Тереза Крейн - Райский уголок
— Я слышал, что Спенсер Феллафилд считает винный бизнес на Мадейре малоперспективным. Это правда? — Тоби облокотился на перила, снова устремив взгляд на картины.
— Так оно и есть. Поместье Феллафилдов находится достаточно далеко от Фуншала — это единственный городишко на острове. Только там есть гавань, где пристают туристические пароходы. Вообще-то Феллафилды всегда уделяли бизнесу меньше внимания, чем Джеймс и его семья.
Тоби приподнял бровь.
— Джентльмены и игроки?
Фиона улыбнулась:
— Можно сказать и так. Впрочем, я сомневаюсь, что Спенсеру Феллафилду понравился бы наш разговор, если бы он его слышал. Эти две семьи в течение нескольких поколений занимались одним и тем же делом.
— Насколько я знаю, на Мадейре производство вин всегда считалось гораздо более прибыльным по сравнению с обычной торговлей или выращиванием овощей и фруктов?
— Безусловно. К тому же постоянное общение с прекрасной природой придает этому занятию особое очарование. — Фиона указала на одну из картин. — Вот, посмотри, это Фуншал и бухта. Вид с полей Квинта-до-Соль, владений Феллафилдов. Видишь этот великолепный старинный дом? Мать Хьюго жила там фактически постоянно и развела вокруг дома изумительный сад. Она была страстно влюблена в эти места.
— Куда более страстно, чем в своего скучноватого мужа? Что ж, это похоже на возвышенно-чувствительную леди, — сухо заметил Тоби.
Фиона легонько шлепнула его полотенцем, которое держала под мышкой, и потянула к другой картине.
— Феллафилды владеют имением Квинта-до-Соль более ста лет. Учитывая тесное деловое сотрудничество между двумя семействами, можно считать, что Пейджеты занимались производством и продажей вина примерно столько же времени. Неудивительно, что Питер часто приезжал на Мадейру и провел там немало времени. Посмотри сюда, — она указала на небольшую картину, где был изображен прелестный, выстроенный в свободном стиле дом, окрашенный в белый цвет. Он стоял на зеленом склоне холма; ряды окон прятались за темно-зелеными ставнями, крыша терракотового цвета, формой напоминавшая пагоду, теплым пятном выделялась на фоне окружающих деревьев и синевы ясного неба. Дом был окружен садом с вымощенными дорожками: лужайки, аллеи и устроенные в виде террас клумбы. Цветы были повсюду; они покрывали ступеньки и стены, обрамляли мерцающие заводи и ручейки — буйное царство красок всех тонов и оттенков.
— Красиво, правда? Это одно из прекраснейших мест, в которых мне довелось побывать.
И вдруг в застоявшейся атмосфере старинного коридора на Фиону словно повеяло ароматом мимоз, разливающимся в хрустальном горном воздухе, перед ее взором засветились в теплых сумерках цветы бугенвиллии[3]… Она на мгновение замерла, даже растерявшись от того, как ярко вспомнилось прошлое.
— Я окончил Кембридж вместе со старшим сыном Феллафилдов, Чарльзом, — голос Тоби прервал поток ее мыслей.
— Да-да, конечно. Я просто забыла. — Тряхнув головой, она смущенно рассмеялась и состроила шутливую гримасу. — Чарльз очень похож на своего отца, правда? Они оба относятся к тому типу людей, которых невозможно представить молодыми. Но юный Хьюго не таков, поверь мне. Он не имеет с ними ничего общего. Они с Чарльзом как небо и земля. Хьюго единственный, кто продолжает серьезно заниматься винным бизнесом Феллафилдов. Джеймс обожает его; он действительно один из самых приятных молодых людей, которых я знаю. Немного слабохарактерный, как мне кажется. И временами такой безрассудный… — Фиона остановилась, подбирая слова.
Тоби молча смотрел в окно на залитые солнцем широкие поля.
— У него было нелегкое детство. После того, как мать их оставила, он находился на попечении отца и этого жуткого педанта, своего брата. — Она еще раз бросила взгляд на картину, где был изображен дом, окруженный прекрасным цветущим садом. — Не его вина, что он не обладает сильным характером. Зато Хьюго славный. Я очень люблю его. — Она поймала брошенный искоса взгляд Тоби и рассмеялась: — Конечно, люблю единственно возможным образом, по-матерински. Подожди, встретишься с ним и сам увидишь.
— Все, что мне от него нужно — чтобы он сумел точно подавать мяч. — Тоби нетерпеливо постукивал костяшками пальцев по перилам.
— Уверена, что сумеет.
— Тогда все хорошо. Увидимся. — Он утке спустился на пролет ниже.
Фиона, наклонившись через перила, позвала его:
— Тоби…
Он остановился и посмотрел наверх.
— Что?
