Деннис Робинс - Невеста рока. Книга вторая
— Берти, наша малютка Шарл сказочно красива и сумеет изумить людей своими талантами. Она сама вполне могла бы стать знатной леди. Разве ты не заметил, как она вела себя перед нами сегодня вечером? Какую прекрасную сценку разыграла! Может, это было и не совсем тактично с ее стороны, но в этой шали, с обнаженным плечом она выглядела словно какая-то языческая принцесса. А до чего очаровательна! А какая стройная… очень скоро она превратится в маленькую женщину. Если бы только у нас были средства дать ей должное образование! Дать ей возможность жить так, как она и должна жить!
— Да, да, конечно, конечно, — бубнил дядя Альберт, возвышаясь на стуле и поигрывая цепочкой от часов, страстно мечтая снова окунуться в тепло и приятную атмосферу «Трех колоколов». Но ему не пришлось вернуться туда: всеми деньгами распоряжалась Джемайма, выдавая ему только небольшие суммы. Затем мисс Дарнли снова возвратилась к предстоящему визиту леди Чейс.
Когда, сказала она, утром придет миссис Скиппер, чтобы приготовить обед, времени на уборку не будет. Посему они с Альбертом должны заранее хоть немного привести в порядок их жилище. И сделают это сейчас, ночью. Весьма неохотно дядя Альберт поднялся и протянул руку сестре. Мисс Дарнли, падая с ног от усталости, собралась с силами, и к полуночи их гостиная преобразилась. А завтра утром, заявила мисс Дарнли, она переставит швейную машинку в спальню и продолжит работу там, чтобы гостиная оставалась нетронутой и подготовленной к визиту ее светлости.
Затем мистер Дарнли пожелал сестре спокойной ночи и отправился в мансарду, где находилась его кровать. Чувствуя ломоту во всем теле, ощущая ноющую боль в груди, мисс Дарнли едва добрела до своей постели. Да, она уже долгое время недомогала. Сейчас же ее беспокоило, что будет с Шарлоттой, если с ней что-нибудь случится.
Какое-то время она постояла перед небольшой кроватью, в которой мирно посапывала ее племянница. Заслонив свечу рукою, она внимательно смотрела на лежащую фигурку. Рыжевато-коричневые локоны разметались по подушке, бледное юное личико раскраснелось во сне, розовые губы приоткрылись, обнажая ряд перламутровых ровных зубов, — прекрасное лицо, и мисс Дарнли понимала это. Ей стало страшно за Шарлотту — немножко, совсем немножко. Так она боялась когда-то за свою любимую сестру Лотти. Ведь красавица Лотти тоже казалась созданной для веселья и роскоши и была наделена такой же щедрой душой. Она любила Оливера Гоффа всем своим существом, любила страстно, необузданно, отдавая отцу Шарлотты все свое сердце, все свои чувства. Что же станется с малюткой Шарлоттой, которая, как и ее мать, имеет так мало склонности к тихому семейному быту? Что ей необходимо сделать? Как жить дальше? Как сохранить свою утонченность? Какие шансы есть у нее, чтобы познакомиться или выйти замуж за джентльмена здесь, в этом убогом квартале?
«Я должна поговорить с ее светлостью, если она и вправду завтра придет, — лихорадочно думала мисс Дарнли. — Возможно, она захочет покровительствовать нашей девочке. А сейчас мне нужно постараться хоть немного поспать, чтобы сделать все возможное, достойно принимая нашу высокопоставленную гостью».
Однако Джемайме Дарнли не суждено было увидеть красивое лицо Элеоноры Чейс, познать волнение от приема в своем скромном доме этой знатной леди. Долгие часы мучительного напряжения от шитья — целый день и половину ночи — сделали свое, положив конец тяжелой борьбе за существование мисс Дарнли. Конец ее безрадостной одинокой жизни без близких, кроме бесполезного, всегда полупьяного брата. Долгие годы полуголодного существования, постоянного стремления сэкономить хоть немного денег для ребенка и вдобавок ко всему врожденная болезнь сердца в конце концов оборвали жизнь мисс Дарнли. Непосильные попытки привести в порядок их жилище оказались роковыми. У нее хватило сил лишь затушить свечу и вытянуться на кровати. Последнее дыхание — судорога, — и Джемайма испустила свой мужественный дух.
