Тони Парсонс - One for My Baby, или За мою любимую
Затем мы возвращаемся в ее квартиру, где снова занимаемся любовью — медленно, наслаждаясь каждым мигом. Мы полностью расслаблены, и нам хорошо вместе.
На другой день просыпаемся поздно и в полдень идем на Примроуз-Хилл, где с вершины холма любуемся раскинувшейся внизу панорамой города.
— Какая красота! — восхищается Йуми.
— Да, — соглашаюсь я, глядя на нее. — Красота!
В понедельник утром, после того как мама отправляется в школу Нельсона Манделы, чтобы раздать на кухне очередные порции гамбургеров и бобов, к нам в дом заявляется отец.
Я даже обрадован этим событием. Я скучаю оттого, что его больше нет рядом, что в доме нарушился прежний ритм. Но я тут же смекаю, что он выбрал время своего прихода не случайно и сделал это из-за собственной трусости. Мне становится неприятно. Сидя на ступеньках лестницы, ведущей на второй этаж, я с презрением наблюдаю, как он собирает вещи в чемоданы. Туда укладываются книги, папки, одежда, видеофильмы, документы и стопки компакт-дисков. Верхний диск называется «Уличные танцы. 43 городские мелодии». Настоящее окно в мир молодости и оптимизма. Восхитительные ритмы, которые, правда, сейчас мне кажутся устаревшими и неуместными.
Он забирает все это, чтобы окончательно уйти от нас.
— Ну и как продвигается твоя новая книга? — интересуюсь я. — Заканчиваешь уже, наверное?
Он не смотрит на меня, а пытается закрыть дорогой чемодан фирмы «Самсонит», набитый до отказа вещами. Потом он будет точно так же натужно пытаться запихнуть его в багажник автомобиля. Но я даже не предлагаю отцу свою помощь.
— С книгой все будет в порядке.
— Вот и чудненько.
— Ты, наверное, считаешь, что мне сейчас легко? Но ведь это не так. Я скучаю по своему дому. Ты даже не представляешь, как мне без него тоскливо.
— А без нас?
— А сам как полагаешь? Конечно, без вас мне тоже очень грустно. Без вас обоих.
— Мне остается только непонятным, как ты сам себе все это объясняешь.
— О чем ты?
— То, что ты от нас уходишь. Ты делаешь маме очень больно, и я не могу понять, как ты можешь жить, осознавая это. Ты ведь должен как-то оправдывать свой поступок, хотя бы перед самим собой. Но я не могу представить, каким образом это тебе удается.
— Лена — необыкновенная девушка. Ее даже девушкой не назовешь. Она необыкновенная молодая женщина.
— А вдруг это не так, пап? А вдруг она просто очередная симпатичная девица, не более того? Может, ты сам в ней не смог разобраться? И все это было огромной ошибкой? Неужели и после этого ты станешь говорить, что дело того стоило?
— Она не просто симпатичная. Тут все гораздо сложнее. Неужели ты и вправду считаешь, что я способен перевернуть свою жизнь вверх дном из-за какой-то хорошенькой пустышки?
— Ты угадал. Именно так я и считаю.
— Ну, так или иначе, — продолжает отец, умудряясь кое-как застегнуть чемодан, — для меня было большим облегчением, когда все выставилось напоказ.
— Ты имеешь в виду свой неутомимый отросток?
— Я имею в виду свои отношения с Леной. Мне надоело прятаться. Это не могло продолжаться вечно. Я устал.
— Значит, Лена… как это лучше выразиться… твоя содержанка?
— О господи! Конечно нет.
— Но ты наверняка давал ей деньги и продолжаешь давать сейчас. Ты ведь время от времени суешь ей бумажку-другую?
— Ну хорошо. Да, это так. Но тебе-то что?
— Ты платишь ей за свои исключительные права.
— Совсем не за это.
— Ты даешь ей деньги для того, чтобы обладать исключительными правами. И если она не содержанка, тогда кто же? Ты видишься с ней, когда у тебя появляется такая возможность.
— Теперь уже не так. — Он смотрит на меня с вызовом. — Теперь я вижусь с ней гораздо чаще. Можно сказать, постоянно.
Мой старик закончил собирать чемоданы. Но в доме все равно остается очень много его вещей. Шкафы полны его одежды. В кабинете все полки заставлены его книгами. А тренажеров у нас в доме столько, что можно обставить ими небольшой спортивный зал. Но сейчас он явился сюда затем, чтобы взять самое необходимое. Отец пришел к нам не в последний раз. Сейчас ему срочно понадобилось чистое белье и коллекция дисков Дайаны Росс.
— Но как у тебя все получалось? Как удавалось скрывать свою связь? Ты, наверное, аж зубами скрипел, когда каждый раз врал нам. Ну просто тайный агент, сидящий в засаде… Который, правда, вместо этого хорошенько засаживал Лене!
— Может, ты будешь поаккуратней в выражениях?
— Неужели ты не чувствовал всей этой грязи? Ну, когда обманывал нас?