— Как она выглядит? — Несмотря на все усилия удержаться от такого вопроса, ее женское любопытство взяло верх. — Эта Дафни, на которой ты собираешься жениться?
Тоби удивленно приподнял брови.
— Ну… Простодушная… впечатлительная… Примерно на год старше меня, — он замолчал, по-видимому, стараясь припомнить еще что-либо, достойное упоминания, но так и не найдя, по-мальчишески улыбнулся: — Вот, пожалуй, и все. Встретимся за чаем.
Фиона смотрела, как Тоби, насвистывая, сбежал вниз по широким низким ступенькам, ни разу не обернувшись.
Простодушная. Впечатлительная. И ей уже почти тридцать лет… О Боже. Бедная женщина. Знает ли она, какое сокровище ей достанется?
Едва заметная поперечная морщинка разделила пополам ее обычно гладкий лоб — так бывало, когда она о чем-нибудь глубоко задумывалась.
Войдя в роскошную ванную своего мужа, Фиона открыла краны, а затем надолго погрузилась в прохладную воду.
— Почему ты подкладываешь фазаньи яйца куропаткам? Это нечестно. — Филиппа Ван Дамм отважно прокладывала себе путь по коротко стриженной мокрой траве аллеи, почти бегом поспевая за шажищами своего длинноногого спутника.
Гидеон Бест, смуглое лицо которого как обычно было полузакрыто глубоко надвинутой поношенной егерской шляпой, подтянул повыше мешок, который нес на плече.
— Разве я не говорил тебе? Куропатка — заботливая мать, а фазаниха нет. Эта чертовка бросит гнездо, если ее спугнуть. Куропатка останется.
Споткнувшись, Филиппа едва удержалась на ногах, но Гидеон не замедлил шага.
— А зачем же ты берешь яйца и у куропаток? Ведь потом опять возвращаешь их в гнездо, когда они начинают проклевываться или, как ты это там называешь…
— Подают голос.
— Ну да, подают голос. Так почему ты не оставляешь их в гнезде?
Тем временем они дошли до расчищенного участка леса, где и находились вольеры. Каждый из них был окружен небольшим загоном, где прогуливались фазанята. Курочки, которых держали для высиживания яиц и выхаживания чужих выводков, рылись в земле и тихонько квохтали.
Гидеон прошагал к навесу, под которым стоял тяжелый медный котел, перемешал мерцающие уголья костра, разожженного еще на рассвете, и налил в котел воды. Занимаясь всем этим, он рассказывал:
— Хищники, крысы, вороны, — он вывалил меру риса и пшена в воду и перемешал, — они разоряют гнезда так же быстро, как птицы откладывают яйца.
— Так значит, ты забираешь яйца и кладешь их под наседок, а потом, перед тем, как они проклюнутся, относишь обратно в гнезда?
— Ну конечно. — Он с иронией взглянул в ее юное серьезное лицо. — Что, думаешь поднаняться на работу?
Филиппа хихикнула.
— Нет, разумеется. Просто хотела знать, вот и все. А что ты кладешь на это время в гнезда? Деревянные яйца?
— Нет, вареные.
— Вареные? И фазанихи не замечают?
— Если бы они заметили, то не приняли бы их.
— А фазаньи яйца ты кладешь под куропаток, чтобы те их высиживали?
Он выпрямился во весь рост — высокий, худой человек в поношенной одежде.
— Верно.
— И ты кормишь их, присматриваешь за ними, пока не придет время отнести клетки в лес?
— В самую чащу.
— Ну да, в чащу. И еще долгое время после этого ты продолжаешь присматривать за ними.
Он неразборчиво промычал что-то, раскатывая грязными, потемневшими пальцами пшеничное месиво и делая из него небольшие шарики.
Филиппа задумалась.
— Значит, тебе приходится немало потрудиться, чтобы сэр Джеймс и его друзья могли потом охотиться на фазанов.
Гидеон приподнял черную бровь. Улыбнувшись, она провела пальцем по шее, выкатив глаза и высунув язык.
— Государственная тайна? Дело пахнет виселицей?
— Вроде того.
— Извини, — сказала она, но в голосе ее не чувствовалось ни малейшего раскаяния. — Можно, я помогу тебе кормить цыплят.
Они молча работали минут десять. Странно выглядела эта пара: высокий широкоплечий мужчина с бесстрастным и замкнутым, как закрытое ставнями окно, лицом, напоминавший римского воина во время краткого отдыха в опасном походе, и выглядевшая моложе своих пятнадцати лет девушка — крепко сложенная, ясноглазая и улыбчивая. В простом платье в цветочек она сама на фоне зеленой лужайки напоминала яркий цветок. Их знакомство продолжалось уже неделю и за это время переросло в настоящую дружбу. А в этих краях немногие могли назвать Гидеона Беста своим другом.