Именно Шарлотта оказалась тем человеком, кто обнаружил эту страшную трагедию — первую настоящую трагедию в ее жизни. Утром она проснулась и, зевая и потягиваясь, наблюдала, как в комнату просачиваются первые лучи скудного зимнего солнца. Когда в комнате стало немного светлее, она увидела, что тетушка Джем лежит как-то необычно — вперившись в потолок широко открытыми глазами, словно пораженная внезапно увиденным кошмаром. Лицо ее было столь бледным, что сердце девочки подпрыгнуло от ужаса. Она громко позвала дядю. Мистер Дарнли в ночной рубашке и в сдвинутом набок колпаке поспешил на этот отчаянный крик в сопровождении еще одной женщины, которая в это время входила в дом. Но было уже слишком поздно. Они нашли лишь остывший труп. На губах мисс Дарнли застыла леденящая душу улыбка.
Проснулись соседи. Все были взволнованы, где-то заплакал ребенок. А вскоре мистер Дарнли отвечал на вопросы поспешно вызванного доктора и, рыдая в носовой платок, соображал при этом, как бы украдкой вытащить пару шиллингов из кошелька покойной сестры и отправиться в «Три колокола».
Именно эту сцену застала леди Чейс, когда, верная своему слову, в сопровождении Ханны вошла в убогое жилище.
Глава 4
Прошло несколько лет.
Клуни выглядел восхитительно в любое время года. Замок был сооружен три века назад первым лордом Чейсом, который женился на французской графине. Чтобы доставить удовольствие своей молодой жене, этот благородный джентльмен построил замок так, чтобы его можно было принять за французское шато[17], с мраморной террасой, выходящей на великолепные земли, простирающиеся вокруг. Серые тесаные камни прекрасно смотрелись на фоне тенистых зеленых деревьев. Последний лорд Чейс потратил уйму денег на обустройство земель, примыкающих к замку. Ежедневно целая армия садовников неустанно трудилась, подрезая траву на волнистых зеленых лужайках и придавая живой изгороди причудливую форму птиц, — полностью во французском стиле. Имелся замечательный фонтан, миниатюрное искусственное озеро, пышный розарий, аккуратные дорожки, тенистые аллеи и фруктовый сад с развесистыми деревьями, отягощенными в свою пору сочными плодами.
Словно драгоценный алмаз, Клуни лежал на границе Хартфордшира и Эссекса, в одной миле от сонной маленькой деревушки Харлинг с ее красивой нормандской церковью. Последнего лорда Чейса глубоко чтили и уважали все окрестные жители, как любили они и его красивую и благочестивую жену, регулярно посещавшую всех больных и страждущих. Сейчас же в округе поговаривали, что молодой лорд Вивиан совсем не такой благородный человек, как его родители. Из комнат для прислуги в Клуни доходили слухи, что красивый и обаятельный молодой человек часто вел себя, как молодой дьявол. Однако в целом среди поселян семья Чейс была весьма популярной, и жители окрестных селений с благоговением взирали на огромные ворота замка.
Зимой, когда местность покрывалась густым слоем снега, а башни замка блестели, словно отделанные бриллиантами, Клуни напоминал собой иллюстрацию из какой-нибудь книжки сказок. Стояла зима, когда Шарлотта Гофф поселилась в маленьком домике из серого камня, со стеклянными окошками, который, словно страж, располагался возле ворот. Весною девочка впервые почувствовала любовь к Клуни и с тех пор считала замок самым прекрасным местом в мире.
Однажды ясным апрельским днем она прогуливалась по знаменитой вязовой аллее, наслаждаясь теплом весеннего солнца, лучи которого мягко согревали ее лицо. После долгих лет, проведенных в мрачном закопченном домике тетушки Джем, деревенская жизнь навсегда очаровала Шарлотту.
Эта аллея, служившая подъездной дорогой к замку, простиралась на четверть мили и была обрамлена высоченными вязами. Подле них росли рододендроновые кусты, которые совсем скоро распустятся алыми цветами. На вершинах деревьев свили гнезда грачи, сейчас они кружили с пронзительными криками.
Под мышкой Шарлотта держала две книги — одну по истории Франции, другую — томик поэм Китса. Была половина третьего — этот час она обычно проводила со своей покровительницей, леди Чейс. Ибо в течение последних четырех лет ее школой являлась огромная библиотека замка, вдвое превосходящая размерами и количеством редчайших книг библиотеку в доме Чейсов на Итон-Сквер.
Благодаря леди Чейс неразвитая двенадцатилетняя девочка превратилась в юную образованную леди, которой скоро должно было исполниться семнадцать лет. Она отлично владела французским, неплохо знала французскую и английскую историю, великолепно играла на пианино, обучилась танцам и рисованию. Но оставалась по-прежнему той Шарлоттой, которая не умела шить. И леди Чейс в конце концов отказалась от тщетных попыток увлечь свою протеже вышиванием и тканием гобеленов, чему сама предавалась с огромным удовольствием, проявляя недюжинное мастерство.
