Ежи Косински - Игра страсти
К концу обеда освещение в зале вдруг стало слабым, приглушенным. Внезапно в зал вошли официанты, держа на поднятых руках украшенный чеканкой поднос, на котором стоял большой торт из мороженого, плававший в коньяке и увенчанный короной из бенгальских огней вместо свечей, обычно используемых по поводу дня рождения. Они поставили этот необычный подарок перед Фабианом, и в тот момент, когда метрдотель поднес спичку к коньяку, трио ночных менестрелей с заметным английским акцентом запели серенаду в честь «новорожденного». Серенаду подхватили друзья Фабиана, а вслед за ними и туристы, находившиеся в зале. Обрадованный и удивленный Фабиан поднялся, при этом опрокинув поднос. По его манишке, а затем пиджаку и брюкам потекла струя горящего коньяка. Он горел.
Собравшиеся дико зааплодировали, в уверенности, что пламя и горящий Фабиан составляли часть представления. В охваченной огнем одежде он побежал по залу, натыкаясь на столики по-прежнему кричавших «ура» гостей, и выбежал из боковой двери на веранду, выходившую в сад. Перемахнув через перила, он прыгнул вниз и стал кататься по мокрой от росы траве, чтобы сбить пламя. Когда, ошеломленный, он сел на землю, то его белый костюм висел на нем клочьями, ткань настолько прогорела, что были видны голая грудь и ноги.
Фабиан понимал, что должен тотчас же заняться ожогами. Подойдя к задней двери кабаре, он сообщил друзьям, что едет домой. Охранник, увидевший, в каком он виде, принял его за пьяницу или бродягу и грубо оттолкнул его. Тогда Фабиан подошел к парадному входу, где пары, одетые в вечернее платье, ждали своей очереди, чтобы попасть в кабаре. Охранник снова оттолкнул его.
Боль, терзавшая Фабиана, усиливалась. Он проник в сад, откуда залез на веранду и вернулся в ресторан через ту же дверь, из которой вышел.
Приблизившись к своему столику, он был встречен громом аплодисментов и взрывами хохота друзей и гостей за соседними столиками. Сочтя его непрезентабельный вид шуткой, они тотчас открыли двухлитровую бутылку шампанского и принялись орошать искрящимся вином Фабиана и его ожоги.
Лишь после того как Фабиан сел за стол, он вспомнил: охранник, что так грубо оттолкнул его, был тем самым проводником, некогда участвовавшим в вылазке в Каката, которого Елена обвинила в убийстве Франсиско де Тормеса.
В более спокойные времена Фабиан возвращался на лоно природы, которая никогда не была навязчивой. Она являлась к нему в виде зеленой лесной полосы, ароматов леса, невысокого кустарника, окаймлявшего берег озера, наполовину исчезнувших следов колес на грунтовой дороге.
В другие дни, наполненные суетой, его утешал город. Приезжая туда, Фабиан медленно ехал по улицам, разглядывая тротуары, аллеи и скамейки в надежде увидеть одинокую женскую фигуру. Его мог возбудить как локон волос за девичьим ушком или очертания бедер, так и звук ее голоса, то, что и как она говорила ему в ответ. Она должна была оказаться молодой, высокой, стройной, длинноногой, с большими глазами и густыми волосами, крупным ртом, отдающей себе отчет в том, какое впечатление она производит на мужчин своей фигурой и походкой.
Она должна была понимать, что он может предложить ей лишь союз на ночь, один уикенд, в крайнем случае встречи в течение нескольких вечеров. Человек, привыкший к просторам полей и дорог, чей образ жизни был связан с резкими переменами и переездами, Фабиан не мог позволить себе надолго задерживаться в городах. Он отыскивал себе партнерш со столь же непостоянной, жадной натурой, как и у него самого, которые, как и он, были готовы легко сблизиться, а затем так же легко расстаться.
_____Однажды вечером, сидя в баре, Фабиан встретился со старым знакомым, известным спортивным телекомментатором, который время от времени приглашал его выступить в своей программе для обсуждения различных состязаний по поло или конному спорту. Стивен Гордон-Смит, которому недавно перевалило за пятьдесят, был красивым господином с мужественным голосом, жестами и внешностью, с той непосредственной, открытой манерой, которая свойственна людям его профессии. Они оба собирались выпить, как вдруг в дальнем углу бара Фабиан заметил двух молодых женщин, с которыми познакомился еще в начале того года. Это были модели, работавшие у владельца фабрики по пошиву одежды и жившие в пригороде Нью-Йорка.
Фабиан знаком пригласил их к столику и, когда они подошли к ним, представил их Гордон-Смиту. Обе женщины были латиноамериканского происхождения, лет двадцати с небольшим — темноволосые, исполненные женственности и жизнерадостные, с крупными, но красивыми чертами лица и выразительными глазами. Высокие и стройные, они гордились тем, что у них большие груди, тонкие талии и тугие ягодицы.
