Габи Шёнтан - Мадам Казанова
Я вежливо кивнула, размышляя в этот момент о другом. Что же мог совершить такого Наполеон, если его имя известно даже премьер-министру Англии? Я отпила из бокала шампанского и поспешно спросила:
— Так что же насчет Бонапарта, произошли какие-то новые события? — Чтобы объяснить свой внезапно вспыхнувший интерес, я добавила: — Насколько мне известно, на Корсике он слыл довольно заурядным армейским офицером, потом за свою политическую активность был выслан из страны.
Губы премьер-министра искривились в усмешке.
— В таком случае, его положение с тех пор радикальным образом переменилось к лучшему. Ведь он протеже Барраса, одного из членов Директории, а после того, как он силой с оружием в руках подавил народное восстание в Париже, то и вовсе превратился в национального героя. — Мистер Питт снова язвительно усмехнулся. — Можно утверждать, что ваш соотечественник успешно осуществил во Франции свою карьеру. Когда Баррас устал от своей любовницы, он передал ее Бонапарту, который, таким образом, благополучно женился на прекрасной Жозефине Богарнэ. В качестве приданого Баррас наградил его постом главнокомандующего французскими войсками в Италии. На сегодняшний день Бонапарт одерживает одну победу за другой. Он прославил свое имя как удачливый военачальник, поэтому солдаты верят в него и считают полубогом.
Я почувствовала, что у меня голова идет кругом. Наполеон женился! Выходит, он поступил с Эжени-Дезирей Клири так же, как со мной. Ну что ж, его можно понять. Пост главнокомандующего войсками в Италии стоит гораздо больше ста пятидесяти тысяч ливров. Выходит, я желала Наполеону всех возможных напастей, а он тем временем преуспел и даже сделался знаменитым. Я испытала раздражение. Шампанское в бокале стало горчить. Пришлось заставить себя улыбнуться и спокойно встретить испытующий взгляд премьер-министра.
— Прошу прощения, джентльмены, — сказала я, поднимаясь. — Я устала и хочу попросить мистера Уилберфорта отвезти меня домой.
Мужчины вежливо склонили свои головы, а я, кивая, думала о том, что Джеймс должен объяснить мне эти события и рассказать все, что знает. С независимым видом я снова пробиралась сквозь плотное скопление гостей, отвечая на приветствия и улыбаясь, мимоходом повторяя бесконечное число раз, какой это был замечательный вечер и какое восхитительное общество здесь собралось.
Наконец мне удалось разыскать Джеймса. Он разговаривал с увядающей рыжеволосой леди Памелой Бриджпорт, которая благосклонно заверила меня в том, что я очаровательна, и выразила надежду вскоре лицезреть меня у себя с визитом. Я боролась с подступающим отчаянием, пока на меня изливался весь этот поток светской болтовни. Мне хотелось кричать от ярости и мучительного разочарования, пока я выслушивала ее разглагольствования о погоде, удивительно мягкой для этого времени года. Когда сия поистине неиссякаемая тема была все же исчерпана, леди Бриджпорт еще раз пригласила меня поскорее посетить ее и лишь после этого принялась терзать новую жертву. Я увлекла Джеймса за собой.
— Хочу уехать отсюда, — заявила я. — Пожалуйста, я очень устала.
На раскрасневшемся от вина лице Джеймса веснушки стали заметнее, а глаза оживленно блестели.
— Мне льстит ваше нетерпение остаться со мной наедине. — Он рассмеялся. — Сегодня вы превзошли мои самые смелые ожидания. Все только о вас и говорят. Причем я не слышал ничего, кроме похвал и комплиментов в ваш адрес.
— Что ж, тем лучше для вас, — бросила я.
Лицо Джеймса сделалось серьезным.
— Феличина, в чем дело? Что произошло? — спросил он спокойно.
— Я потом вам все расскажу, — сказала я. — А пока я хочу уехать. — В этот момент у меня в голове была одна мысль: я боялась остаться в одиночестве. — Этой ночью я хочу стать вашей любовницей, — твердо заявила я.
Симпатичный маленький домик Джеймса — его временное прибежище на случай «особых обстоятельств» — располагался на небольшой тихой улочке. За домом присматривала некая миссис Коллинз; эта молчаливая женщина ничего не видела, не слышала и никогда не задавала никаких вопросов. Вслед за Джеймсом я поднялась по крутым, покрытым ковром ступенькам и оказалась в гостиной. В большом камине с мраморной облицовкой и лепным орнаментом в виде завитков мерцал огонь. От свечей в серебряных подсвечниках распространялся мягкий свет. Стены комнаты были обиты шелком с красно-золотистым рисунком, приятно контрастировавшим с темной полированной мебелью. Гардины из красного бархата с золотой бахромой закрывали окна, как бы отгораживая эту комнату от остального мира. Я на мгновение забыла о своих проблемах.
