Мари-Бернадетт Дюпюи - Сиротка. Нежная душа
— Сейчас да. Но я с нее глаз не спущу! И придет же в голову — ехать в такую даль, когда ждешь ребенка!
Это заявление домоправительницы усилило в девочке чувство вины. Это ведь она уговорила Эрмин ехать в Квебек, но все пошло не так…
— Я буду тебе помогать, Мирей, — сказала она грустным тихим голоском. — Я не хочу, чтобы Эрмин болела. Она ведь не умрет, правда?
— Конечно нет, не беспокойся. Такое случается. Мы, женщины, очень сильные, моя крошка, иначе земля давно бы обезлюдела!
Весь следующий день славная Мирей исполняла роль медсестры. Она бы и на руках стала ходить, если бы понадобилось. С утра до вечера она готовила разные вкусности и относила на подносе наверх, и Шарлотта с огромным рвением ей во всем помогала. Между домами поселка носился резкий ветер, а Эрмин в это время лежала, свернувшись в клубок, в своей мягкой и уютной постели.
— У тебя будет еще много детей, — не уставала повторять Мирей. — Не терзайся так, не каждый раз удается сохранить беременность. Ты не первая и не последняя, кто теряет свой плод. Отдыхай и набирайся сил.
Эрмин была ей очень благодарна. К ней постепенно возвращался покой. Боль утихла, она была в теплом доме, и ощущение тотальной безопасности давало умиротворение. Она, словно больное животное, думала только о том, чтобы поправиться и больше не подвергать себя опасности.
В пятницу утром молодая женщина встала с постели. Казалось невероятным, что столько событий уместились в каких-то четыре дня.
«В понедельник мы уехали, и в тот же вечер я заснула в Лак-Эдуаре. Во вторник у меня разболелся живот. Завтра, в субботу, приедет мама. Я так по ней соскучилась! Я крепко ее расцелую и обниму. И Тошан тоже приедет… Мирей поклялась, что сохранит все в секрете. Она даже сходила к Онезиму и взяла с него слово, что он никому не расскажет, что я уезжала в Квебек. Конечно, нехорошо их обманывать, но мне так стыдно, меня так мучит совесть!»
Все встало на свои места. Мороз внезапно ослабел, и пошел сильный снег. В санатории Лак-Эдуара смена погоды никого не обрадовала: что же будет с этим бедным Эльзеаром Ноле, покинувшим заведение посреди ночи? Его хватились на рассвете, и оказалось, что он забрал с собой все свои вещи. Жители деревни по следам определили, что мсье Эльзеар вместо того, чтобы отправиться на вокзал, ушел в лес.
Монахини молились за него, вкладывая в молитву всю свою душу. Но не Эльзеар, а Жослин Шарден решил бежать от болезни, вступить в бой со своей жестокой судьбой, бросить вызов прошлому, — и все это невзирая на то, что будущего у него, вероятнее всего, не было.
Снедаемый внутренним пламенем, мужчина не ощущал ни холода, ни снега. На снегоступах он шел к озеру Сен-Жан, к Валь-Жальберу.
Глава 6
Молчание соловья
Валь-Жальбер, суббота, 25 февраля 1933 годаЭрмин устроилась на диване в гостиной. Неделя, принесшая ей столько боли и хлопот, подходила к концу. Как и было оговорено, Лора с Хансом должны были приехать к обеду. Мирей суетилась в кухне, занимаясь приготовлением роскошной трапезы.
— Тебе удобно? — спросила у молодой женщины Шарлотта. — Может, тебе что-нибудь принести? Книгу или лечебный настой?
Минуту назад девочка укутала Эрмин в шерстяное одеяло, потому что та мерзла, хотя в комнате было очень тепло.
— Спасибо, не надо. Я немного переживаю, потому что мама скоро приедет. Мне стыдно за то, что я скрою от нее правду — и про поездку в поезде, и про остальное…
Она не осмелилась произнести слово «выкидыш», болью отозвавшееся в ее сердце.
— И вам с Мирей из-за меня придется лгать, — добавила молодая женщина. — Мне очень стыдно, Шарлотта! А вечером приедет Тошан… Только сейчас я поняла, как глупо было с моей стороны вот так взять и уехать.
— Прости меня, Мимин, это я виновата!
— Не говори так больше! — оборвала ее Эрмин. — Я взрослая и должна была обо всем подумать, а не затевать сгоряча такую авантюру!
Однако Шарлотта по-прежнему считала себя виноватой в несчастьях, выпавших на долю старшей подруги. Она невесело улыбнулась, села у маленького столика и снова взялась за вышивание.
«Я все время мерзну, — подумала Эрмин. — На улице светит солнце, но мороз очень сильный. Счастье, что Арман заготовил много дров и отопление работает на полную мощность».
Короткое пребывание в санатории Лак-Эдуара заставило ее о многом задуматься, быть может, даже повзрослеть.
