Элизабет Ренье - Прелюдия любви
Сара отодвинулась от него:
— Энтони, я больше не ребенок, не невинное дитя, которому ты сделал предложение. Я думаю, ты сам начал убивать во мне чувства, когда не смог подождать даже недели и бросился к своей любовнице на следующий же день после нашей помолвки, когда ты лгал мне и обманывал ради нее. Ты едва не расстался с жизнью по собственной глупости. И тем не менее, зная о твоей неверности, я вернулась к тебе в тот же миг, как услышала о твоем ранении. Потому что считала свои долгом утешить тебя во время болезни. Но в эти последние недели, когда я нуждалась в твоей поддержке, где был ты? Я полагаю, с другой женщиной?
Она увидела, как он вспыхнул от гнева, но быстро овладел собой и ответил ей знакомой, мальчишеской улыбкой:
— Как ни странно, ты ошибаешься. В последнее время я веду себя крайне достойно. — Его глаза потемнели, и их взгляд стал странно жестким. — В конце концов, Сара, твой отец так и не узнал о скандале. Я и не думал, что мне еще раз так повезет. Так что до тех пор, пока мы не поженимся, я поклялся быть рассудительным. — Он пожал плечами, придвинулся к ней и накрутил на палец белокурый локон, выбившийся из-под чепца Сары. — Теперь, конечно, положение изменилось. Вряд ли ты станешь ожидать от меня, чтобы я вел монашескую жизнь в течение целого года, пока мне придется тебя ждать.
Сара вырвалась:
— Разумеется, я не должна от тебя этого ожидать. Как ты сказал, положение изменилось. Во всяком случае, в одном: если ты снова захочешь взять у меня взаймы денег для себя или для того, чтобы отдать их очередной женщине, которая вызовет твою страсть, говорю тебе — не стоит и пытаться.
— Что ты хочешь сказать?
Сара скрестила пальцы.
— В будущем у меня будет очень мало денег.
— Сара, ты сама не знаешь, что говоришь. Сэр Уильям был баснословно богат. Каждый это знает. А ты — его единственная наследница.
— Это правда. Но я не коснусь ни единого пенни из денег моего отца.
Энтони разинул рот.
— Моя дорогая, ты переутомилась. Тебе нужно показаться доктору.
— И что еще более важно, я уже повидалась с поверенным папА. Существует, конечно, пожизненное содержание для моей мачехи. Думаю, когда она в достаточной мере оправится, то переедет в дом поменьше. Этот дом я продам вместе со всей мебелью. Я продам также кареты и лошадей, кроме моей собственной кобылы. Я должным образом обеспечу слуг, как того пожелал бы мой отец. Я перестрою отцовские корабли, и они будут использоваться для… для каких-то других целей. Не сомневаюсь, что они станут куда менее прибыльными. После того…
Левой рукой Энтони поймал девушку за запястье и сдавил так сильно, что она вскрикнула.
— Сара! Что ты пытаешься мне сказать? Что ты намерена сделать с этим состоянием?
Она посмотрела на него бесстрашно, хотя выражение лица Энтони почти ужаснуло ее.
— Я отдам его в любой фонд, который ищет способа исправить зло, совершенное… совершенное теми, кто торгует человеческими жизнями.
Одно мгновение Энтони смотрел на нее в крайнем изумлении. А потом злобно произнес:
— Я должен был догадаться. Данси ответит мне за это. Он гоняется за твоими деньгами и потому наговорил тебе с три короба лжи, чтобы сбить тебя с толку.
Ее вспыхнувшая злость была не меньшей.
— Это не имеет никакого отношения к Криспину. Я не виделась с ним и не получала от него весточки со времени смерти папА. Да, он и его друзья открыли мне глаза на правду о рабстве. Но решение я приняла единолично. Пока папА был жив, а я оставалась несовершеннолетней и жила под его крышей, я была беспомощна и ничем не могла помочь делу по отмене рабства. Но теперь он мертв… — У Сары сорвался голос, и она закрыла лицо руками. — Теперь он мертв, — продолжала она, и голос Сары превратился в шепот, — и я вольна сделать так, как пожелаю, и я никогда не потрачу ничего из денег, добытых этой чудовищной торговлей. Я буду жить лишь на то, что завещала мне моя собственная мать. Во всяком случае, в моих глазах эти деньги не запятнаны человеческой кровью и слезами.
Энтони продолжал пристально смотреть на нее, его лицо пылало, глаза стали жесткими. Наконец, расслабившись, он взял ее за руку и усадил на стул.
— Сара, дорогая маленькая Сара, совершенно естественно, что ты глубоко страдаешь, неспособна ясно мыслить…
— Никогда в жизни я не мыслила более ясно.
