Донна Кауфман - Танго в раю
Чувствуя ее покорность, Джек ослабил державшие ее за руки пальцы, но разжимать их не стал. Он знал, что заставить ее поверить ему можно было только разрушив те защитные преграды, которые она мгновенно возвела между ним и собой. Поэтому он воспользовался первой же возможностью притянуть ее к себе и обнять.
Она пыталась слабо сопротивляться, но он зашептал ей на ухо что-то успокоительно-нежное, и она сдалась, затихнув в его руках. Несмотря на то, что она не обняла его в ответ, ее молчаливое разрешение прикасаться к ней, держать в объятиях, придавали Джеку силы, необходимые для того, чтобы попытаться разобраться в этом недоразумении.
— Я запрашивал у Франклина эту информацию исключительно из личных соображений, а отнюдь не деловых. Но, милая, я ведь слышал уже всю эту историю из твоих уст и, честно говоря, я просто пришел в бешенство, когда узнал, что сделали с тобой эти двое — Мархам и твой отец… Знаешь, если бы кто-то из них попался бы мне сейчас, я бы с превеликим удовольствием скрутил бы ему шею. Но ведь все это случилось десять лет назад. И чего бы я добился, вытащи я сейчас эту, забытую всеми, тему? Кроме, как героиня статьи под заголовком «Где она теперь?», — а мне хотелось бы верить, что ты достаточно хорошо меня знаешь, чтобы понять, что я ни за что не стал бы писать такую статью, — ты не представляешь абсолютно никакого интереса для публики.
Джек надеялся, что в его руках, осторожно гладивших ее по спине вверх и вниз, Эйприл расслабится. Но она почему-то напряглась еще больше.
Оторвав голову от его груди, она посмотрела прямо ему в глаза, и ее взгляд был ничем иным, как вызовом.
— Неужели ты хочешь сказать мне, что не просил Франклина установить связь между Смитсоном и Мархамом?
На несколько секунд Джек совершенно растерялся. Оказывается, что-то очень важное ускользнуло от него. Ему давно следовало бы понять, что Эйприл не пришла бы в такое волнение без серьезной причины.
— Я видел, как вы разговариваете со Смитсоном на свадебном приеме. Он тогда сказал что-то такое, что сильно напугало тебя. И мне просто стало любопытно: не в нем ли скрывалась причина того, что ты так пугливо вела себя со мной.
Эйприл попыталась высвободиться из его рук, но он еще крепче прижал ее к себе. Тогда она опустила голову, и он, нагнувшись к ней, коснулся лба своим лбом и стал легонько «бодать» ее. Когда ее глаза, наконец, снова взглянули на него, Джек спросил:
— Но что же, все-таки, написал Франклин? Почему ты ничего не говоришь мне, Эйприл?
— Мархам готов объявить о своем участии в борьбе за президентское кресло. По всей видимости, он — один из фаворитов, его кандидатура весьма популярна. И если учесть огромный интерес общественности ко всему, что касается семьи и морали, то, как считает Франклин, ты готовишь сенсацию века. Очевидно он думает, что если я вновь появлюсь на сцене и публично выступлю со своими обвинениями, то это выведет Мархама из игры. И естественно, отсюда следует, что тот журналист, которому удастся раздуть этот скандал, будет удостоен премии.
— Черт побери! — Он снова прижал ее к своей груди, чтобы в ее глазах не успело возникнуть сомнение, лихорадочно пытался сообразить, что же делать. Ее волнение передалось ему, и в этот момент ему трудно было справиться со своими эмоциями и найти какое-либо разумное решение.
Успокоив свое дыхание, он наклонил голову и заглянул ей в глаза.
— Но ты же знаешь, что я не имел об этом ни малейшего представления.
После долгого молчания, во время которого Джеку казалось, что он вот-вот задохнется от нехватки кислорода, Эйприл, наконец, заговорила:
— Больше всего на свете мне хотелось бы верить в это.
— Но, черт возьми, ты должна верить в это! Должна, потому что это правда, это истина! Ты готова выслушать еще одну истину? — Он не стал дожидаться ее ответа; это должно было быть сказано сейчас или никогда. — Я люблю тебя, Эйприл. Ты слышишь меня? Я люблю тебя, черт побери!
Пораженный странным ощущением, будто у него в глазах разгорелось пламя, Джек еще ниже нагнул голову и припал своими горячими губами к ее губам. Этот поцелуй был долгим и страстным. Когда у обоих перехватило дыхание, он слегка отклонился назад и, вдохнув полные легкие воздуха, отрывисто зашептал, выдыхая слова в ее полуоткрытый рот:
— Я скорее умру, чем обижу тебя. Поверь мне, я сделаю все, что в моих силах, чтобы на этот раз эта мразь заплатила сполна.
Эйприл не сразу поняла смысл его слов. Его признание и этот упоительный поцелуй совершенно спутали все ее мысли. Но когда ей стало понятно, что он хотел сделать, она пришла в ужас. Вырвавшись из объятий, она отступила от него на несколько шагов и вытянула перед собой руки, не позволяя ему приближаться.
