Барбара Делински - Наслаждение и боль
«Не торопи события, — всегда говорил Бен. — Дай им узнать тебя получше. Тогда они оттают».
Но они так и не оттаяли — ни когда был еще жив Бен, ни после того, как он умер, и она осталась одна. О да, конечно, они всегда были безукоризненно вежливы — приветливо махали рукой, завидев ее, даже иной раз останавливались поболтать, как накануне Карен. Но во всем этом не чувствовалось искреннего тепла, и дружба все как-то не завязывалась. Конечно, возможно, это потому, что сама Гретхен почти не высовывала нос из дома, но она и раньше жила затворницей. Но самое ужасное было другое — в присутствии этих трех женщин она неизменно чувствовала себя униженной. Ее презирали — вежливо, утонченно и при этом вполне открыто. Ей неизменно давали понять, что она не принадлежит к их кругу, потому что она дурно воспитана, необразованна и вообще, что называется, «из другой стаи». Она — пария.
«Ты моя красавица» — так говорил ей Бен, и, глядя ему в глаза, Гретхен верила, что так оно и есть. Слово «красота» в его устах имело совсем другое значение. Она знала, что он имеет в виду отнюдь не внешность. Муж умел дать ей почувствовать, что видит и ценит красоту ее души.
Именно за это, за красоту его собственной души, она и полюбила его. Но теперь его нет, а она, прячась за занавеской, разглядывает эту троицу, отчаянно завидуя им и их дружбе. Сейчас она бы, наверное, отдала что угодно, чтобы иметь возможность выйти из этого дома, ставшего для нее склепом, и присоединиться к ним. Из них троих Аманда была ближе всего к ней по возрасту, да и казалась приветливей других, но, ради всего святого, что у них общего с Гретхен? У Аманды диплом магистра психологии, а у нее, Гретхен, что? Карен и та, вторая, Джорджия, хотя бы обе понимали, что такое — носить под сердцем ребенка. Они наверняка успокоили бы ее, убедив, что в тошноте, которая мучит ее по утрам, нет ничего необычного, что судороги в ногах после родов наверняка исчезнут без следа, что главное — это ребенок, а все остальное — ерунда, потому что это самый чудесный подарок, который может сделать женщине жизнь, а все, кто считает, что она не справится одна, просто идиоты, на которых не стоит тратить время.
Но она понимала, что не может вот так взять выйти из дома и присоединиться к ним. Они не хотят ее видеть. Они любили Джун, а она не Джун. Им была нужна другая женщина, возможно, ровесница Бену, в которой они все трое могли бы видеть мать. По-женски мудрая, здравомыслящая, со спокойным, мягким характером…
И к тому же не очень красивая или просто некрасивая, из числа тех женщин, на которых ни один мужчина не посмотрит дважды, но и в этом отношении Гретхен ничуть не соответствовали созданному их воображением идеалу. Ее внешность стала для нее счастливым билетом, который она вытянула в лотерее под названием «жизнь». Без нее она так бы и торчала сейчас в своем шахтерском поселке. Внешность — это было все, что она имела.
Да, вот так-то… и больше ничего. Впрочем, потом судьба, смилостивившись, послала ей Бена. Теперь его нет с ней, зато остался его дом и его деньги. И очень неплохой пакет ценных бумаг. И еще ребенок, который каждый день рос в ней.
Улыбнувшись, Гретхен мягко погладила ладонью округлившийся живот. Ее ребенок. Только ее — и ничей больше. В один прекрасный день — очень скоро — она тоже будет сидеть на краешке тротуара, поджидая школьный автобус. Интересно, как поведут себя эти женщины тогда? Примут ли они ее в свой круг? Она не знала. Впрочем, скорее всего тогда ей будет уже все равно. Ее малыш будет играть с другими детьми, у которых тоже есть матери, и она обязательно с кем-нибудь подружится. Вот тогда и у нее появятся подруги. Они будут другие — славные, дружелюбные, с более широкими взглядами, чем эти, на которых она смотрела сейчас. Им и в голову не придет судачить о ней прямо у нее на глазах, перемывая ей косточки и жадно гадая, кто мог быть отцом ее малыша. О да, криво усмехнулась она, именно это они сейчас и делали. Да и Карен вчера явилась к ней неспроста, и печенье тут ни при чем. Наверняка вынюхивала, с кем она спит.
Пусть поломает себе голову, решила Гретхен, чувствуя, что начинает закипать. Пусть помучается! И остальные вместе с ней. Коль скоро ни у одной из этих дам не нашлось в душе ни капли сочувствия — пусть! Она поступит с ними так же. В конце концов, она ничем не обязана им. Пусть теперь терзаются подозрениями, гадая, кто из их драгоценных мужей сделал ей ребенка!
