Алексей Князев - Это было жаркое, жаркое лето
- Вам звонит Романов. Будете с ним говорить?
Мышастый поморщился. Никакого желания общаться с Романовым у него сегодня не наблюдалось. Тот являлся каким-то дальним родственником еще более дальнего родственника знакомого подруги чьей-то там жены - примерно так можно было охарактеризовать степень близости его знакомства с этим человеком - то есть ровным счетом никаких дел между ними не было и быть не могло. Тот вообще являлся слишком незначительной фигурой, чтобы им заинтересовался Мышастый. Но он знал, зачем ему сейчас звонит Романов. У того возникли какие-то напряги с бригадой Бодрова и ему взорвали дверь универсама в рамках бандитской программы вдумчивой работы с клиентом. Романов запаниковал и через десятые руки выйдя на жену Мышастого, каким-то образом задобрив, получил с нее обещание уладить это дело. Кстати, антикварные серьги, которые он недавно случайно заметил на столике в спальне жены, по-видимому являлись как раз подарком Романова. Мышастый же, в свою очередь уступив бурному натиску жены, обещал ей закрыть это дело, поговорив с начавшим дуреть в последнее время Бодровым.
В принципе, ему ничего не стоило это сделать, с последним у них было отличное взаимопонимание, да и Романов стал бы в свою очередь вечным его должником и того можно было каким-нибудь образом выгодно использовать в дальнейшем - как знать, когда может понадобиться тот или иной человек... Мышастый решил, что уладит это дело, но только не сейчас.
Просто не хотелось ему в данный момент заниматься подобными вещами, да собственно и вообще никакими. Кстати, делу это пойдет только на пользу пусть этот самый Романов пока понервничает. В дальнейшем, когда в нем возникнет нужда, парень будет значительно покладистей, в чем бы эта нужда не проявилась...
- Танечка, скажи, что я сам ему перезвоню. Когда - не уточнять. Просто пусть ждет. А ты, пожалуйста, зайди ко мне.
Через минуту в дверях кабинета Мышастого появилась стройная фигура улыбающейся Татьяны.
- Все хорошеешь? - нарочито ворчливо поинтересовался хозяин, прекрасно понимая, что его секретарша, проработав с ним вот уже два года, отлично научилась разбираться во всех оттенках голоса своего шефа, а соответственно - имеет ясное представление о цели его вызова. Так неожиданно ее бархатный голосок породил некую интересную цепочку, которая, как он надеялся, весьма скоро приведет его к состоянию, которое неминуемо развеет одолевавшую сегодня скуку.
- А что, Антон Алексеевич, я слышала, будто у вас со стола упала ручка? - Татьянины щечки очаровательно зарделись.
Хотя Мышастый и подозревал, что краску на лице Таня каким-то неведомым образом, подобно профессиональным актерам умела вызывать искусственно, эта небольшая деталь неизменно подхлестывала в нем нарастающее возбуждение. Он почувствовал, что желание окрепло, в паху запульсировало уже совсем отчетливо.
- Да Танечка, ты не ошиблась, - проворковал он на манер токующего глухаря, - ну и слух же у тебя, девочка.
"Падение ручки со стола" какое-то время являлась самой любимой его игрой. Повторяясь, она, конечно, несколько приелась, но по-прежнему продолжала доставлять нехитрые радости психофизической разгрузки. Как порой случается, игра эта зародилась совершенно случайно, неким экспромтом, и как предполагал Мышастый, явилась озарением, ниспосланным ему свыше.
Как-то раз, когда секретарша сидела напротив, записывая его инструкции в своей папке с кожаной обложкой, со стола упала авторучка и, как ему показалось по звуку, откатилась в сторону Татьяны. Тогда он, никогда не причислявший себя к хамам, в весьма вежливой форме попросил ее поднять ручку и передать ему. Татьяна отложила папку и опустившись на колени, полезла под массивный дубовый стол, подобно массивному же фаллосу являвшийся предметом законной гордости хозяина кабинета. Через некоторое время Мышастый, сочтя, что пауза несколько затянулась, с легким нетерпением, несущим уже оттенок раздражения, заглянул под стол поинтересоватья - неужели эту самую ручку необходимо так долго искать. Стоило ему это сделать, готовая вырваться нетерпеливая фраза застряла у него в горле. Он увидел свою секретаршу, обшаривающую ковролиновое покрытие пола в весьма неподобающей для деловой обстановки позе, при которой юбка ее элегантного костюма высоко задралась, обнажив стройные ноги на такую длину, что уже отчетливо виднелся ажурный край черных чулок, а далее виднелся ажурный же краешек черных же трусиков, явно произведенных какой-нибудь престижной фирмой.
