Даома Винстон - Любовь под запретом. Дом одиноких теней
— Сегодня утром, Ричард, я сказала Дереку, что я не была у тебя.
Ричард бросил на нее уничтожающий взгляд:
— Ты не хотела позволить ему подумать о тебе что-нибудь плохое?
— Но ведь этого не было на самом деле, а я ненавижу лгать, — сказала она. — К тому же, я хочу как-то объяснить все, что здесь происходит. Я даже собираюсь все рассказать Биллу Абелю. Надеюсь, он разберется в этом лучше меня.
— Ты хочешь рассказать?
— Да, Ричард.
— Тебе лучше бы запереть рот на замок, а ключ вышвырнуть подальше в пустыню, Стейси.
— Лучше для меня или для твоей безопасности? — спросила она.
— А ты как думаешь?
— Я не знаю.
— Вот это мудро, — произнес он твердым голосом. — Не знать, что лучше, но действовать так, словно тебе ничего не грозит. Вероятно, ты веришь в чистоту и непорочность человеческой природы, или у тебя полностью отсутствует инстинкт самосохранения. Впрочем, в тебе может говорить и отголосок стерильного воспитания… Неважно. А важно лишь вот что — не говори никому ни о чем. Ну и конечно, не нужно думать обо всем этом так много, — он посмотрел на нее, но на его лице ничего нельзя было прочитать. Он погладил ее по щеке. Его пальцы были теплыми и очень нежными. Она внезапно вспомнила, как он точно так же погладил по щеке Марию. Стейси отпрянула. Он встал и ушел, больше не добавив ни слова.
Она решила, что, как ни жаль, он тоже оставил ее. Ветер раскачивал большое железное ведро, висевшее на веревке, перекинутой через стену. Оно с негромким клацаньем ударялось о кладку.
Внезапно перед ней вырос Дерек и, наклонившись, сказал:
— Ты в своих мыслях за много миль отсюда, не так ли, дорогая?
Она ничего не ответила, только пристально посмотрела на него. Тогда он добавил:
— Но ты здесь, в Каса де Сомбра, со мной.
— Только до тех пор, пока полиция не узнает правду, — отрезала она.
— Ты навсегда здесь, Стейси.
— Не говори ерунды, Дерек. Этого никто не сможет вынести.
— Не уверен, что ты это помнишь, но ты приходишься мне женой, — последнее слово он произнес так, словно выплюнул изо рта что-то очень невкусное.
— Это можно изменить.
— Бедняжка, ты не всегда понимаешь мужчин, верно?
Взгляд темных глаз Дерека вдруг смягчился, и он ласково произнес:
— Знаешь, я хочу попросить у тебя прощения за то, что был не очень внимателен к тебе все последнее время. Разом навалилось так много забот… Но теперь все прошло. Я сегодня же переберусь в твою комнату, и все будет как раньше, да?
— Можешь не беспокоиться, Дерек, — ответила она холодно. — Уже ничего не будет как раньше. Я не собираюсь начинать все сначала. Ты для меня уже не имеешь значения.
Лишь выпалив эту тираду, она поняла, насколько это было правдой. Она сама удивилась глубине своего равнодушия к нему. Ведь совсем недавно она мучилась вопросом, почему он разлюбил ее, мечтала вернуть его любовь, со сладкой дрожью вспоминала его прикосновения, его нежность… А теперь она едва сдерживалась, чтобы не ответить откровенной грубостью на его попытку охмурить ее как деревенскую дурочку.
Возможно, дело было в том, что она научилась понимать ход его мыслей, и ей стало легче с ним. Это была просто новая комбинация, часть того кошмарного представления, которое разыгрывалось перед ней и, к сожалению, не без ее участия. Возможно даже, что новая роль образумившегося мужа была придумана Дереку кем-то другим из Александеров. Почему-то им необходимо было удержать Стейси в Каса де Сомбра, по крайней мере, сейчас. Хотя она не все могла объяснить, она знала многие их секреты, и они отдавали себе отчет в том, что не в ее интересах молчать о них. Следовательно, их игра заключалась в том, что она должна оставаться в Каса де Сомбра до тех пор, пока…
Казалось, сильная, безжалостная, ледяная, как дыхание смерти, рука сжала ей сердце. Она взглянула мимо все еще улыбающегося Дерека на острые вершины гор.
Дерек сказал просительно:
— Если ты достаточно разумна, останься здесь хотя бы еще на некоторое время. К тому же, ты обещала шерифу. Будет нечестно, если после своего обещания ты вдруг исчезнешь…
Все было и так ясно. Она не стала ему ничего отвечать.
Раздался шум автомобиля. Ворота открылись. Стейси вглядывалась в промелькнувшие в машине силуэты. Она ожидала, что это будут Билл Абель и Джуд Линкольн. Но вместо этого в патио въехал старый автомобильчик. Когда он остановился, из него вышел Генри. Он вернулся к воротам и закрыл их. Команчи подождала, пока он вернется и присоединиться к ней. Затем их фигурки, согнувшиеся от тяжести постигшего их горя, направились в дом.