Повернувшись, она отошла от окна и через прихожую прошла в гостиную. Лениво улыбнулась и очень осторожно, чтобы не причинить неудобства ни себе, ни будущему малышу, опустилась на диван, сбросила туфли и с довольным вздохом вытянула ноги. Напротив нее, на стене, висела картина. Гретхен смотрела нее, с удовольствием чувствуя, как мало-помалу охватившая ее злость тает, уступая место безмятежному спокойствию.
«Соседка». Картина была свадебным подарком Бена. Он отыскал ее в какой-то художественной галерее в Париже, где они проводили свой медовый месяц, и уже по одной этой причине полотно занимало в ее сердце особое место. Собственно говоря, Гретхен влюбилась в нее с первого взгляда, едва увидев ее на стене в галерее. Сначала ей бросилась в глаза тяжелая бронзовая рама, но потом, разглядев картину, Гретхен уже не могла оторвать от нее глаз. Полотно не принадлежало кисти какого-то известного мастера — автор ее был молод и еще не успел отойти в мир иной. Не отличался он и особым мастерством. Но ему удалось уловить и передать ту особую призрачную мягкость оттенков и полутонов, которая была свойственна, пожалуй, только импрессионистам, и в результате получилась самая романтическая, самая чувственная, самая идиллическая картина из всех, что когда-либо доводилось видеть Гретхен.
На переднем плане была изображена женщина, срезающая бутоны со шпалеры вьющихся роз. Платье из какой-то желтой ткани, отделанное у шеи и на запястьях оборками, мягкими, струящимися складками спадало вниз, низко надвинутая широкополая шляпа закрывала от солнца нежную шею. Женщина стояла у самого конца выкрашенной в белый цвет изгороди, скрывавшей ее садик от постороннего взгляда. Ее дом и тот, что рядом, утопали в зелени. А позади них, в конце улицы, был виден океан.
Что придавало картине такую чувственность? Гретхен и сама этого не знала. Она проводила долгие часы, снова и снова вглядываясь в нее и ломая над этим голову, но так и не смогла ответить на этот вопрос. Ничего эротического, никаких откровенных намеков или обнаженного тела. Может быть, все дело в женщине? Привстав на цыпочки, она тянулась за розой, и ее пышная грудь, восхитительно очерченная одним взмахом кисти, притягивала к себе взгляд. Возможно, все дело в этом, думала Гретхен. А может, в этом был виноват нежный румянец у нее на щеках или соблазнительная улыбка, порхающая на сочных губах? Или белокурые пряди волос, выбившиеся из-под шляпки и кольцами обрамляющие лицо? Или мелкие капельки пота, сверкающие, точно роса, на верхней губе незнакомки? Как бы там ни было, но от картины исходил пьянящий аромат чувственности, и Гретхен до сих удивлялась, как мастерски художнику удалось его передать. Несколько раз она украдкой подходила к картине вплотную и, убедившись, что никто ее не видит, трогала ее кончиком пальцев, а потом подносила их к глазам, каждый раз ожидая увидеть их слегка влажными.
В этих сверкающих каплях пота было что-то потрясающе чувственное. Но, кроме этого, такое ощущение вполне могло возникнуть из-за взгляда женщины — какого-то слегка отстраненного, словно бы обращенного внутрь себя, к тому, что происходит в ней самой и что недоступно и непонятно никому, кроме нее.
Гретхен был хорошо знаком этот затуманенный взгляд. Такой взгляд бывает у женщины, чье сердце наполнено любовью, о которой она мечтала всю жизнь. Гретхен и сама мечтала о ней. На какое-то время — увы, слишком короткое — она думала, что нашла ее с Беном. Ему удалось сделать так, что она вдруг почувствовала себя такой же чувственной, такой же соблазнительной, как незнакомка на этой картине. Как — одному богу известно. Бен был необыкновенным человеком, вздохнула Гретхен. Другого такого нет и не будет.
Какое-то время, впрочем, она тешила себя надеждой, что судьба послала ей другого, такого же, как ее Бен. Боже, как же она ошибалась! Но теперь это уже не важно, подумала она. Ее малышу не нужен отец. Да и зачем? Ведь у него будет мать, которая будет любить его за двоих. Мать, которая даст ему все, в чем он будет нуждаться.
Сыновья Бена не слишком обрадуются, узнал, что она беременна, хмыкнула Гретхен. Оба уже взрослые, оба женатые, отцы семейств, оба намного старше самой Гретхен. Как они разозлились, узнав, что отец завещал ей большую часть имущества! А ее неожиданная беременность даст им возможность устроить грандиозный скандал. Оба тут же примчатся с расспросами, пристанут с ножом к горлу, требуя сказать, кто же отец ее ребенка. Можно не сомневаться — наверняка заподозрят, что их молоденькая мачеха успела обзавестись любовником еще при жизни отца. Еще примутся кричать о морали, ханжи несчастные. А закончится все тем, что объявят Гретхен шлюхой.
