Паркинсон Кийз - Любовь в наследство, или Пароходная готика. Книга 2
— Тебе бы надо было оказаться с нами, чернокожий, — насмехался кто-то из группы, севшей в поезд в Батон-Руже. — В последнюю ночку мы здорово погудели. Именно здорово! А что мы вытворяли с девчонками! Не знаю, осталось ли во мне достаточно мужского начала, чтобы пройти армейскую проверку…
— Э, тебе не придется проходить проверку, пока они не пошлют тебя к Бьюрегарду, или в Хьюстон, или куда там еще. А к тому времени мы отъедимся, так что можешь не беспокоиться за свое «мужское начало», если у тебя там действительно что-нибудь есть.
— Ты-то не волнуйся за него, мы можем проверить это в любое время, когда пожелаешь.
— Ох, оставьте его лучше для немцев и, ради Бога, заткнитесь, мне спать охота.
Кто-то в конце вагона запел, а остальные подхватили:
Теперь ты в армии, друг,Оставил дом, оставил плуг,И никогда не станешь ты богат,Теперь ты в армии, в армии, брат.
Ларри сидел, втиснувшись в сиденье из розового плюша, рядом с тем парнем, у которого огромные уши и шарообразная голова. Теперь этот новобранец добровольно просветил Ларри о своей персоне: его зовут Жюль Робине, он рабочий сахарного завода из Батон-Ружа, семья его живет на берегу близ Паолины, где все выращивают черный табак. Однако уйти из дома и поступить на сахарный завод он решил, соблазнившись огромными заработками, и ему ненавистна мысль поменять свой заработок на какие-то тридцать баксов в месяц. Ведь он экономил деньги, чтобы жениться. Субъект с бакенбардами, сидевший рядом и внимательно прислушивавшийся к их беседе, тоже решил поведать о себе: его вытащили из Манила-вилладж в бухте Баратария, где он отсиживался в надежде избежать призыва; однако власти разузнали о его местонахождении и прислали за ним представителя, чтобы привезти его в Сент-Джеймс. Судя по его словам, он последовал за чиновником без всяких протестов. И вообще, по-видимому, не стоило винить этого парня за попытку уклониться от службы, потому что его работа в рыболовецкой бригаде из Санто-Бахо была ненамного лучше, чем пребывание в армии. Кроме того, по его словам, когда у тебя есть деньги, ты всегда можешь как следует напиться в Мартле Гроув… Но раз уж угодил сюда, то о’кей, ладно, дайте же ему рассказать дальше…
* * *Поезд, подрагивая на стыках рельсов, миновал Кеннер, потом — огромный овощной склад и через некоторое время подъехал к Карроллтону. Яркое солнце отбрасывало длинные тени на запад, когда вагоны прогрохотали мимо каких-то трущоб и остановились у кирпичного здания станции, на ступенях которой их ожидал дюжий сержант с выдающимся вперед подбородком и в ухарски заломленной фуражке. Он проорал диким голосом:
— Так, все сопливые вон туда — к тому посту!
За спиной Ларри послышался возмущенный ропот:
— Да что он о себе возомнил, этот придурок? Да содрать с него форму, и я, черт возьми, покажу, кому надо вытереть нос!
Однако эти слова были произнесены осторожным шепотом, и новобранцы послушно направились к указанному месту. Сержант поднял руку, призывая к вниманию.
— Слушайте меня, парни! — резко начал он. — Наверное, кое-кто из вас большие шишки в вашем городе. И раньше, наверное, вы указывали людям, что им делать. Но теперь вы в армии, и первое, что вам придется усвоить: вы должны выполнять то, что вам велят. Итак, зарубите себе это на носу! Снаружи вас ожидают грузовики. Они отвезут вас в казармы.
— Эй, а когда мы будем жрать? — раздался откуда-то из толпы язвительный голос.
— Сразу же отвечу. Есть будете, как только доберетесь до казарм.
— К черту еду, когда мы будем пить? — выкрикнул другой голос. За ним последовал хохот. Сейчас они шли по Рампант-стрит, а через дорогу было много забегаловок и магазинов, где торговали спиртным навынос.
Завтрак был обильным и на удивление вкусным. Перед новобранцами стояли блюда с ветчиной и яичницей, миски с овсянкой, кружки с кофе и хлеб с маслом.
— А знаете, неплохо, — заметил кто-то. — Я бы все время жрал такое.
— Лучше не налегай на кофе, — посоветовал один парень, который прежде говорил, что его совершенно не волнует, во сколько они доберутся до Нового Орлеана. — Мне сказали, что они туда подмешивают бром, чтобы некоторым образом повлиять на нашу «природу», а то, не ровен час, еще дезертируешь, после того как какое-то время побудешь в лагере.
