Терри Лоуренс - Мужчина достойный любви
А когда она не ответила, он пояснил это руками, прогулявшись пальцами по шее, по ключицам, по местам любовных укусов на правой груди.
Она прикрыла его руку своей.
— Было так приятно!
Он спросил, дьявольски усмехнувшись:
— А теперь?
Сердце у нее раскрывалось, когда он начинал поддразнивать ее. Они вели себя, как любая другая любящая пара: ублажали друг друга, подначивали, играли друг с другом — и бросали вызов судьбе. Жизни их были связаны с жизнями Хелены и Реджи. И Авроры. Они не имели права…
— Рейли…
— Я раньше не замечал, что вы так часто закусываете губу.
А она никогда не замечала, как вкусно брать в рот мыло, пока он не провел пальцами по нижней губе.
— Я люблю тебя.
— Днем это выглядело иначе, — прошептала она. — После того, как мы…
Он поглядел на воду.
А она захотела, чтобы он поглядел на нее.
— Нам всегда будет так неловко?
— Только тогда, когда мне нельзя будет говорить, что я на самом деле чувствую.
— Но я тебя не люблю. — Она не хотела его любить. Вот это не было ложью.
— А я все же рискну.
Мелисса грустно улыбнулась, проведя влажной рукой по шраму.
— Ты и так слишком часто рисковал.
Он крепко взял ее за руки и поставил на ноги.
— Мне всегда будет мало. Разреши мне любить тебя, девочка моя.
Она покачала головой, и влажные пряди забились о плечи.
— Я ничего не могу тебе обещать. Я не знаю, как долго я тут пробуду.
Она всегда тут будет, понимал Рейли, ее дух, как призрак, будет преследовать этот дом, точно так же, как он обязательно будет преследовать его, если Рейли не уговорит ее остаться. Он вынул ее из ванны и лишний раз убедился, до чего изящно и совершенно ее тело. Для нее был открыт только один путь: к нему в объятия. Его намокшая одежда прилипла к телу.
Она расстегнула одну из пуговиц на его рубашке.
— Я не могу дать тебе то, что ты хочешь.
Большим пальцем он приподнял ей подбородок.
— А вот это хочу дать тебе я. Разреши мне сделать это так, как нам следовало бы сделать это днем.
Она тихонько засопела, и выражение лица на этот раз было призывно-лукавым.
— Я, как мне помнится, не жаловалась.
— Я слишком быстро прекратил.
— Ты рассердился.
— Не люблю притворяться.
Он прижал ее к себе, бедро к бедру, а длинные, узенькие пальчики ее ног обнимали носки его безупречно начищенных туфель.
— Я хотел тебя любить, но не мог, не сказав тебе об этом. Тебе не надо ничего мне обещать или делать выбор между мной и верностью маленькой девочке. Просто разреши мне любить тебя.
Он поцеловал ее долго и медленно, чувствуя, как она трепещет в его объятиях. Еще вчера он и представить себе не мог, что будет держать ее так, любить ее. И все же дорога казалась дольше, чем всегда, а их провода высокого напряжения могли опасно наложиться друг на друга. Множество факторов было им неподконтрольно. Он решил выбросить их из головы. Этой ночью он будет любить ее так, как ему следовало любить ее с самого начала.
Рейли отпихнул полотенце в сторону камина. Плотный, ворсистый ковер будет слишком короток для их тел.
Мелисса игриво тронула его ногой.
— Тебе не нравится тигровая шкура?
— А разве этот зверь не объявлен вымирающим видом?
— Боюсь, что благодаря таким охотникам, как шестой лорд Дарби. Он привез эту шкуру из Индии еще в прошлом веке.
— Хорошо, что это не шкура жены третьего лорда, — тихонько проговорила Мелисса.
Они оба расхохотались, и напряженность спала, как лопнули мыльные пузыри в ванне. Он показал ей, что это значит — ощутить обнаженным телом ворс звериной шкуры.
Она почувствовала, что дневная встреча оставила отметины на ее теле — и не только в виде любовных укусов. Новые ощущения накладывались на старые. Ни один другой мужчина не давал ей одновременно ощущение полнейшей безопасности и неумолимой угрозы. Телесной безопасности и эмоциональной обнаженности. Он сдирал с нее все защитные покровы, и она позволяла ему это делать.
Рейли обрушил на нее бесчисленные поцелуи, град интимных прикосновений. Когда он поднялся, она жаждала вернуть его к себе, переплести свои руки и ноги с его руками и ногами. Но с неохотой была вынуждена его отпустить. Встав над нею, он разделся, а потом погасил свет.
В комнате стало теплее, словно в женском чреве. Пляшущий в камине огонь был красным и горячим. Пламя свечей выглядело холодно-голубым на фоне глазурованных плиток. Рейли раскрыл стоящий в углу шкафчик и достал оттуда новые свечи и спички.
