышала серебристый смех Порции. Желудок у нее сжался. «Хватит подслушивать и раздумывать, — подумала она. — Пойду взгляну, что делается на кухне». Нерисса резко встала.
И тут она заметила красивого солдата, слонявшегося у дальней стены холла. Он легонько постукивал пальцем по висевшему на поясе мечу, оценивающе разглядывая ее. Когда она встретилась с ним глазами, он поднес руку к груди и поклонился — быстрый наклон темноволосой головы. Потом улыбнулся. У него были великолепные зубы, такой белизны, какую редко встретишь в Италии, хотя она обычна среди испанцев, которых Нерисса видела в Новом гетто. Глаза у него были спокойные и темные, а осанка изящная: прямая солдатская спина, хотя сейчас он стоял не по стойке «смирно», а вольно — одна нога согнута, колено выдается вперед, другая упирается в стену за ним. Рукоятка его красивого серебряного оружия сверкала в косых лучах солнечного света, проникающего в высокие окна портика.
— Вы не жених, — отметила она, спокойно отвечая на его взгляд.
— Я служу в гвардии Арагона, госпожа, — сказал он, указывая на закрытую дверь комнаты. Он говорил с испанским акцентом, что напомнило ей голос синьора Бен Гоцана, хотя у ее хозяина-еврея влияние Толедо со временем ослабело. Этот человек говорил так, будто он покинул Испанию всего месяц назад, хотя его итальянский был довольно гладкий.
— Я не госпожа, — сказала она.
— А я не господин, хотя надеюсь на повышение в чине.
— В армии?
— А где же еще? — Он убрал ногу от стены и шагнул к Нериссе. — Если вы не госпожа, возможно, вы не пожалеете час своего времени на рядового солдата?
Она посмотрела на его стройную фигуру и на руку, покоящуюся на рукоятке меча. Даже в расслабленном состоянии мускулы руки натягивали тонкое черное сукно его военного плаща. Она подняла глаза и снова увидела его оценивающий взгляд. Он медленно улыбнулся.
— Меня не призовут на службу до вечера, — проговорил он.
— Меня могут вообще больше не призвать на службу, — сказала Нерисса. — Так что, думаю, я могу выделить для вас больше чем один час.
* * *«Грациано подходил мне больше, хоть он и дурак, — думала позже Нерисса, лежа рядом с солдатом. Она провела ладонью вдоль его руки. — Но все-таки это было приятно». Она встретилась глазами с мужчиной. Глаза у него были очень темные и, при ближайшем рассмотрении, очень странные. Казалось, они впитывали и поглощали свет. Нерисса перевела взгляд на его руку, которую он положил на нее, и впервые заметила у него на пальце перстень.
Это было полированное серебро. Пять светлых, извивающихся нитей из металла образовывали ободок, в который был вставлен камень — бирюза с темными прожилками.
— Кто тебе его дал? — спросила она. — У тебя есть жена?
— Есть.
Нерисса ощутила жгучий стыд. Почему она не подумала спросить его об этом раньше? Почему она вообще ни о чем не подумала?
— Она мне кольцо не давала. И пока мы тут разговариваем, она, можно не сомневаться, трахается со слугой в том доме, где работает, так что не говори о ней. — Он откинул простыню и сел. Она увидела шрамы на его широкой спине и слегка коснулась их. — Что это?
— Какие? — Он повернул голову и стал показывать: — Эти — следы отцовских побоев. Этот — поножовщина в Кордове. А этот от мушкетного ядра. Я ощутил его огонь в битве при Лепанто.
Нерисса в удивлении уставилась на него. Он совершенно не походил на фантастического синьора Петруччо, но ложь была та же.
— Ты не мог быть при Лепанто. Тебе было всего…
— Девять лет. Я был юнгой в Испанской армаде Христианской лиги. Я даже не хочу рассказывать о том, что там со мной там делали солдаты с нашей стороны. Теперь мне двадцать восемь, и я рад, что стал наемником. Мой корабль затонул в шторм у западного побережья Англии в тысяча пятьсот восемьдесят восьмом, когда Испанская армада была отправлена в ад. Но не я. Я вцепился в доску, и течение принесло меня в пролив Кале. Я чуть не утонул. Но меня выбросило на берег, и я заковылял назад в Арагон, чтобы получить свою плату от моего благородного господина. Я ввязался в эту его пустую затею, но, когда все кончится, я расстанусь с ним и с испанской армией. — Он отвязал мех с красным вином от ремня, на котором висел меч, плеснул глоток себе в рот и предложил вина Нериссе.
Она отказалась, заметив:
— Но ты говорил о повышении в чине.
— Так и будет, только не в испанской армии, — сказал он, затыкая мех с вином и вытирая рот рукой. — В Венеции. Надеюсь стать лейтенантом и, возможно…
— Кем?
— Капитаном. Мужество доказывается мечом. Так сказал мне торговец рабами, у которого я когда-то подметал полы, и я понял, что это правильно. La pura verdad[48].
— Я не говорю на твоем языке, — сказала Нерисса.
— Нам и ни к чему разговаривать. — И он снова потянулся к ней.
* * *Но потом, как оказалось, ему захотелось поговорить. Он рассказал ей, что взял кольцо с бирюзой из коробки в лавке виноторговца, где оно лежало вместе с другими драгоценностями и монетами. Торговец вином по неосторожности оставил коробку на столе, когда пошел в задние комнаты, чтобы принести ему бочонок красного испанского вина.
— Я взял кольцо, потому что видел его раньше и оно мне понравилось. Черт знает, как оно попало к венецианскому виноторговцу, но это наверняка то кольцо, которое лежало на полке у моего прежнего хозяина. Я видел, как он сплетал серебряные нити, пока подметал пол в его мастерской. Он сказал, что оно для его дочери, что однажды она подарит его своему мужу. Но потом он, видно, передумал, потому что камень был с трещиной, и отдал или продал его другой женщине. Позже я видел его на пальце мужа этой другой женщины. — Лицо у него стало мертвым и пустым, когда он сказал это.
— Где? — спросила Нерисса.
— На Шаб… за тайным ужином.
— Что за ужин? — спросила она. — Ужин в Шаббат?
— Не твое дело, — холодно проговорил он. — Это такая тайная еда в Испании. Я не хочу снова влезать в это дело. Я покончил со всем с тех пор, как покинул Толедо.
— Почему ты уехал оттуда?
— Я ненавидел это место. Половина тамошних христиан евреи или мавры. И некоторые… — Он остановился. — Почему я говорю с тобой о вещах, которые давно умерли и похоронены?