— Да ну, по-моему, все это вранье! Ты вообще когда-нибудь думаешь о чем-нибудь еще, кроме своей «природы»?
— Кстати, это не самое плохое — думать о ней. Я просто передаю то, что мне сказали. По мне, так немножко брома просто отвлечет меня от разных мыслей…
— Эй, всем выходить и строиться! — неожиданно пролаял голос с порога. — Ну же, пошли, мошенники!
По этой команде все отправились на отдаленный участок, где им было приказано «погулять». Новобранцы начали бесцельно прохаживаться, собирая сигаретные окурки, спички, куски опавших листьев и тому подобное, а потом бросали это все в мусорные баки. Этим они занимались до обеда, после чего всех собрали гуртом, привели в помещение столовой и накормили жареной ягнятиной, зеленым горошком, отварным картофелем и кофе. Все это им принесли солдаты, служащие при столовой, и новобранцы за едой обсуждали ситуацию в общих чертах.
— По-моему, совсем неплохо! Знаешь, мне, кажется, начинают нравится эти армейские, раз у них даже есть люди, которые прислуживают тебе, когда ты жрешь…
— Как ты думаешь, нам разрешат сегодня вечером выйти в город? Я слышал…
— Ничего у тебя не выгорит, дружище. Сегодня вечером они отправят нас к Бьюрегарду…
И вправду после раннего ужина новобранцев сразу же посадили в поезд, на этот раз — в военный эшелон.
* * *Поезд остановился в малонаселенной части Батон-Ружа, после чего направился к парому, на котором был перевезен через Миссисиппи под аккомпанемент хриплых пароходных гудков и при свете фонариков стрелочников. В вагоне стихли бодрые песни. В одной части резались в кости; в другой шли нескончаемые разговоры о различных проделках, то и дело сопровождаемые взрывами гомерического хохота. Ларри не стал присоединяться ни к одной из групп и где-то после Морганзы провалился в сон и проспал до рассвета, пока его не разбудил скрежет подпрыгивающих на стыках рельсов вагонов, когда поезд переводили на другой путь на сортировочной станции в Александрии, чтобы отправить дальше по семимильной ветке, заканчивающейся прямо в военном лагере Бьюрегарда. Солнце только начало подниматься, когда поезд окончательно остановился, и тут же проревели команды: «Всем выходить! Да поживей, вы теперь в армии!» Парни тут же повскакивали со своих коек. Их выстроили в четыре шеренги, они стояли, переминаясь с ноги на ногу, чувствуя себя весьма смущенно даже среди своих. Новый сержант — высокий широкоплечий мужчина с плоским животом и покрытым шрамами лицом — волком смотрел на новоприбывших. Поля его шляпы были настолько жесткими, что казалось, они сделаны из металла; манжеты и кокетка на рубахе из саржи были отутюжены до тонкости лезвия бритвы, парусиновые штаны отдраены почти до белизны. Голос звучал хрипло и резко:
— …Когда я вижу шайку таких неопрятных мошенников, разве могу я ожидать, что из такого дерьма получатся солдаты?! Молчать! Прекратить разговорчики в строю! Теперь вы, мошенники, будете слушать только меня, иначе заставлю чистить сортир! Нельзя пытаться научить вас чему-то, если вы не знаете, где у вас право, а где лево. Поэтому будете брать пример с меня!
И вот неуклюжие шеренги новобранцев потянулись к деревянному строению, где за длинными, сбитыми из досок столами сидели множество клерков. Там новобранцев занесли в списки, выдали каждому бумаги и провели к двери в дальнем конце здания, где их разделили на группы поменьше, которые, в свою очередь, направили к другим группам, находящимся на улице и называющимся, как вскоре узнал Ларри, ожидающие назначения. Их группами по восемь человек прикрепили к пирамидальной формы палаткам, стоящим рядами на улице, и сказали, чтобы они разложили свои пожитки на стальных койках, находящихся внутри; а потом, спустя несколько минут, их снова вызвали, выстроили и повели к складу, где выдали по котелку и ложке и дали указания по их использованию. После этого с жестяной миской в одной руке, а в другой — с кружкой, ножом, вилкой и ложкой, они выстроились в длинную очередь за завтраком, который и был съеден с небывалой скоростью. Как только завтрак закончился, их снова отвели к соответствующим палаткам лишь для того, чтобы тут же они промаршировали к голому, напоминающему туннель зданию, где их подвергли тщательному физическому осмотру.
— Вдохнуть, выдохнуть! Отставить левую ногу назад. Так. Теперь правую. Все прекрасно! Пошел! — раздавались отрывистые команды.
