Анна Климова - Люби меня нежно. И сердца боль
В это время к перрону метрополитена подъехал электропоезд, сверкая из темноты ослепительными «глазами». Андрей вошел в вагон. Все места были заняты, но не было московской злобной толкучки. И это радовало. Под потолком мягко пророкотало: «Асцярожна, дзверы зачыняюцца! Наступная станцыя «Кастрычшцкая». Непривычная бархатистая красота языка наполнили его душу приятной меланхолией, словно он вернулся домой после долгого отсутствия… А может так оно и было.
Минское метро вообще поражало какой-то милой сердцу «домашностью». Плевать, курить, громко говорить и смеяться казалось здесь кощунственным, невозможным.
Поезд начал тормозить. Андрей вышел и устремился с потоком людей к эскалатору.
Выйдя на поверхность, он сразу направился на поиски обменного пункта валюты: у него практически не было белорусских рублей. Андрей вошел в магазин «Центральный», поднялся на второй этаж и сразу нашел маленький киоск с вывеской «Обмен валют».
Девица приняла валюту. Защелкал кассовый аппарат, и через минуту Андрей получил несколько пачек местных рублей. «Черт бы побрал эту инфляцию», — подумал Андрей и легкомысленно сунул пачки в боковой карман сумки.
Спустившись на первый этаж, выбил в кассе чай и бутерброды. Со всей снедью устроился у огромного окна. Задумался на мгновение, потом вытащил из кармана бланк телеграммы. Вчитался в текст, который и так знал наизусть: «Андрейка, приезжай, простимся. Баба Зоя».
Прочитав телеграмму впервые, он несколько минут не мог понять, отчего вдруг все оборвалось в душе, отчего заныло сердце. И зябко стало от «простимся» и горько во рту, так как пришло понимание смысла этого слова. И память вытолкнула на поверхность сознания давние образы: сеновал, Кастрюковские луга, пылающий зев печи, тихое стучание ходиков, теплый отсвет заката за кружевными занавесками и песня, уютная, хрустально-прозрачная, необыкновенно родная, как запах свежего хлеба:
— Жавароначкі, прыляціце,Вясну красную прынясіце,А зімачку забярыце,Бо зімачка надаела,Хлябы ўсе паела…
Андрей сложил телеграмму.
Как прочно вошли в его жизнь эти люди! С какой силой приварились к сердцу: ничем не оторвать!
Вы хотите что-то спросить? Да, он хотел спросить. Хотел. Один вопрос мучил Андрея уже несколько лет — за что? За что был так наказан на самом взлете своего счастья? Может, за свое предательство? За ту трусость, которую он проявил тогда? За что судьба отобрала и продолжает отбирать людей, которые стали для него даже роднее самых родных.
Они были с Олей у бабы Зои всего один раз. Но этого хватило, чтобы теплые чувства к старой женщине навсегда поселились в его сердце. Ее житейская мудрость, мягкость, незлобливость, чуткость и отзывчивость, ее песни и ее Оля: как он мог их забыть? И как они были непохожи на его московскую родню! Какая пропасть лежала между «обществом» матери и Олей! Он перешел эту пропасть. Перешел… и остался один.
Андрей допил чай и посмотрел на часы. Что ж, можно пройтись до вокзала пешком.
5
— Вы хотите что-то спросить? — она даже немного покраснела, заметив пристальное внимание всей группы к ним.
— Если можно, — улыбнулся Андрей еще шире.
Она поправила очки, продолжая смотреть удивленно, и слегка пожала плечами.
— Пожалуйста…
— Как вас зовут?
Девушка огромными глазами осмотрела свою группу и, запинаясь, произнесла:
— По-моему, я представилась еще в самом начале. Ольга Викторовна.
— А я Андрей Сергеевич, — щелкнул пятками в кроссовках Андрей под смех своей «команды», затесавшейся в ряды «противника».
Она сощурилась и присмотрелась к Андрею.
— Простите, вы не из моей группы?
— Жажду присоединиться к культурному мероприятию, — изрек Андрей.
Компания парней сдержано захихикала, ожидая продолжения.
— Ольга Викторовна, нужно милицию вызвать, — пискнула какая-то веснушчатая девчонка.
— Зачем же милиция, если ребята хотят послушать?
— Да они местные! — снова возмущенный голосок. — Хулиганье.
И тут Андрея понесло. В самых патетических выражениях он пожаловался на последствия городской урбанизации для московской молодежи, на жуткий ритм жизни, когда некогда даже взглянуть на часы, на бесконечные стрессы, подрывающие молодые неокрепшие организмы. «От чешет, стервец!» — с улыбкой сказала какая-то полная тетка, обреченно махавшая платочком на лицо.
