Грейс Тиффани - Кольцо с бирюзой
— Смотри! — засмеялся Грациано. — Она лазает, как обезьяна!
* * *«Я благодарю Господа от всей души вместе со всеми честными прихожанами. — Шейлок разговаривал сам с собой, прокладывая себе путь по улице, полной битого стекла и обломков кирпича. — Велики творения Господа, изучаемые всеми, кто находит в этом удовольствие. Полно чести и величия его творение, и его справедливость длится вечно».
С первым ударом колокола на церкви Мадонны дель Орто, отбивающего восемь часов, он свернул за угол и остановился. Свисая с верхнего этажа его дома, на резком мартовском ветру развевалась белая веревка.
В часовне церкви Мадонны дель Орто гуляки захихикали, когда нанятый священник окропил водой голову Джессики. Он спросил ее что-то о Христе, томящемся на деревянном кресте над алтарем, закатив глаза к небу. Ее рука была в руке Лоренцо. Джессика произнесла слова, которые ей велел произнести священник. Но пока губы ее шевелились, глаза смотрели мимо распятия на одетую в синее Мадонну на картине, висевшей на стене, на лицо Девы Марии.
Глава 16
История разнеслась по всей Венеции, хотя началось все на Риальто, где сделки совершаются даже в первый день Великого поста. Рога у еврея выросли на дюйм, и дьявол перенес его через стену гетто, потом оставил на площади Сан-Марко, где он стоял, вопя от гнева из-за потери своего бриллианта из Франкфурта и своих дукатов, а уж потом, мимолетно, из-за потери своей дочери. Соланио делла Фатториа, близнец купца Салерио, давился от смеха, изображая жесты, которые, по его мнению, делал ограбленный еврей.
— Дочь моя! — захлебываясь, говорил он, брызгаясь вином, которое было у него во рту, на рукава слушавших его купцов. — О, мои дукаты! О, моя дочь! Бежала с христианином! Справедливость! Закон! И… и… — два камня! — Он схватился за промежность и повысил голос до фальцета, а его слушатели разразились хохотом. — Два роскошных дорогих камня украдены моей дочерью!
На самом деле произошло вот что: Шейлок перебрался через стену гетто, там, где она была ниже всего, — у Фондамента дельи Ормезини, потом нанял лодку, которая перевезла его через узкий канал, отделяющий еврейскую часть от собственно Венеции. Двадцать минут спустя он появился под балконом Бассанио, где молодой человек сидел без куртки и навеселе, распевая рондо с Соланио. С улицы Шейлок прокричал оскорбления, перемежая их испанскими проклятиями, и потребовал, чтобы ему сказали, где Лоренцо ди Скиммиа. Бассанио и Соланио приставили ладони к ушам и притворились, будто не понимают его чужеземный говор. Вне себя от гнева, Шейлок схватил камень, собираясь швырнуть его в парочку, но тут как раз кто-то пробежал слева и ударил его кулаком по голове. Шейлок упал на булыжники, в левом ухе у него звенело, он посмотрел вверх и увидел Антонио, стоявшего над ним с ухмылкой на лице. Его бледная кожа, видневшаяся из-под расстегнутой рубашки, составляла резкий контраст с розовым лицом, осыпанным пудрой.
— Раз в году ты одет по сезону, щеголь, — презрительно ухмыльнулся Шейлок, когда Антонио поднял ногу, чтобы пнуть его. Шейлок схватил его за ногу и потянул, так что Антонио с воплем рухнул на землю, а Бассанио и Соланио наверху завизжали от смеха. Шейлок замахнулся, намереваясь ударить кулаком в лицо христианина, но Антонио закрыл лицо руками, и Шейлок, не веря себе, опустил кулак.
— Трус, — презрительно прошептал он.
На его голову брызнула струя воды, и он подскочил, глядя наверх. Соланио расстегнул панталоны и мочился на улицу.
— Ты теперь крещеный, еврей! — крикнул он. — Как и твоя дочь!
Бассанио нетвердо поднялся на ноги, чувствуя неловкость из-за грубой выходки купца.
— Идите домой, синьор Шейлок! — крикнул он. — Джессика сейчас уже почти замужем за Лоренцо. Соединилась с Лоренцо так тесно, как кольцо и палец. В церкви Мадонны дель Орто…
Соланио, смеясь, закрыл Бассанио рот рукой.
— Ну что ты натворил?
Шейлок сорвал с головы тюрбан, испачканный Соланио, и швырнул его в пьяного Антонио, который тщетно пытался подняться на ноги. Затем сплюнул и побежал сквозь толпу карнавальных гуляк назад в Новое гетто. Он спотыкался и скользил на влажных, поросших мхом каменных улицах, выпрямлялся и еще быстрее мчался дальше. Но когда он добежал до северо-восточной стены церкви Мадонны дель Орто, в здании было темно.
