Кристина Арноти - Отличный парень
— Вы учились во Франции? — спрашивает Анук.
Она не знает, о чем говорить со столь любезным собеседником.
— Я провел полгода во Франции. Меня туда посылала армия… На курсы усовершенствования.
— Чем же вы занимаетесь в жизни?
— Служу в одной фирме, — говорит он. — Раньше было интереснее работать. И денег я зарабатывал намного больше. А ваш муж? Чем занимается он? У него, должно быть, высоко оплачиваемая должность, раз он может привезти вас в Вашингтон… И поселиться в таком дорогом отеле…
— Вы тоже остановились в этом отеле, — говорит Анук.
— Только на одну ночь. И только потому, что я не нашел свободного номера в других отелях. Тридцать пять долларов за одну ночь — это мне не по карману…
— Мой отец оплатил поездку, — говорит Анук.
— Если он располагает такими средствами, — произносит американец, — то это весьма мило с его стороны. Не всякий способен на подобное… Вы сказали, что он торгует картинами…
— Да…
— Отличное занятие… Где находится его магазин? В каком квартале Парижа?
— Рядом с Сеной, — говорит Анук. — На левом берегу.
— Конечно, на левом берегу. Все студенты покупают там репродукции знаменитых картин… Он торгует также рамами или же только одними репродукциями?
— Нет, рамами он не торгует, — говорит Анук.
Она вспоминает, что ручки дедова гроба были сделаны согласно его завещанию из чистого золота.
«По крайней мере, — сказал дед после того, как его разбил паралич, — мой сын будет проливать искренние слезы, когда будет идти за моим гробом. Его горе будет поистине безутешным. Внучка, твой отец — мелкий лавочник в душе. Если он увидит, что вместе со мной в землю зарывают целый килограмм чистого золота, он упадет от жадности в обморок».
Она смотрит на американца. Этот парень ничего не знает о ней. Он видит перед собой лишь молодую француженку, которой чудом удалось попасть в Вашингтон. Она ничем не отличается от своих молодых соотечественниц.
— Я получаю тысячу пятьдесят долларов в месяц. Из этой суммы надо вычесть налоги. У нас так много налогов… Ваш муж зарабатывает столько же?
— Наверное… Около того…
— Зарплату мужа надо знать… Если он получает столько, сколько получаю я, то ему повезло. И все-таки мне кажется, что он зарабатывает немного больше меня, раз он может привезти вас в Вашингтон. У вас имеется своя машина? Дороти ездит на своей…
— У меня совсем маленькая машина, — говорит она.
Американец склоняется к ней. Он кладет свою ладонь на ее руку.
— Я даже не знаю вашей фамилии…
У нее перехватывает дыхание. Она не чувствует ног под собой. Стив нарушил ее душевное равновесие. И не важно, говорит ли он о своей заработной плате или же о бровях своей драгоценной Дороти. Анук закрывает глаза. «Хоть бы он сейчас поцеловал меня… на добрую память», — думает она.
— Почему вы закрыли глаза? — спрашивает Стив.
— Я хочу получше рассмотреть вас, — отвечает она по-французски.
— Я не понимаю вас…
Она продолжает по-английски:
— Это от разницы времени… Возможно, я устала…
— Допивайте ваш кофе и уходим отсюда… — говорит Стив.
— Я хочу еще кока-колу…
— Кока-колу? После кофе?
— Да. Мне хочется пить.
— Сейчас принесу…
Ему кажется странным, что можно пить один за другим два таких разных напитка.
Анук смотрит ему вслед. Он становится в хвост очереди, которая кажется еще длиннее. Ее сердце колотится в груди. Она зажигает сигарету. Она не отрывает глаз от Стива. Он пошел за кока-колой для нее. В этот короткий отрезок времени он принадлежит только ей. Каждый его жест. Вот он приближается к прилавку. Его рука потянулась за бутылкой кока-колы. Чернокожая женщина открывает ему бутылку. Он осторожно зажимает бутылку в ладонь и продолжает двигаться вперед вдоль прилавка. Вот он, наконец, подходит к кассе и расплачивается. Он возвращается к ней. Он идет через весь зал. Сейчас он похож на угловатого подростка. Когда он неловко опускается на стул рядом с ней, девушка чувствует, как ее сердце разрывается от нежности к нему. Он улыбается. «Извините», — произносит Стив по-английски. Его мягкая манера говорить не соответствует исходящей от него энергетике. Как было бы здорово превратиться на секунду в маленького пушистого зверька, чтобы он приласкал ее и спрятал на своей груди. Хватит! На чужой каравай рот не разевай! Считай этот день подарком судьбы…
— Ваша кока… — говорит Стив.
