Ксения Васильева - Извини, парень
И на этих словах он ушел от неё навсегда.
Она помнила эти его последние слова и попыталась понять, что они значат, но ничего придумать не смогла и решила, что он снова повторил про книжку, он же сказал: ты сними..., но ведь перед тем он ещё сказал: это не все! ... Значит... Значит, Васька говорит правду, и они с Сашей виноваты перед ним! Она - не зная, а Саша... Он - вор! И не какой-нибудь воришка-карманник, смешной и нищий в итоге. Нет! Он погубил людей! А ведь был сама нежность, доброта и внимание...
Она готова была рыдать в голос.
Сказать Ваське, что она ничего не знает? И это - правда! Не говорить о Сашиных последних словах...
Она искать ничего не будет.
Ей всего хватает и не нужны эти кровью крапленые купюры. Они все называли их тогда высоко и с замиранием: Деньги Партии.
Было жаль и Доброхотова, и себя...
... Надо сказать правду, подумала она, только без ТЕХ слов Саши! Доброхотов (ОН! ОН!) уже терял терпение - слишком долго она молчит.
Она как можно спокойнее, попросила развязать ей руки: у неё в голове мутилось от боли.
Он без слов развязал. - Я молчала, потому что пыталась все точно вспомнить... Сказать, что я вам верю?..
Он опередил её. - Вы не можете! Конечно! Родной муж - вор и убийца! Какая уж тут мне вера! Он же порядочнейший, милейший человек! Оставил своей жене целое состояние, не дай Бог, у неё не хватит на норковую шубу или "мерседес"!
Видимо, он разозлился, потому что голос его зазвенел и даже прервался.
Она как-то не так начала... - Все, что оставил мне муж, - на книжке... Вернее, там денег уже нет. - Догадываюсь, - откликнулся он, - на поганый Клуб истрачено! Но я не об этом говорю. Я спрашиваю о деньгах, которые он припрятал! И вы должны знать о них! Не стала бы такая, как вы (он вдруг перешел на "вы"), оставаться с мизером! - А я вот осталась, - ответила она, - у меня только квартирные, я её сдаю. - Знаю, - бросил он раздраженно, дальше, дальше! - Что - дальше? - спросила она. - Дальше - ничего. Са... она поправилась, - муж ничего не сказал мне... Умер он в сознании, но говорить не мог - астма... - Знаю, - опять сказал он, и она возблагодарила Бога за то, что не дал ей соврать, - этот человек и в больнице, наверное, был и знает, как умер Саша. Но о Сашиных словах не знает никто. Никого не было в палате, он лежал один. - Ну, вот, вы все знаете, должны понимать, что я говорю правду. - Мне надоела эта болтовня! Хватит! Я вижу, что вы или не хотите отдать деньги - они, видимо, дороже вам, чем жизнь, или действительно не знаете, - не задумывались ни над чем. А ваш муж, я уверен, говорил вам о них. Может быть, не впрямую... Он понимал, что дни его сочтены... Я сейчас уйду. И даю вам пять дней сроку. Меня можете не искать - не найдете. За пять дней не отыщете деньги, то хоть Клуб продавайте, а мне - на тарелочке с голубой каемочкой! - Но откуда я возьму? - закричала она с надрывом. - Украдите. Как ваш муж, - усмехнулся он, быстро встал и вышел, тихо прихлопнув дверь.
Лина некоторое время сидела в полной неподвижности, не пытаясь думать, решать, - она просто сидела, пришибленная этой страшной историей. Все перевернулось с ног на голову. Саша - вор и предатель... Она - его вдова, которая должна отвечать за его поступки. И это правильно. Муж и жена - одна сатана, как говорит пословица.
Но тут-то все не так! И что ей делать? Может быть, надо было признаться, что она узнала Ваську? Может быть, он не такой закоренелый негодяй, каким хотел себя изобразить? Да он и не негодяй, он - мститель. И от мести он не откажется. Не убьет - это возможно.
Заставит украсть, выпросить, рассказать в Клубе обо всем...
Но это - гражданская смерть.
Она, звезда Лина - возможная воровка, жена предателя... Все узнают. И Стас - тоже. Да пошел бы он к такой-то матери, этот Стас! ... Ну ты и стерва, сказала она себе, человек примчался спасать тебя, а теперь - пошел?
Стас, меж тем, неподалеку от её дома сидел в своем "москвичонке". Так, чтобы видеть подъезд. Он был огорошен заявлением о старом друге, поверил и обозлился.
Надо сначала вспомнить всех своих любовников, а потом поднимать шухер!
Решил постоять, посмотреть, кто выйдет и засядет в машину, Лина её описала, вон он стоит, этот "жигуль"! Потом понял, что это глупо, - ведь тот может и не поехать: выпьют, туда-сюда, оставит машину под окном, и сам останется...
Он посидел, покурил, успокоился. Свет в квартире не гас, значит, ещё идут "душещипательные беседы".
И вдруг он увидел человека, который быстро вышел из подъезда, сел в ту самую машину и уехал.