— Славно, — сказала я. — Здесь очень-очень мило.
Джеймс просиял.
— Вот ваша спальня. — Он открыл дверь в соседнюю комнату.
Когда я вошла туда, мои ноги утонули в ворсе бледно-голубого ковра. Изящная белая мебель вся инкрустирована слоновой костью и перламутром. На широкой кровати — блестящая камчатная ткань с целым каскадом кружев, голубое шелковое покрывало приглашающе отогнуто. Несколько толстых поленьев горело, потрескивая, в камине, облицованном фарфоровыми плитками с изображением цветов, всевозможных животных и обнаженных женщин. Вдобавок стены и даже потолок спальни сплошь покрывали зеркала. Сейчас я видела собственное отражение впереди, сзади, сбоку и сверху.
— Великолепно! О Джеймс, просто восхитительно, — умилилась я.
— Я очень рад, что вам здесь понравилось. Вероятно, вы захотите сейчас немного привести себя в порядок. Я пришлю миссис Коллинз она покажет вам, где ванная комната. В спальне вы найдете все, что вам может понадобиться.
Джеймс действительно все предусмотрел. Он словно знал, что я приеду сюда к нему после бала, и приготовил буквально все необходимое. В спальне я нашла душистые снадобья, румяна, пудру. Миссис Коллинз молча помогла мне раздеться и принесла белый бархатный халат с отделкой из меха песца. Мягкими массирующими движениями она стала умащивать мой лоб чем-то ароматным и принялась тщательно расчесывать волосы.
Я закрыла глаза и позволила себе расслабиться. Мне вспомнилась Лючия. Ведь именно так она ухаживала по вечерам за моими волосами. Лючия… Корсика… Наполеон. И вот они снова возвращаются ко мне, эти мучительные мысли, эти воспоминания, которые я хочу навсегда забыть. Я открыла глаза.
— Спасибо. Достаточно. — Во всех зеркалах я увидела чужое, равнодушное лицо миссис Коллинз. — Вы можете идти, — добавила я нетерпеливо, и она исчезла, как тень. Теперь в этих зеркалах я видела только свое отражение: большие глаза с танцующими огоньками, темные вьющиеся локоны, короткий нос и чувственные губы. Когда-то, в Корте, Джеймс однажды сказал мне: «У вас мечтательные губы». Тогда я действительно мечтала о Наполеоне. Но время мечтаний прошло — раз и навсегда. Сейчас Джеймс ждал меня в гостиной.
Устроившись перед камином, мы выпили шампанского. Я осталась равнодушной к предложенным мне Джеймсом засахаренным фруктам, миндалю и пирожным. Держа в руке бокал шампанского, я рассказала ему о своем разговоре с мистером Питтом. Я говорила и пила вино, пила вино и говорила. А потом, выговорившись, я сидела с протянутыми к теплому камину ногами и слушала пояснения Джеймса.
— После свержения Робеспьера в июле тысяча семьсот девяносто четвертого года Бонапарт был арестован за свою принадлежность к партии якобинцев. Его спасла лишь дружба с Полем Баррасом. И этот же Баррас — один из членов новой Директории — помог ему приобрести нужные связи в Париже. Он также свел Бонапарта со своей любовницей, которая начала ему надоедать. Вообще-то мадам Богарне — аристократка, ей удалось благополучно пережить все события, в то время как ее супругу отрубили голову. Она не только выжила благодаря постели — она взлетела на самый верх. — Джеймс прищелкнул языком. — Она уже немолода, однако по-прежнему очаровательна и очень хитра. Говорят, Бонапарт безумно влюблен в нее.
Я словно ощутила удар кинжала. Наполеон безумно влюблен, женился…
— Вы похожи сейчас на маленькую девочку, у которой прямо из-под носа стащили сладкую булочку, — пошутил Джеймс. — Учтите, Жозефина ему под стать. Она не любит Бонапарта и будет его всячески обманывать и водить за нос. Разумеется, она станет использовать его, но при первых же признаках неудачи даст ему отставку. Так что она сможет отомстить за вас, Феличина.
— Я сама могу отомстить за себя. Я его ненавижу.
Джеймс усмехнулся.
— Ненависть — самое продолжительное из всех известных удовольствий. Мы любим быстро, а ненавидим бесконечно долго. — Он поднял бокал. — Выпейте и забудьте ненадолго о своей любви и о своей ненависти. Я понимаю, вы не любите меня, но ведь нельзя сказать, что вы меня ненавидите.
Он оторвал меня от кресла и поцеловал — сильно и страстно, как не целовал еще никогда. Его губы прижались к моим губам, а руки сжали с такой силой, словно он собирался таким образом освободить меня от дурных мыслей. Я целовала его исступленно и отчаянно, как будто каждым своим поцелуем наносила Наполеону удар.