Она отпивает глоток и произносит:
— Мне кажется, что вам легко и приятно жить в этой стране.
Он усаживается поудобнее на стуле.
— Да, — говорит он. — Однако не всем так повезло, как мне. Когда я встретился со своим старым другом Фредом, то был потрясен. Я приехал повидаться с ним… Он — мой настоящий товарищ… И даже больше того. Брат… Больше чем брат. Он…
— Что с ним?
— Он был серьезно болен…
— Чем? — спрашивает она, думая совсем о другом.
— Вьетнамом. Я-то легко отделался. А он… Он впал в сильнейшую депрессию. Все раздражает его…
— И что же он не хочет делать? — спрашивает Анук.
— Убивать… — отвечает Стив.
Он улыбается.
Анук опрокидывает стакан. Остатки кока-колы разливаются по столу…
Стив качает головой.
— Какая вы неловкая… Хотите еще?
— Нет, — отвечает она. И поднимается со стула. — Пошли.
— Вы выпили слишком много жидкости… Кофе и половину бутылки кока-колы…
Они снова идут по коридору.
— А как он сейчас? Выздоровел?
Стив пожал плечами.
— Кажется. Он живет с матерью…
Когда они вышли на улицу, Анук почувствовала себя так, словно ее облили кипятком.
— Пошли, — говорит американец.
Едва устроившись на сиденье в автомобиле, Стив сразу же включает кондиционер.
— Вам хочется, чтобы было холодно или очень холодно?..
— Холодно.
Резкий вой сирены. Похожий на долгий жалобный плач. Мимо на полной скорости мчатся два автомобиля.
— Если слышишь полицейскую сирену, — говорит Стив, — надо остановиться.
Они трогаются с места. Полицейские машины уже далеко впереди.
— Я покажу вам памятник Линкольну. А затем мы двинемся вверх по течению реки на катере Фреда. Он разрешает мне брать его катер, когда я приезжаю в Вашингтон. До Вьетнама мы часто катались на водных лыжах вместе с ним.
— Он милый, этот ваш Фред, — говорит Анук.
— Да. Очень.
— Он работает?
— От случая к случаю.
— Вы не расскажете, что же именно произошло с ним во Вьетнаме? — спрашивает Анук.
— Лучше смотрите по сторонам. Вашингтон — красивый город… Я могу отвезти вас на кладбище Арлингтон, где покоится прах президента Кеннеди…
— Что ждет солдата на войне, если он впадает в депрессию?
— Его отсылают на родину… и пытаются вылечить…
Только не Фреда… Посмотрите на Потомак… А вот и мосты… Не правда ли, красивый город? Вашингтон!
— …и что же с Фредом?
— В момент обострения болезни он способен убить любого, даже меня.
— О! — произносит Анук. — Это ужасно…
— А вот и памятник Линкольну…
— Как храм из белого мрамора, — произносит Анук.
— Посмотрите… На статую позади колоннады.
— Да, — говорит она. — Это красиво.
Стив останавливает машину.
— Всего на пять минут… Пошли, я представлю вас Линкольну. Это был великий американец.
— Великий американец, — повторяет она.
И затем добавляет почти без лукавства:
— А вы — какой американец? Великий? Средний? Маленький?
— Просто американец, — говорит он, — такой же, как все.
Она пытается найти точный перевод:
— Трудоголик? У нас это называется средним звеном.
Стив кажется рассеянным.
— Между языками есть разница, — говорит он. — Мы с вами никогда не сможем говорить об одних и тех же вещах, употребляя одинаковые слова.
Он не смотрит на нее.
— У вас другая жизнь, другие привычки… Другие слова и другие люди…
В этот момент у него совсем отчужденное выражение лица.
Раскаленная на солнце машина Стива припаркована на обочине шоссе, извивающегося кольцом вокруг памятника Линкольну. Отсюда монумент кажется особенно величественным. Белые мраморные ступени ведут к белоснежным мраморным колоннам, за которыми возвышается памятник президенту, изображенному сидящим на мраморном стуле. Через ветровое стекло Анук смотрит на простирающийся перед ней широкий зеленый проспект. Справа вдалеке виднеется купол Капитолия.
Анук понимает, что пришло время выйти из машины и быстро подняться вверх по мраморным ступеням. Надо показать этому флегматичному американцу, на что способна француженка. Какая она красивая и умная. Произнести несколько критических фраз в адрес Нового Света. Высказать свое мнение по поводу этого помпезного памятника. Упрекнуть Америку в гигантомании.
