Екатерина Вильмонт - Хочу бабу на роликах !
К сожалению, долго играть этот спектакль ему не довелось, нужен был спонсор, а его не находилось.
Может быть, теперь он найдется, этот чертов спонсор? Как было бы здорово! Нельзя ему играть только ментов и крутых мужиков. А если он еще уйдет из театра, как собирается... Тут нужен "Гамлет"! Сейчас спонсор найдется, не сомневаюсь, надо только его искать. Черт, черт, черт, о чем я думаю? Я хотела уже порвать проклятые снимки, но передумала и на всякий случай решила спрятать их. Но куда? А все туда же, в "Историю КПСС"! Если он решит почитать письмо от любимой женщины, то найдет эту красоту - и поймет, что я все знаю. И что тогда? А что будет, то и будет, там поглядим!
Я затаилась. Глеба рвали на части, и я почти не видела его. Таинственный доброжелатель больше не присылал ничего. Я совершенно не знала, куда себя девать. Некоторые актерские жены всюду таскаются за мужьями, торчат сутками на съемках, но Глеб этого просто не потерпел бы. Я не хочу гирей висеть на нем. Наконец мне позвонила Ульяша:
- Санька, здоровеньки булы! Привезла тебе не только мешок семечек, но и еще кое-что!
- Да? И что же это?
- Работа!
- Какая работа? - удивилась я.
- Творческая!
- Что?
- Ну это не совсем телефонный разговор...
- Уля, ты меня пугаешь!
- Ничего, лиха беда начало! Можешь сейчас ко мне приехать? Я только что с поезда, еле жива.
- Хорошо, скоро буду!
Уля и вправду выглядела усталой, но к моему приходу уже успела принять душ и сейчас сидела в халате, с полотенцем на голове и пила кофе.
- Хочешь кофе?
- Нет, спасибо, что ты там в Киеве мне за работу нашла, о которой нельзя говорить по телефону? Наркокурьером, что ли?
- Да нет, - рассмеялась она. - Это у меня еще советская привычка. А работа такая - ты берешь заграничный роман и полностью его переделываешь.
- То есть как?
- А вот так! Он должен стать неузнаваемым! Ты меняешь все: имена героев, страну, место жительства - словом, все реалии...
- Боже мой, зачем это?
- Все очень просто: чтобы издательство не платило за авторские права!
- Не понимаю! Не проще ли написать тогда новый роман?
- А ты можешь?
- Нет, наверное.
- В том-то и дело! Это, конечно, жульничество, но все-таки работа чистая...
- В высшей степени! И потом, этот роман ведь еще надо перевести.
- Да, действительно, об этом я как-то не подумала... А ты перевести не сможешь?
- Уля, ну что ты такое говоришь? Я же едва знаю английский. Ну надо же, чем только люди сейчас не занимаются, с ума сойти!
- Понимаешь, я в поезде познакомилась с одной женщиной, она как раз издает такие псевдороманы.
Я о тебе вспомнила, и она сказала, что можно попробовать... Но перевод... Жалко!
- А мне не жалко, это черт знает что. Может, если б я должна была детей кормить, тогда бы я и за такое взялась, а так чего ради?
- Тогда будем ждать Анюту, она скоро вернется.
Потом Уля достала мешочек конского зуба, мы поджарили семечки с солью и уже ничего не могли делать. Тупо сидели на кухне и лузгали семечки.
- Нет, какая пакость! - время от времени восклицала Уля, но остановиться была не в силах. - Ой, Сашка, в братской Украине твой Глеб тоже гремит - сейчас, сейчас, куда же я этот журнал девала... Ага, вот он. Глянь, до чего хорош, мерзавец!
Она протягивала мне глянцевый журнал, на обложке которого был Глеб.
- Между прочим, там и твоя мордаха есть, - заметила Уля.
- Где?
- Открой на четвертой странице!
В самом деле, там было напечатано несколько снимков, на одном я узнала себя в момент, когда выходила из дома. Фотография показалась мне на редкость удачной. Я была в черном плаще. На втором снимке я узнала ту самую вешалку. На третьем был Глеб и не слишком молодая дама в каком-то навороченном вечернем туалете. Под моей фотографией было написано: "Первая и пока единственная жена Глеба Ордынцева Александра". "Пока единственная"! Про вешалку было сказано: "Ослепительная партнерша Мира Монтерро, она снялась в нескольких эпизодах фильма "Улыбка солнца", но даже красота и сумасшедшее обаяние партнера не смогли сбить ее с пристрастия к однополой любви". Ничего себе. Значит, красивая вешалка - лесбиянка! Меня этот факт только порадовал. Под третьим снимком надпись гласила: "Благосклонная улыбка продюсера - залог успеха!"
- Налюбовалась?
- Уля, ты даже не представляешь себе, какой камень у меня с души свалился благодаря тебе!
- Опаньки! А в чем дело-то?
Я рассказала о двух конвертах.
- Ну надо же, что за блядство такое! И кому это понадобилось?