«Я больше никогда не должна жаловаться на жизнь. Маленький Жорель, конечно, знает, что обречен, но у него хватает сил, чтобы улыбаться. Родители навещают его редко. Я знаю, как это тяжело для ребенка…»
Бесконечно тяжелые часы, которые она провела в постели, позволили ей подвести итог своей недолгой жизни.
«Да, я была сиротой, и все же в монастырской школе я имела некое подобие семьи. Потом Бетти заменила мне мать. Моя дорогая Бетти! От нее я тоже скрыла правду. Я ничего ей не сказала вчера вечером…»
Элизабет Маруа пришла к вечернему чаю без предупреждения, что было ей совершенно несвойственно.
— Я не могла навестить тебя раньше, Мимин, потому что моя крошка Мари температурила и сильно кашляла, — пояснила Эрмин ее соседка и добрая подруга. — Стоит такой холод, что я целую неделю не выходила на улицу. Арман сказал, что в доме очень тихо. Он подумал было, что ты куда-то уехала.
— Я тоже была нездорова, Бетти. Шарлотта в понедельник и вторник не пошла в школу, помогала Мирей и присматривала за Мукки.
Этих объяснений хватило, чтобы успокоить Элизабет, еще не оправившуюся от волнений, связанных с болезнью такой долгожданной дочки, которая до сих пор кашляла.
«Мне бы следовало проявлять больше внимания к Бетти и Мари, — подумала Эрмин. — Раньше я была в курсе всех дел семьи Маруа, но теперь у меня появились свои заботы…»
В общем, у Эрмин нашлась масса поводов для того, чтобы быть недовольной собой и своими поступками. Услышав звук мотора, она вздрогнула. Через несколько минут в комнату вошла Лора. Щеки ее порозовели от холода.
— Мамочка, какая ты красивая! — вместо приветствия воскликнула Эрмин. — Ты изменила прическу?
— Да, у меня новая стрижка и завивка. И цвет чуть светлее прежнего, — отозвалась ее мать.
Шелковистые, окрашенные в платиновый блонд волосы женщины были завиты в мелкие кудряшки и красиво обрамляли лицо. Макияж Лоры тоже был намного ярче обычного. Она сняла шубку из чернобурки и покрутилась перед дочерью, чтобы показать ей серое бархатное платье, сшитое по моде того времени: оно открывало ноги, но не подчеркивало талию. Ханс с озадаченным видом следил за движениями Лоры, потом внимательно посмотрел на Эрмин.
— Ты нездорова? — спросил он. — В это время дня тебя нечасто увидишь лежащей на диване…
— Я решила прилечь, ожидая вас, — ответила Эрмин. — И мне, правда, немного нездоровится. Но ничего страшного, просто усталость.
— И неудивительно, — коротко заметила Лора. — Морозы бьют все рекорды. Этой ночью в Робервале было минус тридцать.
Эрмин, которая все еще дрожала от озноба, попыталась встать. Она отметила про себя, что мать даже не поцеловала ее.
— Теперь я понимаю, почему никак не могу согреться, хотя Арман как следует растопил печи во всех комнатах.
— Холод — не помеха для некоторых заядлых путешественников, — сказала Лора, присаживаясь на краешек дивана. — Не так ли, дорогая?
Молодая женщина онемела от удивления. Мать не могла сказать это случайно. Лора открыла свою сумочку и вынула сложенную вдвое газету.
— Ты думала, что мы с Хансом ни о чем не узнаем, верно? — с досадой спросила она. — Эрмин, объясни же мне, что все это означает? Когда я увидела эту статью, мне показалось, что я брежу. Увы, «La Presse» попала ко мне в руки не в день публикации, а позже, иначе я приехала бы раньше. Мне принесли ее только вчера вечером, и я целую ночь не спала. Я прочту тебе, и ты поймешь, что меня так шокировало.
Ошеломленная, Эрмин молча смотрела, как Лора торопливо разворачивает выпуск ежедневной газеты. Через мгновение зазвучал ее ледяной, звонкий голос:
— «Благословим же жестокость зимних морозов, которые в ночь с понедельника на вторник привели в санаторий поселка Лак-Эдуар молодую и красивую певицу. Нет никаких сомнений в том, что пациенты этого лечебного учреждения никогда не слышали столь восхитительного пения. Уроженка Валь-Жальбера, рабочего поселка, ныне почти опустевшего, талантливая Эрмин Дельбо привела публику в восторг исполнением сложнейших арий из репертуара лирического сопрано. Слушатели благодарили ее бурными аплодисментами. Надеемся, что наша соотечественница скоро заявит о себе как…» Дальше читать нет смысла. Эрмин, как ты там очутилась? Я понятия не имела, что в понедельник вечером ты можешь оказаться почти в Квебеке! Ты совсем не думаешь обо мне!