— Ты что, думаешь, что я снова ввяжусь в это дело? — почти закричала она. — Зачем, Джек? Ты же сам говорил, что это уже никому не интересно.
— Черт побери, он же хочет стать президентом, Эйприл! Неужели ты хочешь сказать мне, что собираешься отсидеться здесь, в своем маленьком безопасном раю, и позволишь насильнику стать хозяином Белого Дома?
— Интересно, и что же я, по-твоему, должна сделать? — Она обхватила бока руками, чувствуя, как сознание собственного бессилия мучительной болью переполняет ее сердце. Он просто-напросто снова растопчет меня. Ведь у меня нет никаких новых доказательств.
— Нет — значит будут. Я найду новые доказательства. Эйприл, я, черт возьми, знаю толк в своей работе. Я отыщу Франни, и вполне возможно, что вместе с тобой мы сумеем убедить ее дать показания. Сейчас уже слишком поздно возлагать надежды на то, что твои обвинения опубликуют в печати, но, я уверен, нам удастся перекрыть ему дорогу в президенты. Позволь мне поговорить с твоим отцом. Может быть, за это время он стал другим человеком.
Эйприл вдруг ощутила, как озноб пробирается до самых костей, — на ее глазах Джек словно по волшебству превратился в того, кем он был на самом деле: в фотожурналиста — обладателя нескольких международных премий. Однако сейчас он заблуждался, ее отец никогда не станет другим человеком. И отыскать Франни, по прошествии нескольких лет, было равносильно тому, чтобы отыскать пресловутую иголку в стогу сена.
Но, как ни странно, ее упрямое нежелание бороться против Мархама, было вызвано вовсе не безнадежностью этого дела. Причина заключалась в том, что, как она поняла, Джек Танго, вне всякого сомнения, не желал изменять свой образ жизни. Не желал спокойствия и безопасности. Стоявший перед ней мужчина, на котором сейчас было лишь сырое банное полотенце, был так возбужден, что буквально излучал энергию. Азарт, вызванный возможностью бросить этот дерзкий вызов, так сильно разгорелся в его глазах, что казалось, они искрили.
Эйприл заставила себя заглянуть на мгновение в эти глаза, чтобы впитать в себя исходившие от него воодушевление, силу и чувственность, которая даже сейчас, когда мечты, словно разбившееся вдребезги зеркало, осколками рассыпались у ее ног, заставляла волноваться ее тело.
— Эйприл? — он произнес ее имя с мольбой в голосе. Даже если бы она ничего не сказала, он прочел бы ответ в ее глазах.
— Нет, Джек. Если бы ты действительно знал меня, то никогда бы не стал просить об этом. Я бы с радостью вернулась с тобой в Штаты, но только не для того, чтобы ввязываться в эту историю. Что угодно, но только не это. Ты, разумеется, можешь делать, что посчитаешь нужным, но без меня.
— Да пусть она катится ко всем чертям эта проклятая история! — вспылил Джек. — Но именно потому, что мне казалось, я достаточно хорошо тебя знаю, я не думал, что мне придется просить тебя об этом. Я и в самом деле считал, что ты захочешь вернуться. Та Эйприл Морган, которую я знаю, чертовски много работала над собой, чтобы стать сильной, независимой женщиной. Достаточно сильной для того, чтобы сделав все от нее зависящее, избавиться от призраков своего прошлого раз и навсегда. Но если ты собираешься упустить такую возможность, то, может быть, ты и права. Может быть, я действительно совсем не знаю тебя. — Выражение лица Джека было холодным, а тон — больше сухим, чем обвиняющим.
Эйприл внимательно выслушала эту язвительную речь, и ни один мускул не дрогнул на ее лице. Единственное, о чем она сейчас молила Бога, это чтобы самообладание не оставило ее до конца их разговора.
— Я уже избавилась от всех этих призраков, — сказала она почти шепотом. — Но если для того, чтобы вернуться в Штаты вместе с тобой, нужно платить мучительной болью своих воспоминаний, которые давно следовало похоронить, непонятно для чего вскрыв старые раны, если ты назначил такую жестокую цену, то я не согласна. Прощай, Джек, — тихо сказала она, потом повернулась и ушла.
Через два мучительно долгих и немых дня он уехал.
Глава 10
Эйприл свернула на знакомую дорожку, которая вела к бывшему бунгало Джека, твердо решив на этот раз зайти в него, даже не останавливаясь на крыльце. С тех пор как он уехал, прошло уже больше недели, но она все еще не позволила своим работникам приступить к уборке этого домика. У нее не было никаких иллюзий насчет того, что он мог вернуться. Она понимала, что ведет себя неразумно, что такое решение было неоправданно глупым с точки зрения человека делового, и все же со дня его отъезда бунгало стояло пустым.