Мелисса лениво поворачивала голову, следя за тем, как он зажигает свечу за свечой, и язычки пламени, шипя, встают по стойке «смирно», становясь все стройнее по мере того, как пламя разгорается ярче. Она наблюдала за его телом, плотным и крепко сбитым, за тем, как на него ложатся тени, искажая очертания великолепных мускулов, за его животной грацией.
— Если бы я не знала, что к чему, я бы решила, что ты опять захотел меня соблазнить.
Он увидел ее лукавую усмешку и разглядел под ней легкую тень недоверия. Мелисса подобрала колени, а кончиками пальцев стала рисовать круги на животе. Минутная стеснительность не помешала раскраснеться ее грудям, появлению на лице вызывающей улыбки. Он влюбился в весьма непростую женщину. Заниматься с нею любовью — самое простое из всего, что с этим будет связано.
Рейли не позволял себе пренебречь ни одной мелочью, давая ей возможность пожирать его взглядом, пока он расхаживал по помещению. Последнюю свечу он поставил у сияющего алмазным блеском окна.
— Уж не умерла ли она здесь? — спросила Мелисса. — Жена третьего лорда. Может, он приковал ее цепями или сделал с нею еще что-нибудь похлеще?
Рейли с легкостью опустился рядом с ней.
— Здесь она встречалась со своим возлюбленным. В течение почти двадцати лет. Пожениться они не могли.
— Это такая трагедия? Ведь они обладали друг другом.
— Только тайно.
Опершись на локоть, он протянул свободную руку к ее блуждающей руке. Он наложил свои пальцы поверх ее пальцев точно так же, как клал ее руку в вертолете на рычаг управления. Он хотел, чтобы она соучаствовала и в любви. Поднеся ее руку поближе, он стал целовать каждый ее пальчик и облизывать языком ладошку. А затем стал вести ее, показывать, как его трогать, когда двигаться, а когда замирать.
Его хитроумная интуиция дала свои плоды. Он буквально скрежетал зубами, когда она доводила его до грани.
— Я тебя предупреждал, — заявил он. — Я собираюсь любить тебя так долго, насколько хватит сил. — Рейли хотел любить ее так, чтобы она не смела отрицать, что чувство между ними — настоящее, чтобы она поняла, что принадлежит только ему.
Рука ее замедлила движение, а улыбка стала шире. Она отпустила его и положила обе руки ему на грудь. Потом обняла его, вонзила ногти в спину и притянула его к себе.
— Не пора ли нам начать? — проговорила она.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
Мелисса стояла на крыльце Бедфорд-хауза. Миллер позвонил им из «роллс-ройса» и предупредил, что они прибудут через десять минут. В доме развернулась бешеная деятельность. Шеф-повар приготовила ланч. Кроули прочистил дорожки граблями и выложил уголки камушками. Горничные сменили белье на всех постелях и расставили вазы с цветами.
Рейли поднес свой букет лично: две красные розы и три белые. Белые символизировали дни, когда он к ней приходил. Красные — ночи. Если бы Миллер не позвонил, они бы так и оставались у нее в комнате. И рука Рейли так бы и обнимала ее бедро, гуляла между ног…
Стоя на ступенях Бедфорд-хауза, нервно подергивая пуговицы блузки, Мелисса дивилась тому, как переменились их отношения. Сменяющие друг друга дни не затмили память о любовной встрече перед камином, в крохотной экзотической ванной комнате. Яростный и гордый, он похитил у нее способность дышать своей неуемной требовательностью. А затем похитил ее сердце внезапной нежностью, когда постепенно овладевал ею, словно расчленяя ее тело. Ее сверхчувствительная плоть отмечала каждый миллиметр проникновения, а его поршень заполнял ее, пока тело ее не взбунтовалось от того, как он толст и как глубоко собирается в нее проникнуть. И он стал двигаться размашисто и в то же время медленно, разжигая ярко пылающий, неугасимый огонь.
Она тогда отвернулась, не в силах это вынести. Для нее это было чересчур, это была демонстрация того, на что способна настоящая любовь. А его полнейший самоконтроль лишь подчеркивал, до какой степени она подошла к самой грани. По щекам ее бежали слезы, когда она умоляла его двигаться быстрее, брать ее до конца. Наконец, он заклеймил ее своим орудием, сотрясаясь в опустошительном оргазме, обрушившимся на их обоих.
Больше он так не делал.
Они встречались в коридорах, на пороге комнат, у каменной арки у входа в конюшню. Каждый раз было так, как в коттедже. Для нее и только для нее. Каждый раз, когда он ее ласкал или брал с силой, он держался на расстоянии и держал данное им слово: он не будет спать вместе с ней до тех пор, пока не сможет назвать ее своей. За исключением того самого случая, так потрясшего ее, он не отдавал ей той части своего тела до тех пор, пока она, желая его, не приходила на грань отчаяния.