Это было так неожиданно, что Стас как следует и не разглядел его: высокий, худой, в кожаной кепке, кажется, в очках и, вроде бы, с бородкой. ... За вином, что ли, погнал, подумал Стас, очень уж быстро выскочил товарищ. Но тут же вспомнил, что Лина хвалилась совсем недавно, что у неё дома бар, и она всегда может напоить десять человек, как минимум.
Что-то не то, - сказал он себе и понял, что сразу это почувствовал, но не сознавался - не хотелось влезать в чужую историю, своих хватает!
Но, вздохнув, понял, что идти к Лине надо.
Во-первых, у неё был явно разбит слегка нос, потом - её лицо... Хотя она и улыбалась, оно было, честно сказать, каким-то осунувшимся, опущенным, - трагическим, - признался он себе, чего уж тут!
Кто их знает, что там произошло!
Он вышел из машины: кругом было тихо, никто, вроде бы, не прятался по углам.
Но - ТОТ же уехал! Стас, не дрейфь!
Он поднялся на третий этаж, подошел к квартире и почему-то не позвонил, а нажал на ручку двери - она открылась...
В нем все захолонуло: а если там её труп?!
... Бежать!
Секунда - и он бы скатился с лестницы, не пользуясь лифтом, но тут Линин голос спросил. - Это опять вы? Что вам еще... - Это я... - Почему-то прошептал Стас.
Она услышала и уже стояла перед ним, плача и смеясь от счастья. Господи, это ты, ты, Стас, милый... - бормотала она, а он держал её в объятиях и не знал - поцеловать её сейчас или не надо.
Но она сама повернула так голову, что губы их встретились, и они поцеловались, длинно и любовно, забыв на момент обо всех горестях, ждущих их за ближайшим углом.
У Лины даже закружилась голова - так долго она ждала вот такой минуты...
А Стас, хоть и сделал это, вроде бы, по нужде, однако тоже испытал какой-то взлет, какое-то странное чувство нежности к Лине.
Ни она, ни он не думали в эти минуты о своих гнетущих делах, приведших их в объятия друг к другу.
Стас подхватил её на руки, внес в комнату.
Ничего не было на свете, кроме них двоих.
У Стаса где-то на краю сознания мелькнула мысль о том, что ему нечего искать лучше, остаться бы с Линкой... в Клубе...
Но это было и все, что он подумал, быстро скидывая с себя одежду и, оставшись, как какой-нибудь Аполлон (не хуже, чего уж...), бросился к ней.
И она, раздетая, лежала, посверкивая странно тугим смугловатым телом, где не обвисали никакие складки (как у бедной юной Тани-Алены), - это было идеальное тело идеальной женщины: не худое, но крепкое, не изысканно-тонкое, но стройное.
Стас был потрясен.
Они были достойными противниками-любовниками.
И Стас удивленно чувствовал сильную, мощную женщину, которая ни в чем не уступала ему.
Часть седьмая. Старые знакомые.
Пришла Мила со своей компанией, и Мила, не видя Стаса, попросила его найти: она ходила сюда из-за него.
В.Н. занервничал, он очень ценил доброжелательность Милы и страшно не хотел её потерять, поэтому послал Витюшу узнать, почему нет Стаса, но Витюша сразу же сообщил причину: заболела его мама.
В.Н. расстроился и рассердился. Кем заменить Стаса?.. Некем!
Пометались, пометались бамбинисты и - делать нечего! - направили к Миле Сашу, который ещё поартачился.
Неожиданно появилась Олик. Вошла скромненькая, в джинсиках и ветровочке, румяная, сверкающими голубыми глазками и копной раскиданных по плечам густых и блестящих светло-русых волос.
Она своим присутствием как-то осветила атмосферу Клуба.
Витюша сел за фортепиано, а Игорек подскочил к Олику и пригласил её потанцевать. Она пошла, но Игорек слишком явно намекал на свою к ней, скажем так, симпатию, что второй раз она ему в танце отказала, сославшись на усталость, и присела за столик к В.Н., который с грустью наблюдал танцы Олика с Игорьком...
Кика и Леха-Адриан валялись в комнате на тахте и курили.
Комнату эту Леха самостоятельно абонировал, и ребята спрашивали позволения пойти "к нему", что он, к его честности, всегда разрешал.
Леха сел в постели, затушил сигарету и с серьезным видом обратился к Кике, которая в это время легкомысленно тянула коньяк прямо из бутылки. Ну, говори, замуж за меня решилась?
Он неоднократно предлагал Кике замужество, совершенно серьезно, зная, что муж у неё "тиран и сволочь". Говорил, что комната у них будет отдельная, с лоджией (Кика не мешала ему мечтать о чуши несусветной. Пусть несет ахинею, забавно!), и район у нас отличный (Ага! Новокосино! Кика туда выедет с Неопалимовского, с чемоданчиком! Какой же тупой! Но насчет секса класс!). Мама у меня замечательная. Она пироги напечет, у неё не пироги, а... полный кайф.