— Мне и самому такая жизнь не нравилась.
— Но не слишком. Иначе ты бы прекратил эти встречи.
— Наверное, ты прав.
— А она ни о чем и не догадывалась. Я имею в виду маму. Даже не подозревала, что с тобой творится что-то неладное. Неведение является в какой-то степени благословением. Во всяком случае, мы серьезно недооцениваем такое состояние души.
— Ну, мне пора.
— А ведь мама доверяла тебе. Какой же ты негодяй! Только поэтому тебе удавалось так долго обманывать ее. Не потому, что ты слишком умен и изворотлив. А только лишь потому, что она полностью тебе доверяла. Она добрая и доверчивая. А ты ведь и себя, поди, считаешь достойным мужчиной. Что ж, теперь маме, наверное, нужно сжаться в комочек и тихо умереть? Так ты представляешь себе ее будущее?
— Боже мой! Да ты больше переживаешь, чем она сама!
Отец пытается уйти, но я решительно преграждаю ему путь.
— Послушай, я ведь уже не ребенок.
— Тогда перестань вести себя как малое дитя.
— Я могу понять, почему тебе захотелось переспать с Леной. Я даже могу понять, почему потом тебе захотелось продолжать отношения с ней.
— Огромное спасибо за такое понимание.
— Но я только не могу понять, как ты можешь быть таким жестоким.
— Я не хочу быть жестоким. Я просто пытаюсь наладить свою жизнь. Неужели ты никогда не испытывал ничего похожего, Элфи? И тебе не хотелось просто наладить свою собственную жизнь? — Он в отчаянии начинает мотать головой. — Нет, по-видимому, нет.
Но я не понимаю еще одного. Что теперь будет со старыми фотографиями? Со всеми фотографиями, наклеенными в альбомы, и еще с теми, которые сложены в коробки из-под ботинок или просто лежат в ящиках шкафов. Куда теперь их девать?
Мой отец не станет забирать их. Он не собирается сидеть в своем съемном любовном гнездышке и рассматривать старые снимки вместе с Леной. Ей не захочется разглядывать фотографии, на которых изображены мои мама и папа у моря, в саду возле дома и на семейных праздниках в смешных самодельных шляпах. Все эти праздники теперь, как выяснилось, пошли коту под хвост.
Но Лене все это ничуть не интересно. И моему отцу, кстати, тоже. Теперь вдруг стало не интересно. Ему не нужны напоминания о его прошлой жизни. Ему хочется наладить новую жизнь.
И эти старые фотографии уже не доставят удовольствия моей матери. Она тоже больше не захочет их пересматривать. Меня возмущает больше всего, что поведение отца не только отравило наше настоящее. Его поступки проникли сквозь годы назад и испортили нам счастье в прошлом. Теперь оно кажется каким-то неуместным, и все наши маленькие радости, наши праздники — все это становится чем-то второсортным и никому не нужным.
Наши самодельные шляпы на Рождество, наши улыбающиеся лица на заднем дворике, наши гордые взгляды из-за того, что мы нарядились в свои лучшие костюмы… Как все это нелепо выглядит сейчас. Старые фотографии стали ненужным хламом.
Мой отец испортил не только нашу сегодняшнюю жизнь. Он разрушил наше прошлое.
По дороге на работу я покупаю для нее цветы. Нет, я не стал выбирать что-либо особенно крикливое и сразу же бросающееся в глаза. Тут главное не перестараться, и я действую достаточно осторожно. Пусть это будет небольшой букетик желтых тюльпанов. И вручу я его тогда, когда найду для этого подходящий момент.
Но все происходит как-то странно. На уроке Йуми ведет себя как и прежде, то есть остается такой же, какой была всегда. Она так же шутит и подкалывает своих приятелей из группы продвинутых новичков, при этом проявляя себя добросовестной и прилежной ученицей. Словно в ней ничего не изменилось, будто в ее жизни не произошло ничего особенного. Как будто весь мир для нее не стал внезапно совершенно другим.
Наступает обеденный перерыв. Йуми забирает с парты свои книги и собирается уходить.
— Поговорим? — предлагаю я, доставая из-под учительского стола тюльпаны и протягивая ей букет.
— Потом как-нибудь, — безразлично отвечает она, даже не глядя на цветы.
Мое сердце уходит в пятки, но в ту же секунду Йуми быстро целует меня в щеку, сминая при этом букет, и сердце снова воспаряет.
Рабочий день заканчивается, и я вместе со своими тюльпанами отправляюсь в «Эймон де Ватера». В дверях замечаю, что Йуми сидит у бара вместе с Имраном. Я решительно направляюсь к ним, но тут же останавливаюсь как вкопанный, потому что вижу, как Имран обхватывает девушку за тонкую талию, а другой рукой небрежно ласкает ее. В ответ Йуми целует его в губы, а потом начинает тереться головой о плечо Имрана, как маленькая кошечка, выпрашивающая у хозяина сливки. Точно так же, как она проделывала это со мной.