Я молча развела руками. У меня было подозрение, что это дело рук Лары-Лауры, но я промолчала. Я теперь вообще старалась не проронить лишнее словечко о Глебе, даже с Улей. Но все-таки мне стало легче. И, придя домой, я первым делом выбросила в помойку те фотографии, что покоились в "Истории КПСС".
***
Через несколько дней выяснилось, что никакой редактуры для меня пока нет, но со временем, возможно... Я совершенно не знала, куда себя девать. В однокомнатной квартире даже уборкой невозможно все время занять. Глеб почти не бывает дома, разумеется, к его приходу я всегда готовлю ужин, стараясь, чтобы это было что-то легкое, не слишком калорийное... Я выполняю все свои обязанности, но...
И Глеб на первый взгляд такой же, как всегда, но я чувствовала, что между нами почему-то словно выросла стена. Или я все это придумала?
В один отнюдь не прекрасный день мне все стало ясно.
Я ездила к свекрови помочь ей собраться: она уезжала в Карловы Вары лечить печень. Поездку ей оплатил Глеб, и она была на седьмом небе. Даже на меня не обижалась.
Мы еще посидели, потом простились, и я поехала домой. Открыв дверь ключом, я сразу услыхала голоса на кухне. Глеб и кто-то еще. А, Генка! Похоже, они там решили выпить, я уже хотела крикнуть им, что я пришла, но тут до меня донесся голос Генки:
- А как же Санька?
- Ах, боже мой, если бы я знал! Пойми, я чувствую себя как стреноженный конь...
- Ты хочешь сказать, как стреноженный жеребец, - довольно ядовито произнес Генка.
- Дурацкая шутка! Нет, правда, я совершенно растерян. Думаешь, я не знаю, чем я обязан Сашке?
Прекрасно все понимаю и даже больше тебе скажу: я ее по-своему еще люблю, она как часть меня самого, вот это меня и мучает.
Он замолчал. Я стояла замерев. Вот оно - то, чего я боялась. Он любит меня, но "по-своему"! То есть попросту терпит без отвращения, так, что ли?
- И все-таки, Глеб... Баб у тебя было и будет тьма, а Сашка... Сашка она ведь уникальная Такие на дороге не валяются.
- Да знаю я все, знаю! - раздраженно произнес Глеб. - Но если бы ты ее видел...
- Кого? Сашку?
- Да не Сашку, а Яну! Ты пойми, она же не просто красивая, она умница, и вообще, в ней столько перца... Она такая отчаянная, у меня дух от нее захватывает, я как будто в другое измерение с ней попадаю. А Сашка... Она хорошая, добрая, самоотверженная, все так... Но я знаю ее вдоль и поперек. Она, прости меня господи, кажется мне такой пресной...
- Это Сашка-то пресная? Тебе не стыдно, Глебка? Я никогда столько не ржал, как в то лето, когда мы в Коктебеле вместе отдыхали. Помнишь, мы там на свадьбу попали, а невеста была с огромной жопой...
- Ну и что?
- Сашка тогда схохмила: "Снился мне зад в подвенечном уборе". Она такая веселая была, заводная...
Да и вообще, зажрался ты, браток. Счастья своего не ценишь, - тяжело вздохнул Генка.
- Стоп, стоп, ты что, влюблен в Сашку?
- Ничего я не влюблен, - как-то угрюмо произнес Генка. - Но ты все равно дурак!
- Ну допустим, что я тебе поверил, хотя не очень... У вас с ней что-то было?
- Ты сдурел? Похожа Сашка на баб, которые исподтишка блядуют с друзьями мужа?
- Непохожа, это правда, а там кто ее знает, может, она втихаря...
- Глеб!
- А что? Скрывала же она от меня несколько лет, что работает прислугой.
- Что?
- А то... Она мне призналась, что никакой она не бухгалтер в фирме, а домработница у каких-то богатых идиотов. Она же от меня это скрывала!
- Но ведь это она скрывала, чтобы ты, мудак, не комплексовал!
- А любовников она скроет, чтобы я не чувствовал себя рогоносцем.
- Тебе легче считать ее виноватой, да?
- Может быть...
- Ах, идиот, дурак ты набитый. Такую бабу на какие-то пряности променять...
- Пряности? - пьяно засмеялся Глеб. - Но если б ты видел Яну, если бы ты знал... Я, Генка, мужик неслабый, пол-Москвы могу трахнуть, а она... Она из меня все соки выжимает, и как...
Больше я слушать не могла, хватит с меня. Я на цыпочках вышла на лестницу, отчетливо понимая, что моя жизнь с Глебом кончилась. Бесповоротно.
Но что мне делать, куда идти? Если бы я могла уехать к бабушке, но и это невозможно. Я вышла во двор.
Уже наступил вечер, но летняя темнота была еще прозрачной, нестрашной. Надо все хорошенько обдумать. Я добрела до сквера и села на лавочку. Кругом было безлюдно. Я закрыла глаза. Когда жизнь по-настоящему берет меня за горло, я начинаю сразу думать, как выбраться, а уж потом предаюсь унынию и рефлексии. Ясно одно - жить с Глебом я не буду.