— Похороны закончились, — тусклым голосом произнес Дерек.
— Похороны? Марию уже похоронили?
— Да, здесь, как на всем Юге, стараются хоронить как можно быстрее.
— Но Дерек, разве никого из вашей семьи не было на похоронах Марии?
Дерек равнодушно ответил:
— У нас свои заботы. К тому же, я побоялся… — он не договорил начатую фразу.
— Ты побоялся, что вас, Александеров, увяжут с этим преступлением. Как же, вы не можете позволить себе быть как все, вы же — столпы общества! Дерек, вот что я хочу сказать тебе и всем твоим родным, вы — бессердечны!
— Лучше подумай о том, что ты собиралась рассказать Биллу Абелю, — ответил он раздраженно.
— О да, ты хотел бы, чтобы он арестовал меня, не так ли? Тогда ты будешь в полной безопасности, избавишься от угрозы, которую я представляю, верно?
— Ты умнее, чем я полагал, — он вздохнул с сожалением. — Елена и Джон оценили тебя более верно.
— А ты этого не хотел видеть? — с вызовом спросила Стейси. — Да, я в самом деле ничего не понимала из того, что здесь происходит. Наверное потому, что я ни о чем не беспокоилась. Я просто верила тебе и собиралась здесь жить. Но вы с вашим бессердечием, с вашей холодностью… Вы все разрушили.
Дерек сказал:
— Все, что ты можешь сказать о нас, оставь при себе. И помалкивай обо всем, что знаешь. Если не будешь молчать, то очень скоро пожалеешь, что вообще оказалась здесь.
И он ушел.
Она подождала, пока он не скроется в своей комнате, думая о том, что за причина крылась в желании Дерека и остальных Александеров видеть ее арестованной? Еще она задавалась вопросом, почему он так откровенно говорил с ней сегодня? Или у него исчезли какие-либо причины скрывать свои чувства после того, как она призналась ему в равнодушии к нему? Но хотя бы из приличия, он мог не говорить, что, кроме расчета, его ничего не привязывало к ней. Или ему в самом деле надоела эта игра?
Она не могла понять всего, что происходило в нем. Наконец, устав от этих мыслей, она стала собираться с духом, чтобы сделать еще одно важное дело. Она посидела, встала и направилась к крылу, где находились комнаты Генри и Команчи. Когда она вошла, Генри встал, тщательно прикрыл за ней дверь и застыл в ожидании.
— Я сожалею о том, что произошло с Марией, — сказала она.
Он кивнул.
— Я не умею приносить соболезнования, как это принято, мне просто никогда не приходилось этого делать. Но я очень сожалею. Объясните это, пожалуйста, Команчи вместо меня. Мария — она не должна была, вот так, неожиданно и нелепо…
Он снова кивнул. Тогда Стейси сжала за спиной кулачки и прошептала:
— Генри, я не убивала Марию. Пожалуйста, пожалуйста, поверьте мне.
По его всегда неподвижному лицу прошла зыбь, а затем он сказал очень спокойным голосом:
— Мы знаем.
— Да? Но тогда вы знаете, кто это сделал?
Не меняя позы, он передвинулся к окну и устремил взгляд на вершины гор, которые сверкали на солнце.
— А вот этого мы не знаем, — сказал он наконец.
Дверь в комнату внезапно распахнулась. Вошла Команчи. Она быстро заговорила по-испански. Генри посмотрел на Стейси, а затем подошел к Команчи. Они о чем-то пошептались, поглядывая на Стейси пустыми черными глазами, а затем просто исчезли в глубине следующей комнаты, где находилась их квартира.
Стейси ничего не оставалось делать, как вернуться к себе.
Почему Мария была убита, спрашивала она себя. Кто мог это сделать? Как она могла доказать Биллу Абелю свою невиновность? Как ей удастся покинуть Каса де Сомбра, этот Дом Теней, которые окружают его снаружи, но которых еще больше внутри?
Она ждала и надеялась, что шериф все-таки приедет. Но его не было.
Семья вновь собралась за обедом, как всегда молчаливая, отрешенная. Но теперь эта отрешенность коснулась и самих Александеров, они каким-то образом сумели отгородиться друг от друга. Это было так тяжело, что Стейси вздохнула с облегчением, когда Дерек произнес как обычно:
— Ты можешь идти в свою комнату, если закончила.
Вечер никак не кончался. Она опять была одна, наедине со своими мыслями. Наконец, она уснула.
Глава 9.
Она дремала. Сквозь дрему она услышала удары церковного колокола. Печальный, долгий, тающий звук неожиданно изменился и стал очень пронзительным и неприятным, будоража, казалось, самый утренний воздух. Она окончательно проснулась и села в постели.
