Джоанна Бриско - Будь со мной
— Не повторится?
— Никогда. Давай просто это обсудим. Прошу тебя… прошу тебя, не надо…
— Я не хочу говорить на эту тему, — с нескрываемым отвращением сказала она.
— Но…
— Я звонила ей, чтобы рассказать, но на мои звонки она не ответила. Теперь выяснилось, что она беременна. И я не хочу ее расстраивать, — с этими словами она развернулась и вошла в спальню.
— Катрин! — вырвалось у меня, когда мысль о спасении вспыхнула у меня в голове, затмив страх, но Катрин захлопнула за собой дверь. В наступившей гробовой тишине я просто-напросто не решился постучать. Постоял так минуту, ощущая, как на меня накатывает чувство благодарности или даже какого-то уважения.
Нашел туалет, стоя над унитазом, испуская длинную струю мочи, глубоко вздохнул. Ощущение было такое, будто живот или желудок (в общем, какие-то внутренности, изъязвленные и перекрученные) были разодраны на клочки. Я стоял, не шевелясь, медленно прокручивая в голове мысль о том, что Катрин решила не ставить Лелию в известность о моем преступлении. «Спасибо, Катрин, спасибо, Катрин», — как безумный, повторял я. Прислонился лбом к стене, зацепив ухом картину в рамке, которая от этого тревожно закачалась. В ту секунду я был готов кричать от радости и неуместного чувства признательности. Пару раз ударил кулаком черно-белую плитку на стене, надеясь, что, может быть, случайно мне удастся расколоть дорогой кафель и упиться ощущением боли. У меня появился второй шанс. Когда-нибудь, когда ребенок уже родится, я найду способ признаться Лелии, что пару раз обнимался с другой женщиной, покончу с прошлым и заживу счастливо. А пока постараюсь, очень постараюсь не встречаться с Сильвией. Буду держаться от нее на расстоянии при помощи старых проверенных методов: работы ее буду передавать ассистенту, о личных контактах не может быть и речи. При случайных встречах буду любезен и краток. Перед тем как жестко взяться за переделку внутреннего мира, я позволил себе последний раз с тоской подумать о Сильвии: пошептал ее имя в кафель, чувствуя, как дыхание концентрируется на его гладкой поверхности и возвращается ко мне легкой теплой волной. Так я простоял несколько долгих секунд, и громкая музыка, идущая откуда-то снизу, отдавала в ноги.
Вдруг я услышал ее голос.
Он возник у меня в памяти, пока я стоял, уперевшись лбом в стену. Звуки музыки и веселья сливались в сплошную какофонию, но постепенно один из голосов выделился из общего шума и стал явственно различим. Хоть мне понадобилось несколько секунд, чтобы понять, что ее голос мне не мерещится, как я сначала подумал, а звучит по-настоящему, мысль о том, что это именно ее голос, повергла меня в шок.
Отдернул голову от стены. Сердце зашлось от волнения. Что она тут делает? Неужели придется запереться в туалете, чтобы определить, в какой комнате она находится, и улизнуть незамеченным? Какое-то время подождал. Уже давало о себе знать легкое подташнивание от выпитого. Попытался переключить мысли на что-нибудь другое, подумать о будущем ребенке. Не получилось. Он по-прежнему представлялся мне либо курносым пришельцем, плавающим в соленом растворе, либо вовсе чем-то несуществующим. Я продолжал ждать, хотя больше всего на свете мне хотелось открыть замок и вдохнуть полную грудь воздуха, пропитанного ароматом Сильвии Лавинь. Время стало измеряться ударами моего сердца. Кожа покрылась холодным липким потом, как у наркомана, лишенного привычной дозы. Еще несколько бесконечных минут ожидания. Ее голоса я уже не слышал. Все звуки опять перемешались в общий гул внизу. Медленно повернул ручку замка и открыл дверь.
Она стояла на противоположной стороне лестничной площадки, в изящной позе прислонившись к креслу, и улыбалась мне.
— Я так и думала, что найду тебя здесь, — сказала она.
— Что ты делаешь? — резко спросил я.
— Жду, пока освободится туалет.
— Зачем? Зачем ты пришла? — Наши голоса гулко разносились по пустой лестнице.
— Меня пригласили Рен и Вики, — снова улыбнулась она. Вид у нее был какой-то уж слишком безукоризненный, как это иногда бывает у женщин.
— Ты бываешь всегда и везде, — удивленно протянул я. — Или вообще нигде.
— Я хотела тебя увидеть. МакДара и Катрин даже пока не знают, что я здесь.
— Как это? — удивился я.
— Кто-то другой впустил нас. А я надеялась, что ты откроешь дверь. Мне так хотелось увидеть твое лицо!