Он сжал ее пальцы. В голосе Энтони послышалась безжалостная нотка, которая когда-то так напугала ее.
— Дорогая моя маленькая любовь, ты не должна торопиться, принимая необдуманные решения, вроде этого. Конечно, твое сердце было тронуто сказками, которые тебе рассказывали — о положении ничтожного количества несчастных рабов. Но ты должна поверить, что в целом с ними обращаются чрезвычайно хорошо. Вспомни, к примеру, маленького Бижу моей матери. Он куда счастливей в Англии, чем был бы в своих родных джунглях. Правду сказать, работорговцы оказывают неграм услугу, забирая их из диких мест. Рабы только рады получить шанс работать на плантациях.
Саре неожиданно вспомнилась Дебора, пытающаяся рывком отворить дверцу стола, чтобы показать ей клейма, цепи, хлыст из кожи носорога. Она снова увидела строчки из рапорта Криспина: «Некоторые бросаются за борт, предпочитая быструю смерть в море страданиям, которые ожидают их на плантациях». Она услышала голос беглого раба в лесу: «Я буду рад умереть в лесу, среди деревьев — свободным».
Сара резко поднялась и выпрямилась, чтобы казаться выше.
— Тебе нет нужды уговаривать меня, Энтони. Я уже все решила. На самом деле, я намерена немедленно послать за нотариусом, чтобы он приготовил мне на подпись необходимые документы.
Энтони осмотрел Сару с макушки до подола ее черного платья. Потом улыбнулся:
— Ты и в самом деле изменилась, моя маленькая Сара. Готов поклясться, когда ты показываешь такую решимость, ты просто очаровательна. И я уже почти готов поверить, что… Но послушай, ты же знаешь, я не умею проигрывать. Я всегда предпочитал быть на стороне победителей. Я думал, что с тобой у меня получилось. Но похоже, стоит признать, что я немного поторопился.
Он легко поцеловал ее пальцы, с привычной элегантностью низко поклонился и оставил ее. Сара упала обратно в кресло, ухватившись дрожащими пальцами за подлокотники.
Она все еще сидела там, пока Берта не позвала ее обедать. Если бы не горничная, Сара вообще на стала бы беспокоиться о еде. Берта несколько приуныла, однако не утратила доброго юмора и стала для Сары большим утешением. Она была посвящена во все секреты хозяйки, как никто другой, исключая лишь Мэри.
Но даже Берта вряд ли сумела бы понять то чувство вины, которое она до сих пор испытывала, вспоминая о своем отсутствии в день смерти отца, ту тревогу, которую она испытывала при мысли о том, что ждет ее в будущем. Она была уверена лишь в одном человеке, который поймет ее до конца, но он был далеко и, возможно, даже не знает о ее нынешних затруднениях.
Письмо от Энтони пришло на следующий вечер. Оно было написано в том же тоне, в каком он говорил. В тщательно составленных предложениях он выражал свою преданность, которая останется неизменной, но сомневался, что станет для нее подходящим мужем. Он подчеркивал, что его рука навсегда останется слабой. И может наступить время, когда возникнет необходимость защитить ее, а он не сможет этого сделать. Следует также принять во внимание его неспособность хранить ей верность, которая, несмотря на всю ее терпимость, должна сильно ранить женщину столь чувствительную. Кроме того, нельзя не учесть неодобрительного отношения к ней леди Бретертон, что может создать серьезные трудности для ее юной невестки. Так что, писал он под конец, она должна искать себе более подходящую партию, человека, который даст ей больше надежды на счастье, которого она во всех отношениях заслуживает.
Сара положила письмо на колени, испытывая легкое удивление. Она гадала, каким будет их расставание, но все же надеялась, что хотя бы теперь он скажет ей правду, откровенно признается, что без отцовского состояния она не представляет для него никакого интереса. Она думала, что теперь сможет испытать облегчение. Проблема Энтони была решена, и она не нарушила своего слова. Однако то, что она испытывала, было больше похоже на подавляющее чувство беспомощности.
Сцена, которую устроила ей мачеха сегодня днем, когда Сара сообщила ей о своем решении, была такой же тяжелой, как и все то, что ей пришлось испытать со дня смерти отца. Теперь все, что можно было сделать, сделано. Когда будут улажены формальности, она переедет с леди Торренс в дом поменьше и начнет новую жизнь, в которой в данный момент не могла увидеть ничего привлекательного. Она чувствовала себя уставшей душой и телом, неспособной найти утешение даже в слезах. Ей хотелось одного: заснуть, забыть, убежать от реальности этого мрачного дома и от своих горьких сожалений.