На лужайке у церкви Шейлок выхватил факел у распевающего мужчины в маске, слишком отупевшего от пьянства, чтобы заметить это похищение. Мужчина еще стоял, удивленно уставившись на свои пустые руки, а Шейлок обогнул церковь, разыскивая незапертую дверь. В конце концов он забрался в окно. Хотя он знал, что в церкви никого нет, он искал всюду — в ризнице и за алтарем, пока, наконец, в слезах не вернулся в тихую ризницу. Потом, уже у двери, Шейлок обернулся, высоко поднял факел и погрозил им нарисованному Христу, висевшему на кресте в алтаре.
— Ты! — в гневе завопил он. — Ты — кусок дерева!
Была почти полночь, когда он добрался до восточной гавани, но здесь все еще толпились горожане в маскарадных костюмах. Шейлок проталкивался сквозь толпу босоногих женщин с разрисованными лицами, любопытствующих немецких путешественников, одетых в черное несмотря на праздник, пестро разодетых венецианских гуляк, турецких моряков и купцов в фесках и мимо одинокого лысого англичанина, сидевшего на парапете, царапающего что-то на дешевой бумаге и бормочущего себе под нос — глаза у него туманились мечтой. Из костюмированных участников праздника и иностранных гостей мало кто заметил высокого мужчину без шляпы со знаком в форме сердца на рукаве, который расспрашивал носильщиков и лодочников о своей дочери.
Наконец паромщик у западной пристани за монету дал Шейлоку ответ, которого он опасался. К мужчине обращалась пара, подходящая по описанию, которое дал Шейлок. Он показал Шейлоку маленький бриллиант, который они дали ему взамен обещания доставить записку синьору Антонио ди Ардженто, которого они, торопясь подняться на борт судна, не успели отыскать. По настоянию Шейлока паромщик дал ему бумагу, и в мерцающем свете факелов Шейлок прочитал поспешно нацарапанные слова. На ломаном итальянском Лоренцо благодарил Антонио за то, что тот одолжил им свой единственный оставшийся шлюп, на котором он со своей молодой женой сможет уплыть в Геную. В записке сообщалось также, что, как договорились, они встретились на набережной с виноторговцем и в погашение долга виноторговцу, который поставил Антонио вино для его карнавального праздника, а также в качестве бонуса за любимую обезьянку этого торговца отдали ему старинное серебряное кольцо.
На следующий день Шейлок сидел в своей комнате рядом с открытой облицованной свинцом шкатулкой, которую Джессика оставила на полу, и раскачивался взад и вперед в своем таллите. Потом разорвал свои одежды и пробормотал кадиш — молитву о мертвых. На улице евреи гетто убирали с улицы стекла, кирпичи и мусор. Раввин Мадена выкрикивал снизу его имя. Но Шейлок заткнул уши.
В этот вечер он постучал в дверь Тубал-кейна.
Друг обнял его.
— Тебя не было на Риальто, — сказал он. — Ты вернешься?
— Да. — Глаза Шейлока были затуманены.
Тубал-кейн озабоченно посмотрел на него.
— Ты знаешь, они в Генуе, — проговорил он. — Ты будешь их преследовать?
— Нет.
— Не знаю, что тебе и сказать, друг мой. Сегодня я стоял рядом, когда к Антонио подошел один из его кредиторов и пожал ему руку. Этот мужчина показал ему кольцо, которое получил от твоей дочери за обезьянку.
Шейлок посмотрел на свои длинные пальцы.
— Это мое кольцо с бирюзой, — произнес он через некоторое время. — Я получил его от Лии, когда был еще холостяком.
— Ах, — только и сказал Тубал-кейн.
Губы Шейлока задрожали от боли, а может, от презрения.
— Я не продал бы его и за стаю обезьян.
— Что я могу сделать, Шейлок?
— Помоги мне.
— Мой кошелек всегда открыт для тебя! — Тубал-кейн схватил Шейлока за руку. — Как много она…
— Не это, — возразил Шейлок. — Не деньги. Вот что. Ты слышал, что суда с пряностями синьора ди Ардженто задерживаются?
— Конечно. Но не бойся, просто на море штиль. Ветер еще подует. Один корабль напоролся на риф, его уже отремонтировали. И несколько моряков сбежали с корабля в Африке, но их заменят.
— Даже если так, — сказал Шейлок. — Даже если так. Я хочу распустить слух на Риальто.
* * *На следующей день языки брокеров затрещали от восточной гавани до моста торговцев. Против всех ожиданий корабли Антонио ди Ардженто оказались пропавшими. Один пошел ко дну на мели Гудвина, второй, возвращаясь из Триполи, подвергся нападению пиратов. Третий, идя курсом из Мексики, просто исчез в западной Атлантике, вблизи Бермуд, как будто его проглотило море или он растворился в воздухе.