— Сильвия, ты должна уйти, пока тебя не увидела Катрин…
— Иди ко мне, — сказала она и протянула руку.
Но я не взял ее. Ничего не говоря, она повернулась и пошла вверх по следующему лестничному пролету, и я последовал за ней. Просто пошел следом, не задумываясь над тем, что влечет меня. Она вела меня за собой. Призрачное манящее видение, за которым я шел, словно в замедленном кино, чувствуя, как кровь стучит в висках. Вдали от вечеринки дом пах по-другому. С чужими домами всегда так: взрослые запахи незнакомых блюд и чистящих средств. Где-то в глубине дома спустили воду в туалете. Мы прошли мимо окна, убранного роскошной шторой. Мыслей в голове не было никаких, движения мои были механическими. Я уловил легчайший след запаха ее кожи и, как гончий пес, молча поспешил вперед с удвоенной решимостью. У меня тряслись поджилки. На Сильвии была узкая коричневая юбка, я никогда раньше не видел ее в таком обтягивающем. Маленький зад отчетливо обрисовывался, когда она поднимала ногу, чтобы сделать шаг на следующую ступеньку. Мне захотелось войти в нее сзади, почувствовать особенное божественное наслаждение, которое дает такая поза. На ней были остроносые туфли с ремешками, какие носят девочки, но у них были маленькие узкие каблучки. Эти каблучки запали мне в душу, может быть, глубже, чем все остальное. Я поднимался выше и выше, все дальше и дальше от Лелии. Что, если она ищет меня? Рассудок на секунду проснулся, но тут же снова растворился. Мой мозг как будто наполнился густым вязким веществом, не позволявшим мыслям шевелиться. Сильвия прошла на самый верх, ни разу не обернувшись проверить, иду ли я следом, она и так знала, знала, что я буду неотступно следовать за ней, как на привязи. Наверху, за ванной обнаружилась еще одна маленькая лесенка, которая уходила вверх под углом.
— Смотри, что я нашла, — сказала Сильвия.
Мы молча стали карабкаться по ступеням, которые больше напоминали приставную лестницу. Она — слегка пригнувшись, я — вжав голову в плечи.
— Каким образом? — спросил я.
— Случайно наткнулась, когда никого рядом не было.
Налево от последней ступени располагался маленький темный чердак (пыльные шершавые деревянные балки, простая рама окна, выходящего в кроны деревьев, секция дымохода), в котором стоял большой бак для воды. В стену, покрытую штукатуркой, были вкручены несколько винтов, уже проржавевших. На них висели свернутая кругом заросшая пылью струна и календарь. Страницы с фотографиями шелохнулись и замерли. «1994», — прочитал я. Окно озарялось ярко-оранжевым светом уличного фонаря, расположенного прямо под ним. В этом молчаливом пыльном, но теплом помещении Сильвия остановилась и повернулась ко мне.
— Наконец, — сказала она, — мы одни.
Особенный оттенок ее голоса отразился от стен и впился мне в кожу крошечными невидимыми сверлами. Перед глазами у меня стоял лишь контур ее бедер, скрытых под облегающей юбкой.
Рядом с домом с воем стремительно проехала «скорая помощь».
В ту секунду я подумал о Лелии, которую с таким трудом удалось умилостивить. Она, очевидно, сейчас сидит на диване несколькими этажами ниже и терпеливо ждет моего возвращения, не понимая, куда я запропастился. Или же, наоборот, ей надоело ждать, лицо у нее сделалось холодным и сосредоточенным, и она уже разговаривает с кем-то другим. Мне так отчетливо представились ее глаза, коричневые, бездонные, видящие меня насквозь, что я на мгновенье опешил. Тут же вспомнились ее голос, привычки, тело, вся наша жизнь вместе, и мне стало стыдно за себя, стыдно до тошноты. Она — живой человек, с ребенком внутри, а не призрак, который в тот момент находился рядом со мной.
Нужно было что-то сказать. В этой комнатушке я чувствовал себя нескладным гигантом, которому не хватает решительности встать и уйти.
Она стояла, облокотясь о резервуар с водой, и, казалось, улыбалась каким-то своим мыслям.
— Помнишь, как мы сидели под снегом в парке на скамейке? — спросила она.
— Да, — я кивнул. Тут же почувствовал, как понизу разливается тепло.
— «Пятна грязи на снегу», — произнесла она.
— Да, — снова повторил я, как умственно отсталый.
— Может, сядешь сюда?
Она повернулась к длинной лавке, стоявшей под окном. Поскольку я так и не придумал подходящего повода опустить огромную голову, которая находилась на уровне занозистых стропил, я сел на пыльный сучковатый подоконник и прислонился спиной к оконному стеклу. В оранжевом свете все вокруг как будто испускало странное свечение.