Девушка-гид только стояла и обалдело хлопала глазами. Его друзья оглушительно засвистели, выражая свой восторг.
— Ну что ж, если молодым людям действительно интересно, — сказала она наконец, — не можем же мы их прогнать.
Андрея покорила невероятная наивность Ольги, ее безмятежная уверенность в том, что спектакль, который он устроил для приятелей, — действительно страстное желание «приобщиться к сокровищнице истории своего родного города». И он дал себе слово при первом же удобном случае распрощаться и увести ехидно хихикавших парней… и с каждой следующей минутой понимал, что не может не слушать Олю. Она знала Москву так, будто прожила здесь всю жизнь. И говорила о ее улицах, площадях, памятниках, соборах с таким вдохновением и внутренним неподдельным теплом, что Андрей и сам оказался охвачен очарованием повествования девушки-гида. Даже друзья-приятели перестали громко выражать свои чувства по поводу новых знакомств, словно открыв для себя свой город заново.
— … это была трагедия народа. Трагедия безысходности, беспросветности и отчаяния перед извечным законом — «раб — хозяин». 10 января 1775 года Емельян Пугачев, наивный вождь рабов, объявивший себя царем Петром III, был казнен. Так захлебнулось, возможно, самое удачное в 18 веке восстание народных масс, доведенных до отчаяния.
Они и не заметили, как солнце вновь скрыли тучи, а тяжелые, тугие капли уже начали падать на жаркие улицы и тротуары. Через минуту город накрыл ливень. Группа моментально рассыпалась в поисках укрытия, а Ольга звонко взывала:
— Товарищи, далеко не разбегайтесь! Мы должны вернуться к автобусу через час! Слышите?
И тут она взглянула на Андрея, стоявшего рядом с ней под дождем.
— А почему вы не прячетесь? — девушка вся съежилась в своей кофточке, давно уже промокшей.
— Из чувства солидарности, — ответил он, разглядывая вдруг отчетливо проявившуюся в намокшем платье изящную фигурку.
— Вы и заболеете вместе со мной из чувства солидарности?
— Не хотелось бы. Поэтому предлагаю найти укрытие.
Взяв девушку за руку, Андрей потащил ее к какому-то подъезду. Они бежали по белесым от пыльцы лужам, огибая ограды и припаркованные машины. Андрей чувствовал, что именно в этот момент происходит что-то неуловимо зыбкое, что очень легко потерять, упустить и никогда не вернуть…
Они влетели в полутемный подъезд. Оглушительно хлопнула дверь, отразившись эхом на всех этажах. За мутным стеклом двери низвергались потоки воды, а в подъезде стояла могильная тишина. Переход из грохота майской стихии в эту священную тишину показался таким резким, что они замерли, оглушенные… и мокрые. Андрей смотрел, как ручейки воды стекают с ее юбки на коричневый кафель пола и на легкие босоножки.
В подъезде было прохладно, и Оля начала мелко дрожать. Андрей снял свою кожаную куртку с заклепками и мгновенно накинул ей на плечи.
— Ну что вы! Не нужно! — запротестовала она, сделав освобождающее движение плечом, но Андрей опередил ее, посмотрел нарочито строго.
— Милая леди, если вы заболеете, я как истый джентльмен буду винить в этом себя, а поэтому явлюсь под окна вашей больницы и застрелюсь на глазах у изумленного персонала.
Удивительно, но в ее глазах он прочел… ужас!
— Я пошутил, — засмеялся он.
Оля укоризненно покачала головой и тихо произнесла:
— Со смертью не шутят.
Ему показалось, что она знала, о чем говорила. И говорила без иронии, искренне, будучи уверенной в том, что Андрей мог бы исполнить свою угрозу.
И снова Андрей почувствовал свою вину за то, что испугал ее: невольно, повинуясь своей привычке к пустому, необременительному трепу, так распространенному в его среде.
— Меня зовут Андрей, — невпопад, лишь бы сказать что-нибудь, пробормотал он.
«…рей…рей…рей…» — ответило эхо на этажах.
— Сергеевич, — добавила Оля, улыбнувшись. Потом запрокинула голову, вглядываясь в сумрачную глубину подъезда, куда уходила бесконечная клетка старого лифта. — Мне всегда казалось, что эхо — это маленький смешной бородатый гном, нарочно повторяющий за людьми…
«…дьми…дьми…дьми…» — откликнулся «гном».
— Слышите? — удовлетворенно шепнула она.
— М-г, — глупо кивнул Андрей.
«…мг…мг…мг…» — разбилось о стены.
— Ты где? — отослала Оля свой вопрос в темноту.