После увиденного Мышастый действовал уже чисто по наитию. Зачарованно наблюдая за передвижениями девушки в замкнутом, ограниченном пространстве под пусть даже и немаленьким письменным столом, его руки уже сами собой лихорадочно расстегивали ширинку серых брюк, давая свободу рвущемуся наружу мужскому достоинству. С нетерпением дождавшись момента, когда Татьяна в бесплодных поисках ставшей уже, в общем-то, ненужной авторучки повернулась к нему лицом, Мышастый с неожиданным проворством поймал ее за розовые ушки и привлек личико к себе, бесцеремонно ткнув между расставленных в нетерпеливом ожидании ног...
Через несколько минут, побагровев, он уже хрипел что-то бессвязное, с восторгом ощущая нежные прикосновения к своей плоти ласково ее щекочущего женского язычка... Еще через некоторое, весьма непродолжительное время, так и не отпустив ни на мгновение крепко зажатых в руках ушек своей преданной секретарши, он уже бурно освобождался от неукротимо клокотавшей в нем энергии...
После этого, бессильно откинувшись на спинку кресла и чувствуя, что нить его деловых рассуждений безнадежно утеряна, но не испытывая по этому поводу никаких сожалений, он ленивым жестом отпустил уже выбравшуюся из-под стола также изрядно разгорячившуюся Татьяну и грузно приподнявшись, едва волоча налившиеся свинцом ноги, побрел к бару, вделанному в стену, чтобы принять незапланированную рюмку любимого коньяка. Уже наливая янтарного цвета жидкость, он внезапно обнаружил, что его руки трясутся в унисон дрожи в коленях и рассмеялся, только сейчас ясно осознав, до какой степени взвинтила его только что произошедшая сцена.
Только через полчаса, приняв еще пару рюмок, он окончательно пришел в себя, вновь вызвал секретаршу и с интересом глядя ей в лицо, отмечая, с какой стыдливостью отводит девушка карие глаза, продолжил диктовать какие-то, кажущиеся теперь далеко не столь важными инструкции своей ставшей внезапно еще более близкой и незаменимой секретарше. Мышастый даже поймал себя на неожиданном желании повысить ей оклад. В дальнейшем, по более спокойному размышлению, мысль эта была им признана недостаточно обоснованной и он ограничился разовым подарком ей комплекта дорогого нижнего белья, тем более что пользоваться бельем молодой женщины в какой-то мере приходилось и ему. Кстати, довольно нередко. Таким образом выходила экономия, и хотя к скрягам Мышастый себя не причислял, будучи бизнесменом ему приходилось придерживаться определенных правил. Копейка рубль бережет не им сказано, но подмечено весьма справедливо...
Конечно, когда любая, пусть даже самая поначалу сладкая игра повторяется не единожды, она неизменно начинает приедаться, но под настроение и такая старая, опробованная, может показаться весьма и весьма милой...
Обо всем этом думалось сейчас Мышастому, который глядел с высоты своего положения на виртуозное исполнение секретаршей своего коронного "номера с авторучкой", автоматически одобрительно фиксируя аккуратный маникюр ухоженной женской руки, обхватившей его вспухшее начальственное естество и в очередной раз убеждаясь, что Татьяна определенно в полной мере отрабатывает свое немалое жалованье.
Хотя конечно и она в какой-то момент исчерпает себя в качестве объекта моего вожделения, - внезапно подумалось ему, - но до этого, пожалуй, пока далековато. Уж по-крайней мере, все получше жены. Стоп, - тут же испуганно оборвал он себя, - опять начинается!
В такие моменты лучше вообще ни о чем не думать, надо просто наблюдать за красивым, увлеченным своими действиями личиком с неплохо натренированными губками, и наслаждаться.
Уж слишком свежо было в его памяти ужасное воспоминание о том, как однажды не вовремя всплывший образ жены предотвратил подступивший было оргазм, в его годы вызываемый и так со все большим и большим усилием. У каждого, насколько он знал, на этот счет существовал свой пунктик. Тот же Воловиков, например, говорил, что ему для этого обычно нужна полная тишина, и даже неожиданно залаявшая за окном собака способна свести на нет всю проделанную работу, не говоря уже о работающем в такие минуты телевизоре. Наверное, и у остальных на сей счет имелось что-то свое, интимное, на Мышастого же именно воспоминание о жене действовало подобно орудийному откату. Приходилось проявлять изрядную осторожность, несмотря на то, что это являлось сложной задачей даже для его гораздого на выдумку серого вещества. Попробуй-ка не думать о зеленой или какой там еще обезьяне, не про любимую жену будет сказано...