Гордон-Смит не скрывал удовольствия, которое получил от знакомства с девушками, в особенности с Дианой — той, что посмелее, открыто флиртовавшей с ним. Фабиан заметил, что восхищение его друга усиливается, и, когда ее подруга поднялась из-за столика (у нее была деловая встреча), Фабиан тоже покинул бар.
Три или четыре недели спустя, после интервью по поводу турнира памяти Юджина Стэнхоупа, Гордон-Смит пригласил Фабиана на ужин и признался, что почти постоянно встречается с Дианой и намеревается взять отпуск, чтобы освободиться от работы в телекомпании — и жены — и попутешествовать в компании с Дианой.
Фабиан, знавший, сколь строги порядки в крупнейших телекомпаниях, был удивлен решением друга. Оно показалось ему особенно странным ввиду нежной привязанности Гордон-Смита к своей жене Эмили, на которой он был женат больше двадцати лет. Фабиан однажды встретил Эмили и двух их дочерей, когда они сопровождали Гордон-Смита на чемпионат по поло, устроенный Айви-колледжем во время недолгого пребывания Фабиана в нем в качестве тренера.
— Насколько хорошо ты знаешь Диану? — осторожно спросил Фабиан.
— Настолько, насколько мужчина может узнать женщину, — широко улыбнулся Гордон-Смит, посмотрев на него по-свойски.
— Много ли она рассказывала тебе о своей жизни?
— А что ей о ней рассказывать? — отвечал телекомментатор. — Не забывай, ей всего двадцать четыре.
— И что за жизнь у нее была? — все тем же небрежным тоном продолжал расспрашивать его Фабиан.
— Разве она сама тебе ничего не говорила? — пожал плечами Гордон-Смит. Прошлое Дианы не очень-то его интересовало.
— Когда я знакомил вас, — возразил Фабиан, — рассказывать семейные истории было некогда.
— Видишь ли, Диана покинула Эквадор — а может, Никарагуа? — незадолго до одного из тех государственных переворотов. Тогда-то их семейство и разорилось, и она эмигрировала сюда вместе со своей теткой, — терпеливо объяснял Гордон-Смит. — Немного позанимавшись с частным учителем, она освоила язык, затем работала в салоне красоты. Потом была занята в модельном бизнесе, работала не то координатором, не то моделью. — Гордон-Смит умолк на полуслове, с удовольствием сменив тему, и протянул руку к кейсу. Перед взором Фабиана появилась целая папка глянцевых, аккуратно наклеенных на картон фотографий. Диана улыбалась ему с цветных и черно-белых снимков.
— Разве она не прекрасна? — восторженно воскликнул Гордон-Смит, разложив на столе фотографии.
— Да, в самом деле, — согласился Фабиан. — В какую эффектную даму она превратилась!
— На своем веку я повидал немало женщин, — перегнувшись к нему через стол, сказал тележурналист, — но ни одна женщина не доставляла мне столько удовольствия. — Он с решительным видом показал на фото Дианы.
— Она понимает тебя? — продолжал допытываться Фабиан.
— В сексуальном смысле нет ничего такого, чего бы она не знала обо мне. Ничего! — Допив свой бокал, он потянулся за другим, который поставил перед ним официант. — Мы такие открытые друг перед другом, такие раскрепощенные.
— И сколько времени ты намереваешься оставаться с Дианой? — спросил Фабиан, скрывая свое смущение.
— Диана заставила меня понять, какой серой жизнью я жил до этого, — выделяя каждое слово, отвечал Гордон-Смит. — Теперь я хочу все изменить. — Он умолк, затем бросил на Фабиана взгляд, в котором были вызов и в то же время просьба о поддержке. — Даже если мне придется порвать с прошлым.
— А как твоя семья?
— Девочки уже взрослые, — отмахнулся Гордон-Смит. — Что касается Эмили… — Помолчав, он продолжал: — Эмили, как и я, вольна в своих поступках.
— А служба?
Ежась под испытующим взглядом приятеля, Гордон-Смит отвечал:
— Служба не имеет никакого отношения к моей жизни до тех пор, пока она остается моим личным делом.
Понимая, что он не вправе скрывать то, что ему известно, Фабиан осторожно заметил:
— Диана своеобразный тип.
— Она любит везде бывать, любит путешествовать, — снисходительно улыбнулся Гордон-Смит. — На прошлой неделе она отвезла меня аж в Майами, чтобы она могла там позагорать и покрасоваться в таком виде. Пожалуй, я побывал чуть ли не на всех дискотеках. — Смеясь, он поднял глаза и увидел странное выражение на лице Фабиана. — Ты знаешь о Диане нечто такое, что скрываешь от меня? — неожиданно резко спросил он.
